Жестяной барабан - Гюнтер Грасс

Итак, надо или не надо? Вот они готовят яму для Мацерата, твоего второго предполагаемого отца. Сколько тебе известно, предполагаемых отцов у тебя больше нет. Так чего ради ты все жонглируешь и жонглируешь двумя зелеными бутылками "надо" и "не надо"? Кого еще ты намерен спросить? Уж не искривленные ли сосны, который и сами под большим вопросом?

Тут я нашел тонкий литой крест с полустертыми завитушками и ржавыми буквами -не то Матильда Кункель, не то Матильда Рункель. Еще я нашел -надо или не надо? -в песке между репейником и песчаным камышом -надо -три или четыре -не надо ржавых рассыпающихся металлических венка, примерно с тарелку величиной, которые в свое время надо, -возможно, изображали дубовые либо лавровые листья -а может, все-таки не надо, -покачал их на руке -а вдруг надо, -прицелился -надо -конец креста -или не надо имел в длину надо -сантиметра четыре -нет, я наметил сам себе расстояние в два метра -надо -и бросил -не надо -рядом -надо ли -слишком косо был врыт железный крест -надо -Матильда Кункель, хотя, может, и Рункель надо, Кункель, надо, Рункель -это был шестой бросок, а я разрешил себе сделать семь, если шесть раз -не надо, бросил семь -надо, накинул на крест -надо Матильда с венком -надо -лавры для фройляйн Кункель -надо? -спросил я у молодой фрау Рункель -да, отвечала Матильда; она умерла молодой, двадцати семи лет, а родилась в шестьдесят восьмом. Мне же шел двадцать первый год, когда бросок удался с седьмой попытки, когда то самое "надо -не надо" я обратил, упростив, в доказанное, увенчанное, целенаправленное, выигранное "надо!".

И когда Оскар с новым "надо!" на языке и "надо!" в сердце поспешил к могильщикам, попугайчик громко закричал, роняя желто-голубые перья, потому что Куртхен в него попал. Я спрашивал себя, над каким вопросом бился мой сын, какой вопрос заставил его так долго швырять камнями в волнистого попугайчика, пока последний бросок не дал ему ответ.

Они подтолкнули гроб к могиле глубиной примерно в метр двадцать. Старый Хайланд очень спешил, но пришлось ему подождать, потому что Мария возносила католическую молитву, а господин Файнгольд держал цилиндр перед грудью, взгляд же устремил в Галицию. Вот и Куртхен подошел поближе. Возможно, после удачного броска он принял какое-то решение и теперь по тем либо иным причинам, но так же решительно, как и Оскар, приближался к могиле.

Неопределенность меня терзала. Мой ли это сын принял сейчас решение в пользу чего-то или против чего-то? Принял ли он решение отныне признавать и любить во мне своего единственного отца? Или решил именно сейчас, что для жестяного барабана время, пожалуй, упущено. Или его решение означало: смерть моему предполагаемому отцу Оскару, который потому лишь убил моего предполагаемого отца Мацерата партийным значком, что вообще не желал больше никаких отцов? А вдруг он не мог выразить детскую приязнь, каковая желательна между отцами и сыновьями, иначе как с помощью убийства?

В то время как старый Хайланд больше столкнул, чем опустил в могилу гроб с Мацератом, с партийным значком в трахее у Мацерата, с полным зарядом из русского автомата в животе у Мацерата, Оскар признался себе, что умертвил Мацерата умышленно, ибо тот, судя по всему, был не только его, Оскара, предполагаемый отец, но и настоящий, ибо ему, Оскару, надоело всю жизнь таскать за собой какого-то отца.

И неправда, что булавка на значке уже была расстегнута, когда я подобрал эту конфетку с бетонного пола. Расстегнута она была только в моей сжатой ладони. И я передал эту неудобную, колючую конфету Мацерату, чтобы они нашли у него орден, чтобы он положил партию себе на язык, чтобы он подавился -партией, мной, своим сыном, ибо пора было положить этому конец.

Старый Хайланд принялся засыпать могилу. Куртхен помогал ему -неумело, но старательно. А я Мацерата никогда не любил. Порой он был мне симпатичен. Он заботился обо мне больше как повар, чем как отец. Повар он был отменный. И если сегодня мне порой недостает Мацерата, все дело в его кенигсбергских клецках, в свиных почках под кислым соусом, в его карпе с редькой и сливками, в таких его блюдах, как суп из угрей с зеленью, свиная корейка с кислой капустой и незабываемое воскресное жаркое, которое я до сих пор ощущаю на языке и между зубами. Но ему, кто обращал чувства в супы, люди забыли дать с собой на тот свет половник. Забыли дать колоду карт для ската. Готовил он лучше, чем играл в скат, но играл он все же лучше, чем Ян Бронски, и почти так же хорошо, как моя бедная матушка. В этом было его богатство, в этом была его трагедия. И еще я так и не смог простить ему Марию, хотя он хорошо с ней обращался, никогда не бил и по большей части уступал, если она заводила свару. Вот и меня он не передал в руки министерства здравоохранения, а письмо подписал лишь после того, как почту уже перестали разносить. Когда я родился при свете электрических ламп, он определил меня в торговлю. Чтобы не стоять за прилавком, Оскар более семнадцати лет простоял примерно за сотней блестящих барабанов, покрытых белым и красным лаком. Теперь вот Мацерат лежал и стоять больше не мог. Старый Хайланд засыпал его землей, куря при этом Мацератовы сигареты "Дерби". Теперь во владение лавкой должен был вступить Оскар, но тем временем вступил господин Файнгольд со своим многочисленным незримым семейством. Остатки получил я: Марию, Куртхен и ответственность за них обоих.

Мария плакала и молилась искренне и католически. Господин Файнгольд пребывал в Галиции либо был занят решением заковыристых арифметических задач. Куртхен, хоть и устал, непрерывно работал лопаткой. На кладбищенской стене сидели двое русских и болтали. Хайланд равномерно и хмуро бросал песок кладбища Заспе на доски от маргаринных ящиков. Оскар мог еще прочесть три буквы слова "Вителло", потом снял с шеи барабан, но не произнес в очередной раз "надо или не надо?", а произнес "Да будет так" и бросил барабан туда, где на гробе уже лежало достаточно песка, чтобы грохота было поменьше. Палочки я отправил вслед за барабаном, и они воткнулись в песок. Это был мой барабан периода чистильщиков. Родом из фронтового театра Бебры. Бебра подарил мне много барабанов. Как бы оценил наставник мое теперешнее поведение? По этой жестянке бил Иисус и коренастый, грубо сколоченный русский. Больше ничего такого с ней не приключилось, но, когда лопата песка ударила по ее поверхности, она подала голос. После второй лопаты она тоже подала голос. А уж после третьей она больше не издала ни звука, лишь выставила напоказ немного белого лака, пока песок не сровнял и это место с другим песком, со все большим количеством песка, он все множился и множился, песок на моем барабане, куча росла, и я тоже начал расти, что дало о себе знать обильным кровотечением из носа.

Куртхен первый заметил кровь.

А у него кровь течет, кровь течет! -закричал он и криком вернул господина Файнгольда из Галиции, оторвал Марию от молитвы, и даже русских парней, которые по-прежнему сидели на стене и болтали, он заставил быстро и испуганно вскинуть глаза.

Старый Хайланд оставил лопату в песке, поднял кирку и приложил к моему затылку иссиня-черное железо. Холод оказал свое действие, кровь немного унялась, старый Хайланд снова взялся за лопату, рядом с могилой уже почти не было песка, а тут кровь и совсем перестала течь, но рост не завершился и заявил о себе каким-то скрипом, треском и шорохом у меня внутри.

Когда старик Хайланд управился с могилой, он выдернул из другой могилы трухлявый деревянный крест без надписи и воткнул его в свежий холмик примерно между головой Мацерата и моим погребенным барабаном.

-Готово! сказал старик, взял Оскара, который не мог сам идти, на руки, понес его, увлек остальных, даже и русских с автоматами, прочь, через заваленную стену, вдоль по танковым колеям к тележке, оставленной на трамвайных путях, перекрытых танком. Я глядел через плечо назад, на кладбище Заспе, Мария несла клетку с волнистым попугайчиком, господин Файнгольд нес инструмент, Куртхен не нес ничего, оба русских несли слишком маленькие шапки и слишком большие автоматы, а береговые сосны корчились и гнулись.

С песка -на асфальт. На подбитом танке сидел Лео Дурачок. Высоко над головой летели самолеты, со стороны Хелы, в сторону Хелы. Лео очень старался не запачкать свои белые перчатки об обгорелый танк Т-34. Солнце вместе с набухшими облачками падало на Турмберг -гору возле Сопота. Дурачок Лео соскользнул с танка и держался очень прямо.

Вид Лео развеселил старого Хайланда.

-Ну вы где-нибудь такое видели? Мир летит в тартары, а с Лео Дурачком им никак не совладать.

Свободной рукой он добродушно похлопал по черному сюртуку и проинформировал господина Файнгольда:

А вот это у нас Дурачок Лео. И он желает теперь выразить соболезнование и пожать ручку.

Так все и было. Лео взмахнул своими перчатками, пуская слюни, выразил всем присутствующим обычное соболезнование, спросил: