Том 5. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

— С его стороны тоже.

Можно без труда понять, как Боко с первого взгляда влюбился в Нобби, ведь Нобби — замечательная девушка, щедро одаренная всевозможными достоинствами. Но как могла она с первого взгляда влюбиться в Боко, это выше моего разумения. При первом взгляде на Боко вашим глазам открывается субъект с лицом ученого попугая, одетый, к тому же, как принято среди высокообразованной молодежи, на манер бродячего велосипедиста — в свитер с воротом под горло и в серые фланелевые брюки с заплатой на колене, что создает общее впечатление чего-то такого, что провалялось ночь под дождем в мусорном баке. Единственный случай, когда мне довелось наблюдать Дживса по-настоящему ошарашенным, это при первом знакомстве с Боко. Бедняга вздрогнул, отшатнулся и на подкашивающихся ногах побрел в кухню, наверняка чтобы подкрепиться там кулинарным хересом.

Я описал Нобби этот случай, и она сказала, что да, конечно, она понимает.

— Можно было бы подумать, что он из тех, к кому привязываешься постепенно, со временем, а прежде надо привыкнуть, да? Представь себе, ничего подобного! Было одно мгновение сначала, когда у меня мелькнула мысль, что все это мираж, а потом — ба-бах! — точно громом ударило.

— Прямо вот так, моментально?

— Да.

— И он реагировал таким же образом?

— Таким же.

— Ну, тогда я чего-то недопонимаю. Ты сказала, вы познакомились в мае, а сейчас у нас июль на дворе. Почему же у него так много времени ушло на ухаживание?

— Он вообще-то не то чтобы ухаживал за мной.

— Что значит: вообще не то чтобы ухаживал? Либо ухаживают за девушкой, либо не ухаживают. Третьего пути не дано.

— Были причины, по которым он не мог дать себе волю.

— Ты говоришь загадками, юная Нобби. Однако же ладно, как бы там ни было, но в конце концов он все же уладил это дело. Когда же зазвонят колокола в деревенской часовенке?

— Не знаю, будет ли это когда-нибудь.

— Как ты сказала?

— Дядя Перси, видимо, полагает, что нет.

— Не понимаю…

— Он не одобряет нашу помолвку.

— Что?!

Я был поражен. Мне даже подумалось, не шутит ли она? Однако, приглядевшись попристальнее, я заметил плотно сжатые губы и затуманенное чело. Эта юная Хопвуд в обычном состоянии — синеглазая малявка с оживленной рожицей. Но сейчас рожица, о которой идет речь, была вся перекошена мукой, словно ее хозяйка проглотила тухлую устрицу.

— Ты это всерьез?

— Всерьез.

— Ну и ну! — воскликнул я.

Потому что дело это было непростое. Нобби, как я уже говорил, находилась под опекой. И обычно, насколько я понимаю, когда девушку А помещают под опеку господина Б, в контракт включают условие, что не может быть никаких разговоров о ее замужестве без согласия ответственного лица до достижения ею двадцатиоднолетного, или сорокаоднолетного, или еще уж не знаю какого возраста. Так что если у дяди Перси действительно имелся антибоковский комплекс, за ним оставалось полное право закрыть всю лавочку бестрепетной рукой.

— Но почему? Я не понимаю. Помешался он, что ли? Боко Фитлуорт среди нас — один из самых завидных женихов. Зарабатывает своим пером кучу денег. Его писания встречаются повсеместно. Эта его пьеса, что шла в прошлом сезоне, имела немалый успех. А на днях в «Трутнях» я слышал, что его приглашают в Голливуд. Это правда?

— Правда.

— Ну, вот видишь.

— Все это так, я знаю. Но ты упускаешь из виду, что дядя Перси принадлежит к тем людям, которые с подозрением относятся к писателям. Он сомневается в их платежеспособности. Он всю жизнь занимается бизнесом и не представляет себе, что у кого-то еще, кроме бизнесмена, могут быть деньги.

— Да, но Боко без пяти минут знаменитость. В «Сплетнике» была опубликована его фотография.

— Верно, но дядя Перси считает, что писательский успех сегодня есть, а завтра улетучился без следа. Может быть, сегодня у Боко дела и в порядке, но дядя считает, что в любой момент его заработки могут прекратиться. И представляет себе, как через год или два ему придется вытаскивать Боко из очереди за бесплатным супом для безработных, да еще потом всю жизнь содержать его и меня и полдюжины маленьких Фитлуортиков. Ну, и потом он вообще с самого начала был предубежден против Боко.

— Из-за брюк?

— Отчасти, может быть, и из-за брюк.

— Глупости. Боко — писатель. Дядя Перси должен бы знать, что писателям позволяется многое из того, что запрещается другим. И кроме того, хотя я и не хотел бы, чтобы это слышал Дживс, но брюки — это еще не все.

— Но настоящая причина в том, что он считает Боко мотыльком.

Я окончательно перестал ее понимать. Она меня совершенно запутала. В жизни своей не встречал человека так мало похожего на мотылька как старина Боко.

— Как это — мотыльком?

— Ну да, которые порхают с цветка на цветок и лакомятся сладким нектаром.

— А дядя Перси не любит мотыльков?

— Тех, что порхают и лакомятся, — нет.

— Откуда ему могло взбрести в голову, что Боко из тех, что порхают и лакомятся?

— Понимаешь, когда он только появился в Стипл-Бам-пли, он был обручен с Флоренс.

— Что-о?

— Это она настояла на том, чтобы он там поселился. Вот что я имела в виду, когда сказала, что он не мог, как ты говоришь, по-настоящему, с полным размахом ухаживать за мной с самого начала. Помолвка с Флоренс немного связывала ему руки.

Я был изумлен. Я чуть было не переехал курицу от волнения.

— Помолвка с Флоренс? Он мне об этом не рассказывал.

— Вы ведь довольно давно не виделись.

— Да, это верно. Ну, знаешь ли! А ты слышала, что я тоже был одно время помолвлен с Флоренс?

— Конечно.

— А теперь она помолвлена с Сыром.

— Да.

— Надо же, какие чудеса. Необъяснимо, вроде великого переселения народов, о котором пишут в учебниках.

— Наверное, это из-за ее профиля. У нее красивый профиль.

— Если смотреть слева.

— И справа тоже.

— Д-да, пожалуй, справа до некоторой степени тоже. Но исчерпывающее ли это объяснение? По-моему, в наш занятой век невозможно постоянно виться вокруг женщины так, чтобы всегда смотреть на нее сбоку. Я все же нахожу загадочным это стремление половины человечества обручаться с Флоренс. Значит, вот почему дядя Перси холоден к Боко?

— Ледовит.

— Ясно. Его точку зрения можно понять. Ему не нравится такое перескакивание. Вчера Флоренс, сегодня ты. Он считает, что ты — просто еще один цветок, на который Боко перепорхнул с целью полакомиться нектаром.

— Наверное.

— И вдобавок он еще сомневается в его финансовых возможностях.

— Да.

Я задумался. Если дядя Перси в самом деле считает Боко мотыльком, способным в любой миг пойти по миру, — это для юных грез любви крупная неприятность. Я хочу сказать, и в богатом-то мотыльке нет ничего хорошего. Но он по крайней мере сам платит за квартиру. С каким же отвращением должен относиться человек старой консервативной закалки к тому, от кого вполне можно ожидать, что он всю жизнь будет являться к нему за подачками.

Но тут со свойственным Бустерам умением видеть светлую сторону я сообразил, что еще не все потеряно.

— С какого возраста ты имеешь право выйти замуж без дядиной резолюции?

— С двадцати одного года.

— А сейчас тебе сколько?

— Двадцать.

— Ну, вот! Я знал, если вглядеться попристальнее, то увидишь, что солнце по-прежнему сияет. Надо подождать всего год — и нет проблем.

— Да. Но Боко через месяц уезжает в Голливуд. Не знаю, какого мнения ты об избраннике моего сердца, но на мой любящий, внимательный взгляд, у него не такой характер, чтобы его можно было выпустить в Голливуд без жены, которая могла бы отвлекать его внимание от местной фауны.

Эти слова неприятно поразили меня, и в ответ я запустил в нее беспощадный крученый мяч:

— Без полного доверия не бывает взаимной любви.

— Кто это тебе сказал?

— Не знаю, наверное, Дживс. Изречение в его духе.

— Так вот, Дживс ошибается. Очень даже бывает взаимная любовь без полного доверия, имей это в виду. Я люблю Боко до безумия, но от одной мысли, что он уедет в Голливуд, а я останусь, меня просто оторопь берет. Сознательно он, конечно, меня не предаст. У него это как бы само получится. В одно прекрасное утро я получу покаянную телеграмму с известием, что накануне вечером он каким-то непонятным образом случайно женился, и как я думаю, что теперь делать? Такая уж у него, у моего хорошего, импульсивная натура. Ответить «нет» он просто не способен. Так он, должно быть, и с Флоренс тогда обручился.

Я задумался, нахмурив брови. Действительно, после ее разъяснений положение уже не казалось мне таким простым.

— Как же быть, по-твоему?

— Не знаю.

Я нахмурился вторично.

— Надо что-то предпринять.