Руководство по системной поведенченской психотерапии - Геннадий Аверьянов

3) Дальнейший психотерапевтический процесс идет по трем направлениям, а именно: во-первых, посредством соответствующих психотерапевтических техник редуцируется симптом (как очерченный, так и не очерченный); во-вторых, означиваются и отводятся в соответствующие «зоны» сексуальные проявления и «игры власти», маскирующиеся под социальное поведение (здесь необходимо принятие пациентом тех позиций – «верха» ли, «низа» ли, – которые манифестируются в различных формах «схемой», а соответствующий процесс обеспечивается переозначиванием, производимым в «картине» пациента); в-третьих, определяются черты нового, свободного от вторичных наслоений социального поведения, цель которого состоит не в решении сексуальных проблем, а также не в определении социального статуса, а в действиях поддержки, заботы, интимного личностного контакта, обеспечивающего редукцию чувства социального одиночества907.

4) После того как вся указанная выше работа проделана, то есть симптом редуцирован, сексуальные отношения и «игры власти» разведены по соответствующим «зонам», а также выработаны новые динамические стереотипы, обеспечивающие социальное поведение собственно человеческой природы, необходимо перейти к решению проблем отношений указанных выше «зон» и отработке новых динамических стереотипов нового социального поведения.

Третий этап (самостоятельная работа).

В самостоятельную работу пациента входит освоение в наличной ситуации новых динамических стереотипов социальных отношений. При этом он должен самостоятельно дезактуализировать прежние дезадаптивные стратегии смешения различных составляющих своего социального поведения, отработать динамические стереотипы, которые обеспечат ему адаптивное поведение в сексуальных отношениях и адекватное использование иерархического принципа.

3. Инаковость субъекта поведения социальных отношений

Современная философия ввела понятие «Другого» (с большой буквы), он – «Другой» – прослеживается уже в работах М.М. Бахтина908, в виде концепта «Ты» у М. Бубера909, особенное место «Другой» занимает в философии Ж.-П. Сартра910, Р. Барта911, Ж. Делеза912, У. Эко913 и многих других. Впрочем, понимание «Другого» в работах этих исследователей неоднозначно, весьма размыто и, в целом, носит несколько абстрактный, а то и откровенно метафизический характер. Вместе с тем необходимость введения этого термина очевидна, более того, она настойчиво диктуется реалиями психотерапевтической работы914. Однако формирование соответствующей концептуальной модели правомерно лишь на базе научных исследований, философии здесь явно недостаточно.

Как уже говорилось, фактически человек не взаимодействует с другими людьми, его настоящими визави являются его собственные «образы» других людей. Если вернуться сейчас к представленной выше формуле «промежуточной переменной» (ВВ → Ск/а → ПП → Р), то становится очевидным, что фактический (реальный) другой человек – это внешнее воздействие (ВВ), тогда как он в качестве «конкретного» (Ск) и «абстрактного стимула» (Са) для другого субъекта (своего визави) – уже означаемое и означающее последнего. То есть, он уже собственное производное того человека, с которым он, этот фактический другой, входит во взаимодействие.

Данное положение четко определено еще А.А. Ухтомским, который писал: «Человек видит реальность такою, каковы его доминанты, то есть главенствующие направления его деятельности. Человек видит в мире и в людях предопределенное своею деятельностью, то есть так или иначе самого себя»915. Этот феномен получил название «психологического солипсизма»[494] 916, 917, решение же этой проблемы «замкнутости человека в самом себе» также предложено А.А. Ухтомским. Однако прежде чем перейти к упомянутым положениям, следует обратиться к работам Ж. Лакана, который педантично рассматривал проблему «психологического солипсизма», используя формулу «промежуточной переменной».[495]

Во втором томе своих семинаров Ж. Лакан определяет структуру «промежуточной переменной» достаточно ясно: «Одной из главных пружин, одним из ключевых моментов теории, которую я здесь рассматриваю, является различение Реального, Воображаемого и Символического. Я все время стараюсь научить вас этому различению, приучить к нему. Моя концепция даст вам возможность разглядеть тайное недоразумение, которое в понятии объекта кроется. Ибо на самом деле понятие объекта как раз и держится на смешении, путанице этих трех терминов»918. Не вдаваясь в излишнюю конкретизацию, хотя и несколько огрубляя, можно сказать, что «Воображаемое» (по Ж. Лакану) – есть «конкретный стимул» (Ск), означаемое, или, иначе, элемент «схемы», «Символическое» (по Ж. Лакану) – есть «абстрактный стимул» (Са), означающее, или, иначе, аберрация «картины». «Реальное» же (по Ж. Лакану) – есть фактическое внешнее воздействие (ВВ), о котором Ж. Лакан говорит достаточно определенно: «С другой стороны, объекты реальные – совершенно очевидно, что мы их не можем дать индивиду, это не в нашей власти»919.

Таким образом, реальные объекты скрыты от человека, с одной стороны, «Воображаемым» (по сути дела работой динамических стереотипов), а с другой стороны, «Символическим», то есть «стеной языка»920, – символами, которые означают этот объект во «внутреннем пространстве субъекта» и являются психическими эквивалентами реальных объектов, символами, которыми, в отличие от реальных объектов, субъект может оперировать, делая различные умозаключения и устанавливая всевозможные взаимосвязи между этими означаемыми объектами (аберрации «картины»)[496]921.

Впрочем, дело представляется более или менее простым, когда речь идет о неодушевленных объектах или даже одушевленных, но не «однородных»922 субъекту. Здесь вполне можно воспользоваться предложенной Ж. Лаканом тактикой и развести «Воображаемое» и «Символическое» по разным углам, предоставив тем самым объекту право быть тем, кем он, в сущности, и является. Однако ситуация весьма усложняется, когда речь идет об объекте «однородном», то есть о другом субъекте (человеке).[497]

В связи с этим Ж. Лакан вводит понятие «интерсубъективности», которое, в сущности, отражает степень «Реалистичности» другого человека в восприятии данного. В одном случае эта интерсубъективность не предполагает наличие инакового другого, создает иллюзию понятности и предсказуемости другого человека (она получила название «первичной интерсубъективности»). В другом случае интерсубъективность оказывается по-настоящему действительной, поскольку для личности, достигшей высших степеней своего развития, другой человек предстает инаковым, сущностно отличным, индивидуальностью, ощущаемой как уникальность, а потому действительной лишь в осознании всей ее непредсказуемости и имманентной специфичности (такая интерсубъективность получила название «вторичной»)923.

Ж. Лакан, столкнувшись с указанным противоречием и не будучи осведомленным относительно существования процесса развития личности, как ее понимает психософия924, занимает соломонову позицию: «В целом, – пишет Ж. Лакан, – интерсубъективность миражом не является, но рассматривать своего ближнего и полагать, будто он думает именно то, что предполагаем мы, – грубейшее заблуждение»925. Однако – и всякому практикующему психотерапевту это известно – большинство людей убеждены в своей способности «знать» другого (своего рода инфантильное «ясновидение»), то есть они полагают, что другие думают именно то, что, по их мнению, эти другие думают.

Теперь следует вернуться к понятию «личность». На своем семинаре Ж. Лакан дает следующее указание: «В диалектике психоанализа нельзя понять ровно ничего, не уяснив предварительно, что Я – это воображаемая конструкция»926. Это утверждение кажется по меньшей мере странным, но далее Ж. Лакан высказывает следующее соображение, способное прояснить существо дела: «Нам все уши успели прожужжать разговорами о том, что субъект-де берется в его целокупности. Почему он, собственно, должен быть целокупным? Нам лично об этом ничего не известно. Лично я не целокупен. Да и вы тоже. Будь мы целокупны, мы и были бы каждый сам по себе, а не сидели бы здесь вместе (имеется в виду семинар, – А.К., Г.А.), пытаясь, как говорят, организоваться. Это не субъект в своей целокупности, это субъект в своей открытости. Он, как и водится, сам не знает, что говорит. Знай он, что говорит, он бы здесь не был»927.

Фактически Ж. Лакан говорит здесь о «ролях»: если бы человек был «целокупен», то он бы не мог быть «слушателем» семинара или его «ведущим», это становится возможным только благодаря соответствующей «роли». Человек, находящийся в каких-то определенных я-отождествленных ролевых отношениях, не ощущает, что играет какую-то «роль», ибо он ей тождественен, а потому наивно полагает, что он и есть эта «роль» (это в какой-то мере действительно так) и что он ею исчерпывается (а это уже совершенно не верно), поскольку в другой ситуации (в других отношениях) он был бы иным (была бы актуализирована какая-то другая я-отождествленная роль), а не таким, как сейчас.