История Кубанского казачьего войска - Федор Щербина

Народная молва гласила, что в падении генерала Безкровного не последнюю роль играл его заместитель генерал Заводовский. Он был почти ровесником Безкровного, поступил на службу 12-ти лет в 1800 году, т.е. двумя годами раньше Безкровного, но одновременно с ним был произведен в генерал-майоры в 1828 году.

Николай Степанович Заводовский в своей военной деятельности не выказал той личной отваги и мужества, какими характеризовался почти каждый шаг Безкровного, но это был несомненно талантливый генерал. За время боевой службы с 1800 по 1852 год, он только два раза был слегка ранен ружейными пулями в левую руку, но прошел все выдающиеся ступени казачьего чинопроизводства до генерала от кавалерии включительно, был наказным атаманом Черноморского казачьего войска и, продолжая состоять в этом звании, назначен был сперва начальником Черноморской кордонной линии, а затем и командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории. Трудно было бы достичь такого положения казаку-самоучке, без всякого образования и родственных связей, если бы Заводовский не отличался умом и незаурядными военными способностями.

Но Заводовский был не только талантливым военным генералом, но тонким политиком и умелым администратором. Он сумел быть нужным помощником у всех главноначальствующих лиц на Кавказе, привлек к себе, по рассказам, недоброжелательно относившегося к нему графа Чернышева, пользовался огромным авторитетом у князя Воронцова и личным расположением Государя Николая I. Для всего этого требовалась видная деятельность и политический такт. Заводовский обнаружил то и другое.

Как администратор Заводовский оставил заметные следы в роли управляющего гражданской частью в Ставропольской губернии на посту, считавшемся в свое время самым скользким, на котором Заводовский, по словам И.Д. Попки, удержался долее всех своих предшественников. Особенно же много сделал Заводовский как наказной атаман Черноморского войска, не упустивши ни одного случая, чтобы улучшить положение черноморских казаков и отстоять их интересы. При Заводовском и при его участии выработано было положение 1842 года о Черноморском казачьем войске, один из наиболее полных актов казачьего законодательства.

Но, по рассказам, которые до сих пор обращаются среди казачества, этот талантливый военный генерал, тонкий политик и способный администратор отличался большими странностями и чудачеством. Так, при производстве в чины и представлении к наградам, Заводовский руководился не аттестациями начальников, делавших ему представления, а прибегал к странному приему. Обыкновенно он брал списки, зажмуривал глаза и, приговаривая «везе не везе», «везе не везе», черкал пером по фамилиям. Те, которые оказывались не зачеркнутыми, представлялись к наградам. Благодаря этому курьезному приему лучшие кандидаты часто исключались из наградных списков. Тогда представлявшие наградные списки начальники стали помещать лучших кандидатов в конце списка, так как последние в списке фамилии чаще всего оставались не тронутыми благодаря чудачеству генерала.

В небольшой биографии Заводовского Г.Н. Прозрителев передает рассказ о Заводовском, как о взяточнике и человеке, отличавшемся самодурством и грубостью. Об этом было много ходячих рассказов. По рассказам, подрядчикам он говорил, просматривая поданные ими заявления, что не может по неразборчивости почерка прочитать эти заявления до тех пор, пока подрядчик не вкладывал внутрь заявления известное количество ассигнаций. Тогда генерал быстро осваивался с почерком заявления. Быть может, в этом есть своя доля правды, но это не исключает ни ума, ни военного таланта в самоучке генерале.

Еще при жизни Заводовского написана была на него целая сатира в стихах в форме исповеди пана Твардовского. В сатире генерал назван «палачом Кавказа», изображен атеистом, продавшим душу черту, и человеком, не признававшим ничего святого – ни совести, ни чести, ни родителей, ни семьи. Молва приписывала составление сатиры или историку генералу И.Д. Попке, или же кропотливому труженику в той же области И.В. Бентковскому. Но сатира так плохо написана, отличается таким шаржем, так убога юмором, на который, видимо, рассчитывал ее автор, местами так грешит против малороссийского языка, на котором она написана, и так близко граничит с малограмотностью, что не может быть и речи о составлении ее И.Д. Попкой.

К Заводовскому вообще относились крайне недружелюбно. Его все не любили. Более того, Заводовского не просто не любили, а завидовали ему, ненавидели, злословили и в то же время боялись. Рассказывали, что он человек крайне невежественный, безграмотный, которому даже резолюции на бумагах писали адъютанты его. «Приходится теперь, – говорит Прозрителев, – крайне удивляться такой несправедливости». В архивных делах остались собственноручные резолюции и заметки Заводовского, «написанные грамотно, умно, с полным знанием дела». К этому надо прибавить, что в этих резолюциях и заметках всегда сквозили правильный взгляд на дело и понимание сложных общественных явлений.

Если верить генералу Попке, а не верить ему нет никаких оснований, то Заводовский своею смертью доказал, что он был человек большого нравственного закала, принесший в последние минуты своей жизни личные интересы в жертву государственному делу. В ноябре 1853 года он отправился больным в поход за Кубань. Ни просьбы семьи, ни требования врача не поколебали его решения. При общем расстройстве организма, он захватил в походе желчную лихорадку и умер на своем посту в походной карете при обратном движении войска.

Другие факты свидетельствуют о том, что Заводовский любил Черноморию и с разумной заботливостью относился к нуждам ее населения. Когда он назначен был в 1830 году наказным атаманом, то начал атаманскую деятельность с знакомства с положением края и с ревизии управления им на местах. По куреням он послал подполковника Табанца и войсковых старшин Журавля и Порохню, поручивши им обревизовать куренные управления и выяснить по определенной программе положение казачьего населения в куренях. Ревизоры должны были сообщить Заводовскому о деятельности сыскных начальников и куренных атаманов, проверить движение куренных сумм, выяснить, кто и как контролирует их, учесть источники доходов, установить, ведутся ли очередные списки, как снаряжаются казаки на службу, размер и характер повинностей и вообще произвести самую широкую ревизию по всем статьям хозяйственной жизни населения. Одновременно с этим ревизорам поручено было выяснить применение на деле положения 1827 года и степень соответствия его требований с деятельностью сыскных начальников, куренных атаманов и пр.

В это время уже обнаружена была недостаточность нового закона применительно к осложнившимся условиям казачьей жизни. Требовались более глубокие изменения в управлении войском.

Вопрос о преобразовании Черноморского войска был возбужден еще в 1829 году, при наказном атамане Безкровном. С этой целью была образована в городе Ставрополе комиссия, в которую от войска Безкровный назначил подполковника Зинченка. Комиссия, однако, не заявила себя чем-либо заслуживающим внимания. Спустя три года, в 1832 году, по Высочайшему повелению образован был комитет о преобразовании Черноморского казачьего войска под председательством генерала Заводовского. По распоряжению главнокомандующего Грузией и на Кавказе барона Розена, в состав комитета вошли надворные советники Арнаутов и Подпалый, а со стороны войска Заводовский назначил подполковника Зинченка, войскового старшину Журавля и секретарем комитета сотника Николаенка. Новый комитет проявил больше деятельности, чем первая комиссия, занимаясь подготовкой материалов для составлены нового положения о Черноморском войске. Было выяснено состояние войска и намечены применительно к нему пункты нового положения. В 1839 году на содержание комитета уже было издержано 22 тыс. рублей. Сумма для того времени довольно значительная, но работы комитета проходили через ряд инстанций, из которых каждая внесла поправки и замечания. Особенно сильной критике и переделке эти работы подвергнуты были командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории г.-л. Вельяминовым. Вместо обычного заключения Вельяминов составил объемистую записку, наполнивши ее огромным количеством самых разнообразных соображений.

Записка эта очень характерна в том отношении, что дает яркий образчик того смелого и бесцеремонного перекраивания казачьих порядков, которыми желали облагодетельствовать черноморцев разного рода начальники. По своим основным положениям записка Вельяминова не выдерживает ни малейшей критики, но она наполнена огромным количеством соображений и указаний, часто противоречивых и несостоятельных и тем не менее хорошо освещающих состояние управления и дел в Черномории. Существенный недостаток записки заключался в том, что самонадеянный генерал не захотел знать ни особенностей казачьего быта, ни тех Высочайше пожалованных казакам грамот, которыми закреплялись эти особенности в жизни. Вопреки этим грамотам Вельяминов прежде всего лишил черноморских казаков прав на принадлежавшие им по закону земли, создавши целую систему сложной разверстки земель, не соответствующей требованиям действительности. Наделяя казаков за службу их собственными же землями, Вельяминов назначил полный пай земли только казакам, состоявшим на действительной службе, казакам же внутренно-служащим и малолеткам с 10 лет считал достаточным дать треть пая, а отставных казаков, затративших всю жизнь на военную службу, он совсем лишал земли, поручая сыновьям кормить их. Исключение было сделало лишь для казаков, вышедших в отставку из-за ран, полученных в боях, и вследствие тяжкой болезни. Первым полагалось земли полпая, а вторым треть его. Девушкам с 10 лет до замужества и вдовам также полагалось 1/2 пая, а если у вдовы были дети или зятья, состоявшие на действительной службе, то она лишалась пая и содержать ее должны были эти сыновья и зятья. Одним словом, выходило так, что служащий на Линии казак, фактически совершенно лишенный возможности заниматься хозяйством, наделялся полным паем земли и законом обязывался кормить отставных казаков и матерей с тещами.