Давид Бек - Раффи

один. Один в собственной крепости, среди собственного народа. Никто не обращал на него никакого внимания. Только теперь его охватил дикий страх. Но у него хватило силы воли не потерять окончательно голову.

Он вошел в узкий переулок. Надо было избежать вторичной встречи с врагом. Отовсюду слышались горестные вопли, жалобы о пощаде. Люди потеряли почву под ногами, не зная, что делать, куда бежать… Хан слышал плач и рыданья своего народа и проходил мимо…

Идти узким переулочком было очень трудно, то спереди, то сзади его толкали люди и с руганью проносились дальше. Вдруг кто-то с такой силой налетел на него, что они буквально столкнулись лбами.

— Ты что, ослеп? Не видишь, куда прешь?

Владыка города ни слова не сказал в ответ.

Это были те самые рабы, что, завидев лишь его тень, склонялись до земли и сто раз били поясные поклоны. Теперь они смели касаться его головы… Судьба порой играет с нами злые шутки…

Узкий переулок вывел его на более широкую улицу. Толпа запрудила ее. Люди были вооружены.

— Наши отступили!.. Сломились! — кричали в толпе.

— Как это сломились? — спросил хан, остановив одного из кричащих.

— Сломились, и все, — ответил тот, с трудом переводя дыхание. — Враги атаковали крепостные ворота снаружи, наши пытались остановить их, но они одолели, повалили ворота и вошли в город.

— Какие ворота?

— Железные.

Все ворота крепости были железные. Но речь шла о тех, что открывались прямо в сторону армии Мхитара спарапета. Значит, именно спарапет и проник в Зеву.

— А дальше? Что было дальше? — спросил хан.

— Да не знаю, — ответил человек, — я-то убежал.

— Ты воин?

— А то кто же?

Хан уже понял, что все бегущие — его воины. Он хотел было остановить их, сказать, кто он, и высочайшим повелением повернуть их назад, заставить сражаться до последней капли крови. Но пока он раздумывал, противник вошел в ворота, именуемые «Медовыми дверьми», и стал продвигаться вперед. У некоторых из ворвавшихся в крепость армян были в руках факелы, освещавшие улицу. Из окна какого-то дома открыли по ним стрельбу. Вражеский отряд остановился и через несколько минут от дома не осталось и камня на камне. Трупы жителей оказались погребенными под развалинами.

Полк армян приближался, отблески их факелов играли на бледном лице хана. Он отступил в тень, чтобы его не узнали. Враги прошли мимо. Теперь ему захотелось выйти из укрытия. Но куда идти? Он не был знаком со своим городом, знал лишь несколько прямых улиц, по которым обычно торжественно ездил на охоту из своего дворца. Некоторое время он стоял неподвижно в своем укрытии, боясь встречи с врагом.

Мимо него, спотыкаясь, шли какие-то люди. Он решил, что это ищут его, и отступил еще на шаг в темноту.

— Подожди, Агбар! Дай догнать тебя, — услышат он позади себя.

— Иди быстрей, я не могу остановиться, — отвечал Агбар.

— Я же ранен, помоги… не могу бежать, — умолял первый голос.

Агбар ничего не ответил и быстро исчез за углом.

Хан узнал своего нового визиря и командующего войском.

— Почему он убегает? — спросил хан у человека, который внезапно вырос перед ним, точно привидение.

— Наверное, уж очень его «мухи» допекли, — ответил тот с презрительным смешком.

Хан узнал своего бывшего визиря.

Но разве он не отдал приказа о его аресте? Как же визирь очутился на свободе? И куда сейчас идет? Хан был смущен. Визирь отвернулся от него и подошел к раненому, которому отказался помочь командующий Агбар.

Асламаз-Кули не знал, что и думать. «Визирь не мог не узнать меня, — решил он, — видно, долго искал и наконец нашел… Теперь постарается выдать меня врагу… Ах, как зло издевался он над моей доверчивостью! Его слова о „мухах“ были намеком на мою глупость… когда я принял за чистую монету слова Агбара, сравнившего неприятеля с мухами. Надо бежать!.. Но куда!.. Хоть бы нашелся человек, которому можно было бы открыться… и он бы проводил меня в безопасное место…»

Визирь снова вернулся к хану. Раненый, которому старик вызвался помочь, умер. То был один из самых опытных и смелых военачальников Асламаза-Кули.

— Теперь ты наконец убедился, хан, что наши враги далеко не мухи? — спросил низложенный визирь, остановившись перед ним.

Хан ничего не ответил, его огорчила дерзость старика.

Но визирь нанес и второй удар:

— Надеюсь, ты видел, как убегал твой новый визирь и хвастливый командир армии?

— Видел, — ответил Асламаз-Кули с горечью. — Однако я велел взять тебя под стражу. Как тебе удалось оказаться на свободе? Ты бежал из тюрьмы?

— Нет, я не бежал. Я не из тех, кто бежит. Да, ты приказал взять меня под стражу, но не подумал о том, что тюрьмы у тебя больше нет.

— Как нет?

— Еще до того, как я добрался туда, тюрьма была разрушена… Больше ста твоих узников, в основном армяне, воспользовались осадой крепости, разбили свои кандалы и разнесли стены тюрьмы. И твой приказ остался невыполненным — ведь меня некуда было заключать.

— Почему же мои тюремщики и надзиратели не удержали негодяев?!

— Заключенные их перебили.

После всех бед и огорчений, пережитых за эту ночь несчастным владыкой крепости, эта весть поразила его в самое сердце.

— И, конечно, получив свободу, ты искал случая отомстить арестовавшему тебя человеку? — спросил Асламаз-Кули.

— Отнюдь. Я не мщу тем, кто попал в беду, — ответил визирь с сочувствием. — Напротив я спешил сюда, чтобы помочь. Я тебя долго искал. Когда здесь проходили вражеские войска, я узнал тебя в свете факелов и подошел к тебе.

Сочувствие визиря нанесло самолюбию хана болезненный удар, и он с обычной своей гордыней ответил;

— Благодарю, но я не нуждаюсь в твоей помощи. Скажи только, как у нас обстоят дела?

— Я побывал везде, где шли бои. Надо признать, наши воины сражались храбро. Если бы их безмозглые и трусливые командиры не обратились в бегство, исход сражения мог быть иным.

— Хорошо… Я все понял… — голос хана дрожал от гнева, — а сейчас прошу оставить меня одного.

— Не стану тебе докучать, я и сам спешу.

— Куда именно?

— Я иду к Давиду Беку.

— К Давиду Беку? — спросил хан пораженно. — Какое у тебя дело к этому разбойнику?

— Я хочу пасть ему в ноги и умолять пощадить хотя бы оставшихся в живых.

Спесивый хан, который ни за что бы на свете не позволил себе склонить голову даже перед самим шахом, схватил бывшего визиря за руку и сказал с мольбой:

— Послушай, визирь, если осталась в тебе хоть капля уважения к твоему бывшему владыке, прими его совет