Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина

И испуганно замерла под пронзительным взглядом.

Впрочем, хаги быстро освободил её от своего внимания. Осмотрел с головы до ног и опять вернулся к книге, оставив девушку мучиться от неопределённости. Нерешительно шагнув за порог, она потопталась на месте, помялась и прошлась вдоль стены, держась подальше от стола и восседающего за ним мужчины. Полюбовалась на дымные пары, поднимающиеся через щели в полах от купальни, поднялась на одну ступеньку лестницы в сторону чердака (выше не рискнула, но хаги всё равно не отреагировал) и осмелилась подойти чуть ближе, якобы любуясь углями в печи.

И тёмный закрыл книгу. Лоэзия едва не подскочила от этого невинного жеста. Она помешала? Он разозлился?

– В-вы не будете больше читать? – девушка обеспокоенно посмотрела на поднявшегося мужчину.

– Нет, – коротко ответил тот, поднимая руку и словно бы щупая пальцами воздух.

Лоэзия как заворожённая уставилась на голубые, прозрачно-сверкающие, но не прозрачные пальцы. «Живым» среди них был только мизинец и горизонтальная полоса по центру ладони. Что-то нащупав, хаги двинулся к девушке, и та испуганно зажмурилась.

– Отойди.

Мгновенно метнувшись в сторону, Лоэзия распахнула глаза и уставилась на мужчину, который взял из поленницы на полу охапку веток и забросил её в зев печи. Угли брызнули искрами, и на тончайших сухих отросточках заплясали огоньки. Убедившись, что пламя занялось, хаги взял книгу и развернулся к лесенке.

– Если я помешала, я уйду! – торопливо выдохнула Лоэзия. – Читайте.

– Не помешала, – отозвался тёмный.

– Тогда почему вы остановились?

Повисла тишина, и мужчина через плечо посмотрел на неё. Лоэзия вжала голову в плечи, но взгляд не оторвала. Да и как оторвать глаза от этого необычного лица?

– Сложно, – наконец ответил он и опять повернулся к лестнице.

Сложно? Девушка обескураженно моргнула, а потом понимающе распахнула глаза. Он, наверное, плохо читает, учится.

– Я могу почитать вам!

Фраза испуганной птичкой сама сорвалась с губ. Впервые ей удалось завести со своим похитителем такой связный разговор, и Лоэзия поторопилась закрепить успех, но тут же поругала себя. Мысленно. Но он хотя бы замер и, похоже, задумался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ А потом, к её ужасу, вернулся к столу и положил на него раскрытую книгу. Сам сел напротив и посмотрел на застывшую девушку. Та вздрогнула и поспешила к табурету.

– Здесь, – голубоватый ноготь мягко отчертил строку.

Лоэзия мельком взглянула на название и удивлённо приподняла брови. «Медвежье сердце». Сказка? Он читает сказки?

– Так, сейчас, подождите… – взволнованная девчонка вцепилась в книгу и прищурилась, пытаясь разобрать в полумраке буквы. – А вот… Я начинаю…

«…И взял медведь нож, разрезал грудь свою и вынул из неё горячее сердце.

– Вот она, моя любовь. Бери её, хочешь – выброси, хочешь – себе оставь. Неволить не буду. Хочешь – возвращайся к отцу, который тебя продал.

Приняла Алика в руки страшное подношение и бросилась прочь через жуткий лес и дымные болота. День бежала она, ночь бежала и ещё день и выбежала к дому своему. Встретил её батюшка, со слезами покаялся перед ней, на руках внёс в родной дом и окружил заботой. Но не показала Алика никому страшный подарок. Запрятала в шкатулку, а шкатулку в сундук, а сундук в погреб опустила.

Боязно ей было. И жалость к медведю терзала душу её, и страх перед ним снедал. Бывало, спустится она в погреб, прижмётся ухом к сундуку, послушает неистовый стук медвежьего сердца и, испуганная, бежит в свою спаленку.

Два года прошло с того времени. Опять выдалось неурожайное лето, опять настали у семьи трудные времена, и стал подумывать батюшка ещё раз выдать дочь замуж. Да только в этот раз за нелюдя, а не за Духа Тёмного, диким зверем обращённого. Да только Алике от того ещё горше стало.

Сыскался и жених. Купец знатный, восьмой век переступивший и на юную весну позарившийся. Вроде всем хорош был, но не лежало сердце у Алики к нему. Взмолилась она, бросилась в ноги отцу, чтобы не отдавал он её. Тот, чуя за собой вину перед дочерью, отказал богатому купцу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да только рассерчал тот сильно. Подговорил бандюжью ватажку, приплатил, да послал к отцу Алики, чтоб подпалили дом ночью. Вспыхнула изба как хворост сухой, побежали домочадцы за ворота, а там их в мешки и в воду посбрасывали. Одна Алика задержалась.

Бросилась в полыхающий погреб, достала из сундука заветную шкатулку и только тогда сквозь огонь поспешила к воротам. А там уж тати поджидали её. Связали честную девушку, погрузили в телегу, да и отвезли к сладострастному купцу. Всю дорогу слёзно молила она богов о спасении, а как только вытащили её из телеги, развязали, шкатулка выпала из её рук, и на землю покатилось сердце.

Не успел подивиться купец чудному зрелищу. Вмиг вместо сердца пред ним предстал могучий оборотень с медвежьим взглядом да одним ударом когтей снёс нечестивую голову. И завязался между медведем и разбойниками неравный бой. Всех поверг медведь, но и сам грянул наземь от сильных ран. Со слезами бросилась к нему Алика, да только он и сказать ничего не смог. Оскалился в улыбке и глаза закрыл.

А в сердце Алики любовь проснулась. Запоздавшая, но яркая и отчаянная. Взяла девушка нож, раскроила грудь возлюбленного и достала из неё дрожащее сердце. Трепетно поцеловала его, убрала в ту же шкатулку и зарыла на берегу реки у корней Живого дерева.

Три ночи в самое страшное время она приходила на берег и просила привратников Мёртвой страны вернуть ей возлюбленного. На третью ночь она уснула под деревом, а проснувшись с первыми лучами солнца, услышала тихий плач из-под земли.

Руками поспешила она разрыть влажную землю и достать заветную шкатулку. Откинула крышу и увидела внутри маленького слабенького медвежонка. Сердце её запело от счастья. Долго она потом благодарила богов, что они смилостивились над ней и вернули ей её сердце.

Годы прошли, медвежонок вырос в мужа, и обрели они наконец счастье».

Лоэзия украдкой посмотрела на тёмного и осторожно произнесла:

– Всё. Мне читать дальше?

– Не нужно.

Хаги поднял руку и потянул книгу на себя. Пальцы его нечаянно коснулись руки девушки, и она вздрогнула.

– Холодно? – Ёрдел по-своему истолковал её дрожь.

– Н-не знаю. Не поняла.

– Постарайтесь понять, – очень серьёзно попросил мужчина.

Девчонка посмотрела на него испуганными глазищами. Всё же какой прелестный ребёнок. Занявшееся пламя плясало в её серебристых локонах и глазах, пар, поднимающийся от пола, окружал её фигуру призрачной дымкой, и она казалась очаровательным духом гор – орзеши[1]. Решившись на что-то, она протянула вперёд руку и быстро коснулась пальчиком его длани. Ноготки у неё были похожи на лепестки розового кварца.

– Не холодно, – с изумлением выдохнула она.

Ёрдел ощутил почти забытое удивление. Взглянув на дрожащую руку, он заметил, что девушка не спешит её убирать, но и протягивать вперёд не рискует. И перевернул собственную кисть ладонью вверх. Девочка недоверчиво посмотрела на него, но всё же осторожно коснулась трепещущим пальчиком его окаменевшего указательного пальца.

– Т-тепло.

Точнее, не так уж тепло, но и не холодно.

Ёрдел тоже кое-что почувствовал. Кожа у девочки была прохладной и влажной, а сам пальчик нещадно дрожал.

– Чего вы боитесь?

– Я? – прозрачные глазища испуганно расширились. – Ничего! Это из-за сказки. Она страшновата. Вот зачем он вырезал своё сердце из груди?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Потому что любил, – спокойно ответил тёмный.

Лоэзия, менее всего ожидавшая услышать нечто подобное из уст своего похитителя, обомлела.

– Почему вы решил, что любил?

– Там написано.

– Но ведь он умер? – Лоэзия, конечно, верила в жертвенность любви, но ей было крайне любопытно услышать, что ответит её странный собеседник.