Тайные тропы - Георгий Брянцев

Юргенс хорошо помнит этот путь. Помнит темную ночь, быстрые и капризные воды Аму-Дарьи… Каюк, переправу, афганский берег… Пограничный пункт… Ночевку и переход до города Мазар-и-Шериф. Ночевали в полуразвалившихся караван-сараях. Грязь, вонь, теснота, насекомые… Сухие лепешки, тут, урюк, кок-чай…

В Мазар-и-Шерифе отдыхали двое суток, потом, в сопровождении двух конвоиров, взяли путь на Кабул, через Таш-Курган и Кундуз-Дарью.

Каменная пустыня, скалистые стены, ущелья и теснины, подъемы и спуски, дикая, неведомая природа Гиндукуша — и, наконец, перевал, который поднял их на высоту трех с половиной тысяч метров…

И только на подходе к городу, название которого в переводе означает «цветок весны», стало веселее на душе: вдоль дороги появились богатые фруктовые сады, виноградники.

С Раджими Юргенс расстался в Кабуле. Минуло тридцать лет, и вот они встретились вновь.

«Да, Раджими — верный человек, — еще раз подумал Юргенс и начал раздеваться. — С ним не пропадешь».

9

Юргенс и Раджими сидели на веранде, укрытой зарослями хмеля. Вечерело. Со двора тянуло смешанным запахом мяты и табака.

— Скоро осень, — произнес Юргенс, нарушая деловой разговор.

Раджими удивленно посмотрел на него, приподнял брови, поморщил лоб, но промолчал.

— Вы помните ту осень, в Кабуле?

— Помню, — не понимая, к чему клонит собеседник, ответил Раджими.

Он ждал, что скажет об осени в Кабуле Юргенс, но тот внезапно заговорил о другом:

— Так что вы хотите предпринять насчет Абдукарима?

— Он ведет себя подозрительно.

— То-есть?

— Саткынбай опасается его, боится предательства. Он уже два раза докладывал о нем.

— А ваше мнение?

— Точно такое же.

Раджими пояснил. Взгляды Абдукарима изменились, он уклоняется от выполнения поручений, от денег, намекает, что в недалеком будущем Саткынбаю, возможно, придется искать другую квартиру.

— Это еще ничего не значит, — заметил Юргенс. — Абдукарим по природе человек угрюмый, необщительный…

— И непостоянный, — добавил Раджими.

— А поэтому лучшего от него и нельзя ожидать, — продолжал свою мысль Юргенс. — Беда может прийти с другой стороны. А вы и Саткынбай этого недооцениваете.

Раджими насторожился, прищурил глаза.

— Как зовут старика, которому Саткынбай разболтал все, а тот выгнал его из дому?

— Ширмат.

— Вот с такими типами шутить нельзя. Он где-нибудь сболтнет о визите Саткынбая, тогда все пропало.

— Согласен, — заметил Раджими, — но полагаю, что Абдукарим более опасен, так как знает не только Саткынбая, но и меня и Ожогина. Он возил вас…

— Но ведь он не догадывается, кто я.

— Не важно. Зато он знает мой дом, он возил меня к Ризаматову и видел его.

— О чем же вы думали раньше? — вспылил Юргенс, но тут же сдержал себя и уже спокойным, нравоучительным тоном добавил: — Нельзя было действовать так неосторожно и вверять свою судьбу и судьбу всего дела какому-то проходимцу. Что, у вас в городе мало машин?

— Виноват Саткынбай.

— Саткынбай глуп! — опять повысив тон, сказал Юргенс. — Но не он же руководит вами, а вы им. Что же вы смотрите!

Раджими нервно теребил свою бородку. Оправдываться он не хотел, да и чего оправдываться, когда ясно, что допущена оплошность. Он думал сейчас о другом: как выйти из положения.

— Проверьте Абдукарима, — подумав, произнес Юргенс. — Поручите ему… э… старую рухлядь Ширмата. И сразу станет ясно, наш человек Абдукарим или не наш.

Выражение лица Раджими стало напряженным. Да, он сам до этого бы не додумался.

— Мед вам в уста, дорогой друг, за хороший совет! — проговорил он почтительно.

Юргенс смягчился.

— Пусть займется этим Саткынбай, — сказал он, — сами не ввязывайтесь.

Саткынбай злорадствовал, предвкушая удовольствие, которое он испытает от предстоящего разговора с Абдукаримом. Пусть теперь он попытается выкрутиться, отмолчаться или отделаться ничего не говорящими словами! Не выйдет! Саткынбай действует не от своего имени, а от имени Раджими. А Абдукарим побаивается Раджими, в этом Саткынбай уже убеждался не раз.

Саткынбай долго ломал голову, как поступить с Ширматом. Опытный провокатор, прошедший гитлеровскую выучку, он отлично понимал, что одно дело — дать поручение и совершенно другое дело — выполнить его. Нельзя было не считаться с характером Абдукарима. На то, на что способен он, Саткынбай не способен Абдукарим. Для Абдукарима надо все подготовить, создать необходимые условия. И Саткынбай спешил выполнить задуманный план.

В эту ночь он лег во дворе, чтобы проснуться пораньше и не прозевать уход Абдукарима на работу. Абдукарим обычно уходил из дому в восемь утра. Однако, несмотря на принятые меры, Саткынбай чуть было не проспал. Раскрыв глаза, он увидел, что Абдукарим уже сидит под шелковицей и пьет чай.

Нельзя было терять ни минуты. Саткынбай быстро вскочил, оделся, бросился в дом и возвратился оттуда со свертком в руках.

— К тебе поручение есть, — сказал Саткынбай, садясь против Абдукарима. — Серьезное.

— Что за поручение? — спросил Абдукарим, не глядя на друга.

— Вот. — Саткынбай положил перед Абдукаримом на край столика сверток. На газетной бумаге проступали большие масляные пятна. — Отвези Ширмату и скажи, что прислал Вахид Ахматов. Это его старый приятель.

Абдукарим нахмурился.

— Для чего это? — угрюмо спросил он.

— Я тебе все скажу. — Саткынбай пристально поглядел в глаза другу. — Ширмат, старый шакал, любит «казы». Тут целых полкило. — Саткынбай придавил сверток рукой. — Колбаса, так сказать, с начинкой… Ширмат — ненадежный человек, он может погубить нас всех… Так советует Раджими. Понял? Отдай сегодня, и пораньше. А то начинка выдохнуться может.

Глаза Абдукарима округлились и стали больше обычного. Он отодвинул от себя страшный сверток и встал.

— Зачем ты меня впутываешь в эту историю? — спросил он. В руке он все еще держал пиалу с недопитым чаем, и рука его дрожала.

Саткынбай деланно расхохотался:

— Что? Струсил?

— Я не повезу, — сказал тихо Абдукарим.

— Повезешь! — резко бросил Саткынбай. — Раджими приказал.

— Не повезу! Вези сам. И вообще, переехал бы ты жить в другое место.

— Ах, вот как? — На лице Саткынбая показались пятна. — Я давно подметил, что ты повернул нос в другую сторону. Поздно!

— Я не думаю никому приносить вред, — попрежнему тихо промолвил Абдукарим. — Я лишь прошу оставить меня в покое. Если бы я хотел, я давно сообщил обо всем куда следует. Но я этого не сделал и не сделаю. Так и скажи Раджими.