Пламенный клинок - Вудинг Крис

— Я готова, — коротко сказала она.

Кейд непроизвольно оглянулся на Арена, ища подсказки, но потом решил, что не нуждается в ней.

— Да, — сказал он. — Мы слишком далеко зашли. Я с вами.

— Граб сомневается, что эта затея принесет ему хорошую татуировку, — пробурчал скарл. — Но помочь согласен.

Арен заставил себя проглотить гордость и разочарование. Сколько ни злись, выбор сделан. Сейчас главное — вернуть Пламенный Клинок. Это важнее, чем его обида на Гаррика, хотя он по-прежнему чувствовал ее жало.

— Я с тобой, — проговорил он упавшим голосом. — Что бы ни потребовалось.

— Киль? — спросил Гаррик.

Тот только кивнул.

Гаррик выпрямился и обратился ко всем сразу:

— А теперь вздремнем. Никому больше ни слова. За дело примемся в ближайшие дни.

ГЛАВА 43

— Папочка!

Не успел Клиссен войти, как Лиси и Джуна вылетели из коридора. Клиссен опустился на колени, и девочки со звонким смехом бросились к нему в объятия. Он поцеловал обеих и радостно улыбнулся:

— Какие вы стали большие! Скоро маму перерастете. — Тут в дверном проеме показался холеный белый кот с кислым выражением на морде, и Клиссен воскликнул: — Ага, Барон Огурчик! Иди сюда, старый тюфяк!

Кот благосклонно посмотрел на хозяина и побрел обратно.

— Барон Огурчик! Иди поздоровайся с папочкой! — потребовала Джуна с потешной строгостью четырехлетней девочки. Она уже собиралась притащить кота обратно, хочет он того или нет, но Клиссен ее остановил:

— Погоди, Джуна! Я привез подарки.

— Подарки! — Обе дочери с оглушительным визгом набросились на отца, повиснув у него на руках.

— Тише, девочки! — потребовал он. — Помните девиз Святейших? Можете повторить?

— Усердие. Умеренность. Господство, — произнесли малышки в один голос.

— Вот именно, умеренность, — подчеркнул Клиссен. — Храните спокойствие и подавляйте страсти.

— Да, папочка, — неохотно пробормотали дочери и заложили руки за спину, с трудом сдерживая нетерпение.

Клиссен запустил руку в дорожную сумку и достал двух кукол, купленных у кукольника на улице Королевской Дубравы, тонко сработанных и чрезвычайно дорогих. В глубине души он считал, что девочки четырех и шести лет не заметят разницы между произведением кукольного искусства и безделицей за пять децимов с Кандального рынка — а если и заметят, ничего страшного, — но Ванья не потерпела бы в доме дешевых игрушек. Она говорила, что они придадут дому безвкусный вид.

Девочки выхватили кукол у отца из рук, не веря собственному счастью.

— Моя — принцесса Соррель! — объявила Лиси.

— Нет, принцесса Соррель — моя! — возразила Джуна.

— Они обе могут быть принцессами, — успокоил дочерей Клиссен, и для своеобразной детской логики такое решение оказалось вполне приемлемым. — Что надо говорить, когда получаешь подарок?

— Спасибо, папочка! — вразнобой выкрикнули девочки.

Заметив в конце коридора жену, Клиссен поднялся. Когда их взгляды встретились, на мгновение он лишился сил от восхищения.

Ванья была высокого роста, выше мужа, с серо-голубыми глазами, львиной гривой белокурых волос и безупречным лицом; казалось, она вылеплена самим Вышним, и не из бренной плоти, а из некоего божественного материала. Клиссен не мог похвастаться творческой жилкой, но Ванья заставляла его поверить в поэзию.

— Мариус, — сказала она. — Муж мой.

Они соприкоснулись губами — слишком быстро, чтобы возместить многомесячную разлуку. Клиссен ощутил восторг вперемешку с разочарованием; ему всегда хотелось большего.

— Для тебя я тоже припас подарок. — Поправив очки, он снова запустил руку в сумку и вытащил маленький, обтянутый кожей футляр. Глаза жены вспыхнули, едва она увидела филигранную эмблему Аксуса и Трейна, ее любимых ювелиров.

— Мариус, какой ты внимательный, — произнесла она и открыла коробку изящными ухоженными пальцами, а потом выдохнула, вынимая из футляра ожерелье: — Какая красота!

Клиссен не сумел сдержать удовольствия и усмехнулся.

— Бриллианты из…

— Хелики, я вижу, — прошептала Ванья. Он дивился почти сверхъестественной способности жены с одного взгляда опознавать происхождение драгоценных камней. Сначала он выбрал сапфиры, которые сияли ярче, больше подходили под цвет ее глаз и стоили значительно дешевле. Нынешнее ожерелье выглядело просто и незатейливо, с виду мало отличаясь от тех, что десятикратно уступали ему в цене. Но Клиссен давно научился не доверять собственным суждениям в вопросах моды и мудро обратился за советом к жене ювелира.

— Изумительно, любовь моя, — сказала Ванья, примерив ожерелье, и поцеловала Клиссена, теперь уже более страстно, отчего он покраснел.

— Фу-фу-фу! — взвизгнула Лиси. Супруги отпрянули друг от друга и увидели, что девочки таращатся на них и хихикают, позабыв про кукол.

— Смеетесь над отцом? — с шутливой угрозой спросил Клиссен. И устремился на них, выставив руки вперед и изогнув пальцы наподобие когтей. — Идите сюда, озорницы!

Девочки завизжали и бросились прочь, а Клиссен с жутким рыком пустился вдогонку.

Уложив дочерей в постель и рассказав им сказку на ночь, он поужинал вдвоем с Ваньей. Марла, домоправительница, накрыла им настоящий кроданский стол: свиная грудинка в кислом яблочном соусе, картошка с маслом, капуста на пару, печеная репа, а в придачу крепкое красное вино с родины. Пламя свечей сверкало на стеклянных бокалах, вспыхивало искрами на серебряных приборах и новом ожерелье Ваньи.

Над столом висел портрет императора и его единственного сына. Кельсинг Четвертый — лысый, одетый по-будничному, с косматой бородой — положил руку на плечо принца Оттико. Наследник выглядел лет на четырнадцать, короткие кудрявые волосы были черными, как отцовская борода, бесцветные глаза смотрели с высокомерием и надменностью прирожденного правителя. Над портретом висел железный символ Святейших: клинок, лежащий вниз острием на раскрытой книге.

Император и Святейшие, два столпа кроданского общества. Эти изображения напоминали Клиссену о том, за что он борется.

Когда-то Крода была слабой страной, варвары окружали ее со всех сторон, соседи грозили нападением. Озак и Брунландия, земли предков, отпали от кроданцев, не сумевших противостоять тамошним освободительным движениям. Потом явились Томас и Товен: красноречивый проповедник и молодой воитель. Они принесли с собой слово Вышнего, и люди вняли им, ибо древние Воплощения исчерпали свою милость. Томас и Товен предстали перед императором Степпеном Третьим и убедили его в своей правоте. Он объявил их вестниками истинного бога, поставил вне закона прочие религии и оказал поддержку последователям Томаса и Товена, Святейшим, которые сумели распространить учение по всей стране, привив народу любовь к дисциплине и воинским порядкам.

Крода никогда не оглядывалась в прошлое. В течение двух веков она вернула прежние земли, присоединила Эстрию и захватила Оссию. Даже могучая Харрия предпочла заключить с кроданцами союз, а не вступать в противостояние, и Клиссен не сомневался, что когда-нибудь она тоже падет.

Крода — избранная страна, и божественное соизволение назначило ей властвовать над слабыми соседями.

— Как проходят поиски беглеца? — спросила Ванья. Ела она немного, заботясь о фигуре.

— Рано или поздно я его поймаю, — ответил Клиссен. — Дважды он ускользнул от меня, но только благодаря везению, а удача — плохая союзница. В третий раз он не спасется.

— Подозрительно, что столь опасный преступник направляется в Моргенхольм накануне бракосочетания принца, — заметила жена.

— Согласен. Он явно замыслил какую-то гнусность, хотя я сомневаюсь, что он способен ее осуществить. Люди, которых мы схватили в Солт-Форке, поведали, что это за «мятежники». Сброд, разбойничья шайка. Оссиане неспособны надолго объединиться. — Он поправил очки. — Впрочем, один злонамеренный отщепенец может причинить много вреда, если дать ему возможность. Не бойся, я поймаю его раньше, чем прозвенит свадебный колокол.