Сергий Радонежский. Личность и эпоха - Константин Александрович Аверьянов

Г. В. Семенченко предпринял попытку анализа формуляра грамоты, но эти наблюдения не дали результата. Его могли дать только историко-географический анализ, изучение владельческой истории упоминаемых завещанием сел.

Среди прочих духовная грамота упоминает село Черкизово (ныне в составе Москвы). Название села происходит от имени выехавшего на Русь ордынского царевича Серки-за. По предположению С. Б. Веселовского, его выезд на Русь можно отнести только к 1360 или 1371 г. – поездкам Дмитрия Донского в Орду.[943] Обычно село получает антропонимическое название только после смерти владельца. Даже если предположить, что завещание относится к 1378 г., то со времени выезда Серкиза на Русь прошел слишком малый срок, чтобы его имя так прочно укоренилось в названии основанного им села.

Духовная Алексея называет и «Рамение, что есмь купил оу Ильи оу Озакова», локализуемое на месте современного города Раменское. Но, судя по княжеским духовным грамотам, именно здесь располагалась в XIV – первой половине XV в. княжеская волость Раменка. В 1389 г. Дмитрий Донской завещал ее своему сыну Петру, после чего она перешла к князю Юрию Дмитриевичу, в завещании которого она упоминается в последний раз в 1433 г.[944] Среди селений, перечисляемых завещанием митрополита Алексея, видим село Каневское, тождественное волости Канев по течению реки Каширки. Согласно духовным грамотам московских князей, это владение было великокняжеским вплоть до 1407 г., когда оно упоминается в духовной грамоте Василия I.[945] Наконец, грамота упоминает Обуховскую деревню. Но, судя по завещанию князя Владимира Андреевича Серпуховского, еще в начале XV в. село принадлежало ему и было завещано его жене.[946]

Таким образом, тот простой факт, что упоминаемые в завещании села вплоть до конца первой четверти XV в. принадлежали другим лицам, позволяет с уверенностью говорить о подложности грамоты. Судя по владельческой истории сел Чудова монастыря, упоминаемых в завещании, грамота была составлена не ранее середины XV в.

Не миновало составление подделок и монахов звенигородского Савво-Сторожевского монастыря. В его архиве сохранилась жалованная грамота звенигородского князя Юрия Дмитриевича игумену Савве Сторожевскому. Она дошла до нас только в списке начала XVI в. Ее издатели обратили внимание на то, что в списке имеются исправления, например, в дате; к тексту приклеен обломок печати, которая, судя по всему, использовалась несколькими десятилетиями позже, уже при Иване III. И хотя они признавали опубликованный ими экземпляр акта поздним списком с явными следами попытки придать ему вид и значение подлинника («когда эта попытка была предпринята, пока не совсем ясно», – отмечали издатели), в целом содержание акта признавалось ими подлинным.[947]

У нас имеются основания считать и эту грамоту средневековой подделкой. Прежде всего вызывает сомнение точная датировка (10 мая 1404 г.) в тексте грамоты, что не было характерно для того времени: датироваться княжеские грамоты начинают приблизительно с середины XV в. Окончательно убедиться в ее подложности заставляет упоминание в тексте грамоты отдельно друг от друга звенигородских и рузских княжеских наместников. Известно, что ранее единый Звенигородский удел был разделен на самостоятельные Звенигородский и Рузский уезды лишь по духовной грамоте князя Юрия Дмитриевича 1433 г., и, как следствие этого, грамота могла быть составлена только после этой даты. Это же подтверждает опубликованная рядом другая данная грамота князя Юрия игумену Савве, датируемая временем около 1402–1403 гг., в которой упомянуты только звенигородские наместники, хотя в ней затрагивается и территория будущего Рузского уезда.[948] Судя по всему, эта подделка была выполнена монахами Савво-Сторожевского монастыря не ранее второй половины XV в.

Как видим, подложная грамота Дмитрия Донского Сергию Радонежскому не является чем-то исключительным. Для нас интересен другой вопрос: что же послужило толчком для составления подобных подделок? Понять это можно, если обратиться к копийной книге земельных актов митрополичьей кафедры, составленной в 1527–1528 гг. при митрополите Данииле.

Появление данного вида источников было не случайным. Начало XVI в. ознаменовалось бурными спорами относительно права Церкви владеть недвижимым имуществом. На московском соборе 1503 г. великий князь Иван III предложил отобрать в казну монастырские вотчины. И хотя вопрос о недвижимых монастырских имуществах был решен тогда в пользу монастырей, он снова был поднят на соборе в мае 1531 г. В этой ситуации духовные власти должны были противопоставить оппонентам весомые аргументы в защиту своих имущественных прав. В монастырских архивах была проделана колоссальная работа по подбору и систематизации актов, подтверждавших права обителей на их земли. Но при этом монахи столкнулись с тем, что на ряд владений им не удалось обнаружить первоначальных актов (либо в силу отсутствия, либо по некомпетентности), подтверждавших право владения и объяснявших происхождение и переход этих земель к духовным корпорациям.

Столкнулась с этим и митрополичья кафедра. Чтобы восполнить данный пробел, перед списками сохранившихся позднейших актов на эти владения в копийную книгу были внесены записи, свидетельствовавшие о принадлежности этих владений митрополитам. Так возникли «записи» по истории сел Голенищева и Селятина, Кудрина, Пушкина, Селецкой волости и др. В одних случаях это были развернутые рассказы о лицах, якобы сделавших вклады, подробно описывались владения, в других же кратко сообщалось, что данное село «митрополиче… изстаринное».

В непосредственной близости от тогдашней Москвы, между современными Садовым кольцом и Баррикадной улицей, располагалось село Большое Кудрино. Митрополичья копийная книга сохранила всего три акта на это владение, наиболее ранний из которых относится к 1486 г. «Запись» по истории Кудрина сообщает, что здесь находился большой двор князя Владимира Андреевича Серпуховского, после смерти которого его вдова Елена Ольгердовна передала это владение митрополиту. Аналогичное известие имеется и в Никоновской летописи, сообщающей под 1410 г., что, умирая, Владимир Андреевич завещал жене и детям выделить это село кафедре.[949]

Между тем до наших дней сохранилась духовная грамота серпуховского князя, равно как и завещание его жены. Никаких сведений о Кудрине в этих источниках нет. Л. В. Черепнин в свое время пытался объяснить это тем, что село «предназначалось в качестве посмертного дара церкви, и Владимир сделал на этот счет устные указания своей жене».

«Запись по истории Кудрина» привлекает внимание своей необычностью. В конце ее читаем: «А подпись на грамоте: Смиренный Фотей митрополит всеа Руси. А печать у грамоты Пречистые образ». «Запись» подробно перечисляет деревни, «тянувшие» к Кудрину, дает описание границ вотчины. Далее сообщается, что Фотий отдал село основанному им Новинскому монастырю на Пресне.[950] Таким образом приходим к выводу, что перед нами обрывок данной грамоты Фотия Новинскому монастырю на село Кудрино. Это подтверждается другим известием. В августе 1619 г. власти Новинского монастыря обратились к патриарху Филарету с просьбой подтвердить право владения Кудрином,