Запретная Магия - Энгус Уэллс

— За исключением провизии, — заметил Брахт. — Когда я говорил колдуну, что голоден, я вовсе не врал.

— Наверняка вдоль Шемме есть деревни…

— Мы проплыли одну еще вчера, — произнес Брахт, — но я ничего не смыслю ни в лодках, ни в судовождении и не смог остановить эту штуковину.

Каландрилл рассмеялся, и от его смеха лодка начала раскачиваться: он спасся, Аномиус остался где-то позади, а Брахт в течение дня и двух ночей сидит за рулем и не может остановить это утлое суденышко… Это показалось ему ужасно смешным.

— Ладно, этим займусь я, — сказал он. — Я кое-что смыслю в лодках.

Очень осторожно Брахт передал ему руль и разлегся на дне, собираясь поспать. Каландрилл уселся на корме, направляя лодку на запад.

Взглянув на солнце, он понял, что скоро полдень, и, когда солнечный диск перевалил через зенит, он увидел впереди на берегу небольшое селение. Повернув суденышко к каменному причалу, Каландрилл разбудил Брахта. Вместе они отыскали таверну, где поели только что выловленную из реки рыбу и закупили провизии до самого Харасуля. Ни в таверне, ни в селении никто не обмолвился и словом ни о битве колдунов, ни о людях тирана, разыскивающих беглецов, и они решили, что им все-таки удалось бежать. Колдуны тирана либо убили Аномиуса, либо взяли его в плен — в последнем случае ему, скорее всего, грозит смерть, о чем они особенно не тужили. По дороге обратно к реке им не встретился ни один человек в серебристо-черном халате. Возможно, их посчитали погибшими колдовской схватке, это было им очень даже на руку, и они бодро продолжили путь на сытый желудок. Через неделю Брахт и Каландрилл прибыли в Харасуль, должен был начаться следующий этап их опасного путешествия.

Город стоял на мысе, на севере и юге которого Ти и Шемме образовывали небольшие бухты. Кхарм-Рханна закончилась в полудне плаванья к востоку от города; между холмами и океаном местность была ровная; река, принесшая их туда, расширялась к устью. Купеческие корабли, сродни «Морскому плясуну» Рахаммана эк'Джемма, стояли на рейде рядом с каравеллами, пришедшими из Лиссе, и узкими военными кораблями кандийских пиратов. Рыболовецкие лодки были вытащены на берег, а маленькие суда заполняли всю бухточку; используя ослабевающее течение реки, Каландрилл подвел лодку к широкому каменному причалу. Воздух был влажен и пах джунглями, лежавшими за Ти, в Гаше; солнце, близкое к закату, окрашивало океан в багровые, а Харасуль — в золотисто-оранжевые тона. Когда они причаливали, чайки так и кружили над их лодкой. Они поднялись по скользким от выброшенных приливом морских водорослей ступенькам и мимо складов прошли к центру города.

Харасуль не был похож на Секку; стена отгораживала его от странных обитателей джунглей, которые время от времени предпринимали на него набеги; в то же время он выглядел более шумным, и, как им показалось, здесь совсем не было патрулей; строения города, жавшиеся друг к другу на мысе, были выше, чем в Секке, а солдаты, которых они встречали на улицах, к ним не придирались. Город был меньше Секки, но не менее оживлен, и очень скоро Каландрилл понял, что его улицы очень похожи на улицы его родины. В восточной части располагались дома дворянства, а владения купцов — рядом с устьем реки; за ними шли таверны и постоялые дворы; самые бедные районы приютились около Ти; здесь же, отделенный базара, располагался и городской гарнизон. Харасуль не был застроен столь организованно, как города Лиссе; улицы его были проложены хаотично, так что очень скоро путники оказались на узкой улочке, на которой возвышались высокие, запертые на все засовы здания, которые днем, по всей видимости, были торговыми домами, но сейчас, в сгущающихся сумерках, устрашающе напоминали им, что они идут по улицам незнакомого города. Каландрилл вспомнил военные суда, стоявшие на причале, и чайпаку и рука его непроизвольно опустилась на эфес меча. Они шли по брусчатке, морща нос от неприятного густого сладковатого запаха, исходившего от канав и джунглей столь непривычного после чистого речного воздуха.

Здесь, на юге, солнце садилось быстро, и когда они вышли на площадь, окруженную пальмами, с небольшим приземистым зданием, освещенным разноцветными окнами и стоявшим рядом со стройной башней, разом стемнело. Каландрилл распознал в этом здании храм Бураша и позвал Брахта прочь отсюда.

— А я-то думал, что ты хочешь ублажить бога, — сказал керниец, и Каландрилл яростно замотал головой, думая о том, что прочитал у Медифа: по некоторым поверьям, священники Бураша связаны с чайпаку.

— Я принес ему жертву на «Морском плясуне», — ответил он. — Этого достаточно. Я вовсе не хочу, чтобы на нас обратили внимание.

Брахт согласился с ним, и они пошли отыскивать район гостеприимных таверн.

Наконец они вышли к высокому и узкому, как все строения в Харасуле, постоялому двору, называвшемуся «Водонос». На первом этаже располагались общий зал и кухня, а спальные комнаты с маленькими балкончиками помещались выше, одна над другой, как в башне; подняться туда можно было по скрипучей лестнице. Им дали комнату на четвертом этаже — небольшая, но вполне удобная, с двумя близко стоявшими одна от другой кроватями, с одним окном и шкафом. Они помылись в ванной комнате на втором этаже, куда запыхавшиеся слуги натаскали им воды, а затем спустились поесть.

В общем зале ужинало много лиссеанцев, но Каландрилла никто не узнал. Его земляки держались обособленно среди смуглых кандийцев и почти черных людей с огромными желтоватыми глазами и широкими носами; Каландрилл посчитал, что они из Гаша или полукровки. Все были хорошо вооружены, что и неудивительно: большая часть из них являлась моряками или наемниками; но здесь мечи носили даже купцы, а под некоторыми распахнутыми плащами они увидели поблескивающую кольчугу. Брахт и Каландрилл сели немного в стороне, рядом с колонной, защищавшей их сбоку; ужиная, они прислушивались к разноязычному говору, пытаясь выведать что-то новенькое для себя.

Сафоман эк'Хеннем взял Мхерит'йи, как и предсказывал Аномиус, и поклялся покорить все восточное побережье. Ликтор из Харасуля отправился во главе купеческих судов на службу тирану; на Файн шла армия, но пока от нее не было никаких вестей. Секка и Альдарин строили морской флот на верфях Эрина, поклявшись освободить морские пути от корсаров, и тиран благословил этот союз — кандийцы очень смеялись по этому поводу, поскольку, по их мнению, точно такое же благословение он дал и пиратам, которые тратили награбленное золото в Кандахаре, обогащая его казну. Лиссеанский моряк не согласился с ними, выразив неудовольствие двуликими правителями и кандийцами вообще. Его вынесли из таверны с перебитым носом и с отвратительной ножевой раной в боку и очень быстро забыли о нем. О Гессифе говорили мало, если не считать нескольких замечаний, что туда лучше идти в начале года, хотя купцы и побаивались, что ликтор перехватит их суда; все же они предпочитали подождать до середины лета, когда меняется ветер.