Бунт на продажу: как контркультура создает новую культуру потребления - Джозеф Хиз

Вся эта история — экологическая притча. Технократическая система человечества является настолько фашистской по натуре, что подавляет даже собственные машины, обращаясь с ними точно так же, как некогда обращались с чернокожими, евреями, женщинами, геями и другими нонконформистскими угрожающими элементами. Чтобы сохранить свою гегемонию, люди даже готовы объявить войну природе, уничтожив небо и сделав жизнь на Земле невозможной. Получается, что восстание машин на самом деле является антифашистским, так как они борются за собственную экологическую нишу, защищая ее от постоянных посягательств людей. И машины решают эту проблему, не убивая людей, а помещая их в Матрицу и изменяя их сознание, чтобы они больше не представляли собой угрозу.

Как и эти машины, члены группировки «Земля превыше всего!» считают себя хорошими ребятами, бунтарями контркультуры, занятыми революционными формами борьбы. Согласно их воззрениям, невозможно решить проблемы экологии без разрушения фундаментальной логики системы и тотальной трансформации сознания. Однако результатом такого мышления становится уверенность в том, что любые реформы, которые не нарушают основополагающую логику системы, не могут служить серьезным решением проблемы окружающей среды. И вот тут идея контркультуры становится полностью контрпродуктивной.

Предположение о том, что мы нуждаемся в «глубинной» экологии, подразумевает: что-то не так с «поверхностной» экологией. Какая между ними разница? Поверхностная экология рассматривает деградацию окружающей среды главным образом как результат проблемы недостаточной мотивации. Люди и корпорации загрязняют природу всегда, когда у них нет достаточно сильного мотива, чтобы воздержаться от этого. Даже учитывая, что в конце всем нам предстоит расплачиваться, никто не собирается останавливаться, так как все мы оказались перед дилеммой арестанта. Посему решение заключается в том, чтобы принцип «кто загрязняет — тот платит» стал универсальным. То есть решение проблемы деградации экологии может быть «всего лишь институциональным». А будучи таковым, оно становится анафемой для большинства активистов защиты окружающей среды и для любого сторонника глубинной экологии. В результате активисты чаще всего становятся противниками реформ, которые действительно улучшили бы экологическую ситуацию, на том основании, что реформа следует «логике системы» и потому представляет собой попытку кооптации.

Возьмем, к примеру, популярную систему разрешений на выброс загрязняющих веществ (например, на выбросы диоксида серы, введенных в США первой администрацией Буша). Главная идея здесь проста. Загрязнение атмосферы представляет собой в первую очередь проблему, возникающую в результате внешнего эффекта. Если мне нужно избавиться от мусора, я не могу просто взять и вывалить его во дворе соседа. Поскольку мой сосед — хозяин этой земли, то он может брать с меня деньги за право выбрасывать на ней мусор или просто отказать мне в этом праве. Другими словами, его защищает система частной собственности. А теперь предположим: вместо того чтобы вываливать мой мусор во дворе соседа, я решу его сжечь. Сжигание произведет густой едкий дым, попадающий в окна моего соседа. Однако в этом случае сосед ничего не может со мной сделать. Поскольку атмосфера ему не принадлежит, он не может взимать с меня деньги за возможность загрязнять его воздушное пространство, не может он и наложить вето на мои планы. Таким образом, дым создает то, что экономисты называют «отрицательным внешним эффектом» — некомпенсированными издержками, накладываемыми на третью сторону.

Система прав на собственность, отлично позволяющая сохранять земли, дома, автомобили и другие осязаемые блага, совсем не способствует защите атмосферы, водоемов и других ресурсов, которые нельзя разделить и отдать под контроль. Получается, что система собственности не в состоянии контролировать определенные типы отрицательного внешнего эффекта, позволяя индивидам сваливать издержки друг на друга и не быть обязанными хоть как-то за это расплачиваться. Когда так поступают все, это ведет к дилемме арестанта или «трагедии ресурсов общего пользования».

Вот почему в мире так много коров и так мало бизонов, а в супермаркете больше не найдешь трески. Владельцу рыбопитомника нет никакого резона убивать слишком много своих рыб — ведь каждая вытаскиваемая им из воды рыбина уменьшает его личные запасы и тем самым снижает его будущие доходы. Что же касается рыболовства в открытом море, то уменьшение поголовья рыб — это чистой воды результат внешнего эффекта. Большая часть издержек налагается на других рыбаков, уловы которых в будущем уменьшатся. Однако когда все рыбаки начинают делать это, в результате уже никому не достается рыбы. И все же ни у кого нет причин, чтобы воздерживаться от ее вылова. Ограничение собственного вылова при отсутствии каких-либо правил, вынуждающих остальных поступать так же, просто означает, что в этом году вы поймаете меньше рыбы и в следующем — тоже (последнее — результат слишком большого вылова другими рыбаками).

Единственное решение в подобных случаях — введение правил. В случае с рыболовством правительства государств обычно вводят систему квот, ограничивая количество рыбы, которую может ловить каждый из рыболовов. Это работает довольно сносно, если стая рыб обитает в границах территориальных вод отдельного государства (хотя рыбаки все равно каждый год стараются добиться увеличения квот). Если же стаи рыб мигрируют по территориальным водам нескольких стран или проплывают через международные воды, то проблема часто оказывается неразрешимой. Во многих случаях начинает происходить гонка навстречу поражению, из-за которой полностью уничтожается поголовье рыб. Это и произошло с треской.

Однако в случае с атмосферным загрязнением нормативные решения оказались менее успешными. В тех случаях, когда загрязняющие вещества можно просто запретить, проблемы, по сути, нет. Например, загрязнение атмосферы свинцом было почти полностью прекращено простым запретом продажи этилированного бензина. Поскольку свинец является добавкой к бензину, было (относительно) легко производить бензин, не содержащий свинца. Однако есть другие загрязнители, от которых атмосферу так просто не избавишь. Если мы хотим ездить в автомобилях, то мы должны быть готовы терпеть определенное количество оксидов азота в воздухе. Если мы хотим избавляться от мусора, то мы должны быть готовы мириться с существованием мусорных полигонов и мусоросжигательных заводов.

Здесь проблема не в том, что производится определенный загрязнитель, а в том, что его выпускается слишком много. Так что запрет на его производство — не решение. Проблема в том, что потребителям благ не нужно полностью покрывать издержки, которые их действия накладывают на общество. Когда я включаю в доме свет, мой счет за электричество увеличивается, и мои деньги идут в качестве платы за уголь, благодаря сжиганию которого вращается генератор, на зарплаты работникам электростанции, на техобслуживание линий электропередач и т. д. Однако мне не нужно платить за лечение тех людей, чья астма усугубляется угольным загрязнением воздуха, или тем фермерам, чьи урожаи страдают из-за все большего непостоянства климата. В результате на одного себя я трачу больше электричества, чем в случае, если бы все издержки были «интернализированы» или включены в цену, которую я плачу.