Королева в придачу - Симона Вилар

При приближении к Ла Турнелю королева словно очнулась от своих грез.

– Анна, могу ли я положиться на тебя? Могу доверять?

– О, моя всемилостивейшая повелительница, я всецело в вашем распоряжении! – девушка погладила собачку, которая сразу перебралась на колени Мэри. – Мы с Курносым зависим от вас и готовы ради вас на все. Ах, маленький хитрец! Все его балуют, но он любит и признает своей хозяйкой только вас. Мне с трудом удалось удержать его, так он рвался за вами. Зато уже он стал привыкать к своему роскошному ошейнику, не пытается его стащить. Глупый Курносый! Такие красивые жемчуга на ошейнике... Я бы сама не отказалась от таких.

Казалось, фрейлина просто беспечно болтает, но Мэри уловила в её последних словах подтекст. Эта девочка намекала на награду за свое молчание и по-своему была права. Мэри не следует забывать, что при дворе нельзя рассчитывать на чью-то преданность, ничего не давая взамен.

Ей стало немного грустно, и очень захотелось увидеться с Джейн, которая, несмотря на свое беспутное поведение, хоть была искренна с ней, и никогда ничего не требовала. «И именно поэтому оказывается то и дело в опале, – подумала королева. – Анна же желает добиться многого. Целеустремленная девочка». Вслух же Мэри небрежно заметила, что пусть Анна навестит её после вечерней молитвы, она давно хочет сделать ей прибавку к жалованию. И тут же поняла, что поступает правильно – так радостно заблестели глаза девочки. Анна даже испросила разрешения немного поправить прическу её величества: у королевы волосы были уложены немного не так, когда они покидали дворец. Если милостивейшая госпожа позволит, она несколько поправит ей пробор.

Итак, Анна Болейн стала соучастницей королевы. Щекотливое, но и почетное положение. Многообещающее... Получив вечером из рук Мэри увесистый мешочек с монетами, Анна тут же побежала к ювелиру и велела сделать себе бархатку, обвивавшую тонкую шейку, но чтобы бархатка была вся унизана жемчугом. Это будет элегантное украшение, и оно поможет скрыть её маленький недостаток – весьма некрасивую крупную родинку на шее, на которой последнее время даже стали появляться волоски. Поэтому модница Анна Болейн и носила волосы распущенными, прикрывая пушистыми прядями сей досадный изъян. Имелся у неё и ещё один недостаток... Уродливый отросток на мизинце левой руки, своего рода шестой палец, отчего Анна старалась всегда носить перчатки, а рукава не откидывать за локти, а носить опущенными, чтобы их кружевная оторочка прикрывала кисти рук. Но делала она это с таким изяществом, что даже некоторые придворные дамы стали повторять этот фасон, называя его «а-ля Болейн». Вообще Анна слыла при дворе самой популярной из английских фрейлин королевы: более чем острая на язык Анна Грэй, хохотушка Нанетта Дакр и молчаливая Лизи Грэй, о которой последнее время ходила сплетня, будто у Лизи бурный роман с другом Франциска, грубоватым Монморанси. Анна же нравилась всем. Франциск Ангулемский даже как-то сказал, что когда она повзрослеет, то мужчины будут сходить с ума по ней. Ах, этот герцог Франциск!.. Он ведь так и вьется вокруг молодой королевы. Она же предпочла ему кого-то иного. Кого? Анна мучительно строила догадки до тех пор, пока через день при дворе не стало известно, что в Париж прибывают английские рыцари. А когда англичане приехали, то Анне, пользуясь доверительной атмосферой, установившейся между ними и немногочисленным штатом английской королевы, удалось кое-что выведать. Один неосторожный паж сболтнул, что герцог Саффолк отлучился от кортежа немного раньше, дабы приготовить все к их приезду в Париже. Анна все поняла.

Итак, Брэндон! Анна Болейн терпеть его не могла ещё с тех самых пор, когда при дворе регентши Маргариты он, любимец всех дам, упорно не замечал её, хорошенькую, умненькую девочку, любимицу самой госпожи. Но оказалось, все же замечал... Ибо, когда Анна донесла Маргарите, что её возлюбленный Брэндон собирается посетить вертихвостку Джейн Попинкорт, то едва Чарльз узнал, кто доносчик, как сразу нашел её, выволок в отдельную комнату и оттаскал за уши, как нашкодившего щенка. Теперь Чарльз Брэндон, светлейший герцог Саффолкский, вновь в милости, и очаровывает французский двор не хуже, чем двор в Нидерландах!..

При встрече к Анне Брэндон отнесся снисходительно.

– А вот и вы, маленькая ябеда.

Но сказано это было весело, он даже поцеловал ей руку. Правую руку. Левую Анна никогда не протягивала.

А потом Анне даже позволено было присутствовать при встрече господина английского посла Саффолка с королем и королевой. Людовик принял его, лежа в постели. Эти дни король усердно постился, ибо было решено, что во время коронации Марии Английской он изъявит милость французских королей излечивать своим прикосновением больных золотухой, а для этого требовалось строго поститься, что, однако, неблагоприятно сказалось на слабеющем больном организме Людовика. И все же прием был организован как можно более торжественно. Людовик возлежал на королевском ложе, в дорогих одеждах, а вокруг стояли все его высшие сановники и знать. Королева сидела подле него в складном кресле и вежливо взглянула на посланника, ничем не выдав свое волнение. А вот Брэндон... Раньше он никогда не видел французского монарха, и в первый миг просто опешил. Он, конечно, знал в Англии людей возраста французского короля – капеллан Фишер, епископ Фокс, герцог Норфолк – немолодые, но вполне деятельные и бодрые особы. Но Людовик Двенадцатый... Перед Саффолком лежал древний старик, больной, изношенный, выглядевший гораздо старше своего возраста. Невольно Чарльз ощутил жалость к юной Мэри, и это так ясно обозначилось на его лице, что королева даже заволновалась, как бы не заметили и другие, прежде всего сам Людовик. Но Брэндон быстро справился с собой, и через миг уже склонился перед старым мужем своей любовницы со своей обычной обаятельной улыбкой, перед которой никто не мог устоять. Людовик тоже улыбнулся ему в ответ, велев приблизиться, и даже поцеловал его в обе щеки, а затем долго держал за руки, расспрашивая о «нашем дорогом брате Генрихе VIII», от которого он, Людовик, получил «свое самое большое сокровище в жизни».

Королева по французской традиции протянула Брэндону руку для поцелуя, а по английской – подставила щеку...

Но множество глаз, следивших за ними в этот момент, остались разочарованными, ибо ни Мэри, ни герцог Саффолк не проявили при этом иных чувств, кроме холодной церемонности. Томас и Анна Болейн обменялись быстрыми; взглядами словно дивясь, как эти пылкие любовники сумели проявить подобную сдержанность.

Потом Болейны присутствовали при обсуждении королевской четы с Саффолком его дипломатического поручения. Речи о войне за кастильское наследство жены Генриха мало заинтересовали старого Людовика, но его все ещё волновали завоевания в Италии. Для этого король даже стал просить у Генриха известную сумму, ибо тогда-де он готов войти в коалицию с Англией против Фердинанда Испанского. А дела в Шотландии... Тут Мэри тактично пришла на выручку Чарльзу, напомнив супругу, что Франциск Ангулемский хочет послать туда своего друга Олбани, якобы для помощи вдовствующей королеве Маргарет в её противостоянии с шотландской знатью. Но ведь Олбани имеет династические права на трон Стюартов, и его появление там может создать сложную ситуацию для родной сестры Мэри. В итоге она представила положение так, что якобы в вопросе о Шотландии существует их с Людовиком личная заинтересованность, а Франциск стремится плести свою интригу. Атак как Людовик недолюбливал зятя и близко принимал к сердцу тревоги любимой жены, то он дал слово задержать отъезд Олбани.