Собрание сочинений в 6 томах. Том 2 - Грэм Грин

когда я получил вторую телеграмму, у меня все так перепуталось в голове, что я подумал: произошла ошибка, она еще жива. И на какую-то минуту, пока не сообразил, что случилось, меня это… испугало. Вот в чем был ужас! Я подумал: теперь начнутся тревоги и мучения. Но, когда я понял, я сразу успокоился: ведь она умерла, и можно ее понемножку забыть.

— И вы ее забыли?

— Я теперь вспоминаю ее не так уж часто. Понимаете, я ведь не видел, как она умирала. Это выпало на долю жены.

Его удивляло, как легко и быстро они подружились. Их тесно сблизили две смерти.

— Не знаю, что бы я здесь без вас делала, — сказала она.

— Ну, тут бы все о вас заботились.

— Мне кажется, они меня боятся, — заметила она. Он рассмеялся. — Нет, в самом деле. Лейтенант Багстер — он летчик — пригласил меня сегодня на пляж, но я видела, что он меня боится. Потому что я невеселая и еще из-за мужа. Все на пляже делали вид, будто им весело, я тоже скалила зубы, но у меня ничего не получалось. Помните, когда первый раз в жизни идешь на вечеринку, поднимаешься по лестнице, слышишь чужие голоса и не знаешь, что ты должна говорить. Вот так было и со мной. Я сидела в купальном костюме миссис Картер и скалила зубы, а Багстер поглаживал мою ногу, и мне очень хотелось домой.

— Теперь уже недолго ждать.

— Я говорю совсем не про тот дом. Я говорю про этот, где я могу запереть дверь и не откликаться, когда стучат. Я еще не хочу уезжать.

— Но разве вам здесь хорошо?

— Я боюсь океана, — сказала она.

— Вам он снится?

— Нет. Иногда снится Джон — это еще хуже. Мне и прежде о нем всегда снились дурные сны и сейчас тоже. Мы вечно ссорились с ним во сне и теперь все еще ссоримся.

— А на самом деле вы ссорились?

— Нет. Он был со мной такой ласковый. Ведь мы были женаты всего месяц. Не так уж трудно быть ласковым всего месяц, правда? Когда все это случилось, я еще и понять не успела, что к чему.

Скоби подумал, что она никогда не понимала, что к чему — по крайней мере с той поры, как рассталась со своей баскетбольной командой. Неужели это было всего год назад? Иногда он видел, как она плывет день за днем в утлой лодчонке по маслянистой глади океана, а рядом с ней еще один умирающий ребенок, обезумевший матрос, мисс Малкот и главный механик, одержимый чувством ответственности перед судовладельцами; иногда он видел, как ее несут на носилках с зажатым в руках альбомом для марок; а теперь он еще видел ее в чужом уродливом купальном костюме — она скалит зубы Багстеру, который гладит ее ногу, и прислушивается к чужому веселью, к плеску воды, не зная, как вести себя со взрослыми. Он с грустью ощущал, как чувство ответственности, подобно вечернему приливу, выносит его на незнакомый берег.

— Вы написали отцу?

— Само собой. Он телеграфировал, что пускает в ход все свои связи для того, чтобы ускорить мой приезд. Бедняжка, какие у него в Бэри могут быть связи? Он вообще никого не знает. В телеграмме он пишет, конечно, и о Джоне. — Она подняла с кресла подушку и вытащила из-под нее телеграмму. — Вот, прочтите. Папа такой милый, но, конечно, ровно ничего обо мне не знает.

Скоби прочел: «Глубоко скорблю с тобой деточка но помни что он сейчас счастлив твой любящий отец».

Дата отправления сразу показала Скоби, какое бесконечное пространство разделяет отца и дочь.

— В каком смысле он ничего о вас не знает?

— Понимаете, он верит в Бога, в рай и во всю эту дребедень.

— А вы нет?

— Я перестала, когда кончила школу. Джон всегда над ним за это подшучивал — знаете, так… добродушно. Отец не обижался. Но он не знал, что мы с Джоном думаем одинаково. Дочери священника часто приходится притворяться. Он бы в ужас пришел, если бы узнал, что Джон и я… ну, были вместе недели за две до свадьбы.

Он снова увидел, что она еще не понимает, что к чему; не мудрено, что Багстер ее боялся. Багстер был не из тех, кто любит нести ответственность за других, а разве она может за что-нибудь отвечать сама, эта глупенькая, растерянная девочка? Перебирая маленькую стопочку собранных для нее марок, он спросил:

— А что вы будете делать, когда вернетесь домой?

— Наверно, меня призовут, — сказала она.

Он подумал: будь моя дочь жива, она уже достигла бы призывного возраста и ее бросили бы, как слепого котенка, в какую-нибудь мрачную казарму. После волн Атлантики — Вспомогательные территориальные части или Женский корпус военно-воздушных сил, шумливый сержант с пышным бюстом, дежурство по кухне и чистка картошки, лесбиянка в офицерском мундире, с тонкими губами и аккуратно зачесанными крашеными волосами и солдаты — солдаты, поджидающие в кустах на пустыре за оградой лагеря… По сравнению с этим даже Атлантический океан мог показаться родным домом.

— Вы умеете стенографировать? Знаете языки? — спросил он.

Войны можно было избежать только с помощью знаний, хитрости или связей.

— Нет, — сказала она, — я ни на что не гожусь.

Больно было думать, что ей не дали утонуть в море только для того, чтобы швырнуть обратно, как рыбешку, которую не стоило и ловить.

— А печатать на машинке вы умеете? — спросил он.

— Я довольно быстро печатаю, но одним пальцем.

— Пожалуй, вы сможете найти работу и тут. У нас не хватает секретарей. Все жены стали секретаршами, и все равно не хватает. Только климат здесь для женщин неподходящий.

— Я бы охотно осталась. Давайте выпьем за это. — Она позвала: — Бой! Бой!

— Вы уже кое-чему научились, — сказал Скоби, — неделю назад вы его не на шутку побаивались…

Слуга подал на подносе стаканы, лимоны, воду, непочатую бутылку джина.

— Это не тот, с которым я говорил, — сказал Скоби.

— Тот ушел. Вы говорили с ним слишком грозно.

— А этот пришел вместо него?

— Да.

— Как тебя зовут?

— Ванде, начальник.

— Я тебя уже где-то видел, а?

— Нет, начальник.

— Кто я такой?

— Большой полицейский начальник.

— Только не спугните мне и этого, — взмолилась Элен.

— У кого ты служил?

— У окружного комиссара Пембертона, там, в лесу. Я был младший слуга.

— Так вот где я тебя видел, — сказал Скоби. — Да, наверно, там. Служи теперь получше этой хозяйке, и я найду тебе хорошую работу, когда она уедет домой. Так и запомни.

— Да, начальник.

— Вы еще не взглянули