Полярная мечта (С иллюстрациями) - Александр Казанцев

Федор недоуменно посмотрел на беспричинно веселого друга.

— Как ты смотришь на то, чтобы и зимой и летом по годовалому льду караваны судов водить? Разве не скажешь спасибо?

Федор задумался.

— Ответ уже есть. На практике, — сказал он.

— Какой?

— Сообщение получено. Навигация открылась.

— Как открылась?

— Северным вариантом пошли корабли. Мимо мыса Желанья. В обход нашего мола.

— Так ведь там же паковые льды могут встретиться!

— Зато чистая вода.

— Неверно это! — возмутился Алеша. — Надо убедить капитанов, что тонкий лед на нашем канале — это все равно что мостовая, шоссе, улица!..

Федор пожал плечами:

— Если к осени льдов не останется… — Он взглянул на ледяные поля. — Иначе наслаиваться начнет.

— Значит, до осени, — сказал Алеша и так крепко сжал зубы, что деснам стало больно.

Этой весной здоровье Ходова резко ухудшилось. Немногие знали о тяжелом его недуге. Врачи думали, что сам он не догадывается об истинном диагнозе, но Ходов знал все, знал, что рак не даст ему пощады. Если медицина бессильна, то заменить ее может только воля. Так думал Ходов и, не разрешая болезни сломить себя, держался, молчал.

Всю зиму Ходов работал, и никто не подозревал, какие боли он переносил, какого напряжения ему стоило быть всегда четким, ровным, сухим.

И воля если не побеждала болезнь, то отвоевывала у нее дни. Общий порыв строителей ледяного мола был для Ходова тем кислородом, который поддерживал силы больного.

Пришла весна с тяжелыми ее тревогами. Не вскрывалась полынья, падал дух помощников Ходова, готова была надломиться и его воля. Он понял, как близок конец. Но Василий Васильевич все еще не сдавался, крепился, скрывал.

Корабли пошли в обход ледяного мола, мимо мыса Желанья. Ходов собрал своих помощников, чтобы объявить им об этом. В присутствии других он никогда не морщился от боли. Лишь спазмы перехватывали горло, и голос тогда был особенно скрипуч.

— Профессор Сметанкин выступил в печати, — говорил Ходов. — Требует уничтожения нашего сооружения, поскольку оно уже выполнило свою экспериментальную роль. Как ни тяжело, но надо быть готовым к тому, что нам не разрешат и дальше служить препятствием для нормального судоходства в полярных морях.

— Уничтожить мол? Это преступление, — вскипел Алексей. — Пусть профессор Сметанкин поймет, что если лед вскроется хоть осенью, то по годовалому льду в нашем канале ледоколы смогут водить суда круглый год!

Ходов махнул рукой.

— Новое обоснование к осуществленному проекту. Применение ледоколов обходится дорого. Мы имели задание построить опытное сооружение — провести грандиозный опыт по созданию незамерзающей полыньи. Только наша страна могла позволить себе эксперимент такого масштаба. Опыт, к сожалению, не дал желанных результатов.

— Еще рано судить! — протестовал Алексей. — Все-таки ледоколы смогут… Александр Григорьевич! — обратился за поддержкой к океанологу Алеша.

Дядя Саша сидел, задумавшись, опершись лбом о пальцы руки.

— Не для того делали мол, — спокойно заметил он.

Алеша не ожидал, что даже дядя Саша не поддержит его. Он упрямо закусил губу.

— Опыт не удался, — продолжал Ходов. — Такую возможность учитывали. Однако не следует думать, что это обстоятельство уменьшает ответственность всех нас, строителей, проектировщиков и некоторых, несущих ответственность особую…

Алексей резко повернулся к Ходову, готовый с вызовом встретить его взгляд, но Ходов смотрел не на него, а на Александра Григорьевича Петрова. Алеша только что рассердился на дядю Сашу, но теперь он встревожился. Он вдруг впервые заметил, сколько прибавилось у того седины в бороде.

— Я имею в виду себя, начальника строительства, и вас, Александр Григорьевич, но не как парторга стройки, а как ученого-океанолога, своим заключением повлиявшего на решение строить мол вопреки некоторым другим мнениям.

Александр Григорьевич откинулся на спинку стула и ровным, спокойным голосом сказал:

— Решайся сейчас вопрос о строительстве мола, я снова бы дал точно такое же заключение.

Ходов едва сдержал себя.

— Нам с вами представится случай дать разъяснения по этому поводу, — жестко сказал он. — Получена радиограмма, вызывающая научного консультанта стройки океанолога Петрова в Москву, к товарищу Волкову. Там же спросят ответ и с меня.

— Добро, — удовлетворенно сказал Петров, неторопливо поднимаясь.

Алеша вскочил. Ему хотелось защитить дядю Сашу, взять ответственность на себя, только на себя одного.

— Вылететь надо немедленно, — все так же жестко добавил Ходов. — Наш летчик Росов, обслуживающий стройку, доставит вас. Постарайтесь получить все необходимые инструкции. Росова не задерживайте.

Дядя Саша пожал плечами. Ходов долгим взглядом провожал его широкую спину, пока за ним не закрылась дверь. Выйдя на палубу, Александр Григорьевич увидел настороженно смотрящую в небо Галю.

— Весну чуешь? — спросил он. — Даже птицу перелетную приметила?

В голубом небе, распластав застывшие в полете крылья, шла летающая лодка Росова.

Глава вторая

БЕГУТ ГОДА

Сергей Леонидович Карцев родился в Казалинске, на границе пустыни, близ Аральского моря.

Еще в детстве он узнал цену воде. Он видел слезы матери, когда в безводный год вода не поднималась по каналам и убогий участок за их домом выгорал. Вода означала жизнь. Недаром киргизы говорили: «Земля кончается там, где кончается вода», а туркмены — «Вода дороже алмаза». Сергей Леонидович с детства привык относиться к воде, как к величайшей драгоценности. Он прошел суровую школу борьбы. Вступив в партию сразу же после Великой Октябрьской революции, он воевал в сухих астраханских степях, позднее бил басмачей в песках среднеазиатских пустынь. Жизнь все время сталкивала его с огромными просторами плодороднейшей земли, лишенной воды. Мечта дать земле воду владела им, рядовым красноармейцем.

Нужны были знания, но не сразу нашел к ним путь Сергей Карцев. Лишь после окончания гражданской войны, после ликвидации басмачества попал он, кавалер ордена Красного Знамени, на рабфак.

В студенческие годы Карцев заинтересовался смелыми мыслями русского инженера Демченко, еще в прошлом веке говорившего о возможности «использования воды сибирских рек для изменения климата Арало-Каспийской низменности». В царское время эта мечта инженера казалась бредом.

В других условиях вернулись к этой мысли советские инженеры. Карцев ознакомился с проектом Букенича, предлагавшего в 1920 году повернуть Иртыш, чтобы он прошел через Тургайский перевал. Тысячелетия назад поднялся этот перевал и изменил ток сибирских рек. За новым водоразделом остались сухие древние русла, которыми можно воспользоваться.