Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

Рига пылала уже час. Аристандр, отчаявшись, уже исчерпал весь свой, запас проклятий и ругательств. Вынужденный бездействовать, он был крайне раздражен и проклинал Лориану и Адамаса, да и Мерседес в придачу, и Клиндора, который взывал к терпению, в общем, всех, кто мешал ему действовать. Но тут Адамас, забравшийся по винтовой лестнице на балкончик башни, крикнул ему:

— Господин! Господин здесь! Я его не вижу, но он точно здесь, клянусь! Там такая драка, и я узнал его голос среди всех.

— Да, да! — закричала Мерседес, наблюдавшая через окошечко под навесом. — И Марио здесь, его собачка Флореаль словно с ума сошла: почувствовала хозяина. Смотрите, я его и удержать не могу.

— Аристандр! — закричала Лориана. — Выходите! Все выйдем, пора!

Аристандр уже вышел. Его не интересовало, последовали за ним остальные или нет. Он кинулся к маркизу и сбил гибкого, как змея, Ла-Флеша, который, вскочив на круп коня позади маркиза и не сумев выбить его из седла, попытался задушить его.

Аристандр схватил цыгана за ногу и сбросил бандита на землю, дав ему несколько сильных пинков по ребрам. Потом, оставив Ла-Флеша, то ли мертвого, то ли потерявшего сознание, кинулся на остальных.

Все слуги выбежали из замка, даже Клиндор, даже собачка Флореаль, выскользнувшая из рук растерявшейся Мерседес. Пес кинулся под ноги маркизу, которому сейчас было не до собаки, а потом в общей сумятице помчался к Марио.

Взволнованная Лориана вооружилась и также собиралась выйти.

— Во имя неба, — произнес Адамас, преграждая ей путь, — не делайте этого. Если господин увидит, что его дорогой дочери угрожает опасность, он совсем потеряет голову и может погибнуть по вашей вине. Да и посмотрите, я один остался, чтобы закрывать двери, а это в случае чего может спасти наших. Один Бог знает, что может случиться… Останьтесь, поможете мне…

— Но Мерседес же вышла! — воскликнула Лориана. — Смотри, Адамас, смотри, эта храбрая женщина ищет Марио, она пошла за собачкой. Господи Боже мой! Мерседес, вернитесь! Вас убьют!

Но Мерседес в шуме сражения не слышала ничего. Впрочем, она и не хотела ничего слышать. Она буквально прошла через огонь и железо, она прошла бы и через гранит.

Маркиз и Аристандр, поддерживаемые храбрыми слугами, вскоре начали и теснить бандитов как со стороны развалин риги, так и со стороны ворот. Бандиты, что проскочили под накренившейся башней, не испугавшись ее возможного падения, столкнулись с пиками и колами вассалов Буа-Доре.

Многие цыгане были убиты, многие взяты в плен. Другие повернули обратно, и вся банда, отступая вдоль стен, всего не более двадцати человек, способных носить оружие, оказалась загнанной под свод ворот.

— Гасите пожар! — крикнул Буа-Доре, видя, что огонь перекинулся на другие пристройки. — И дайте нам добить этих каналий!

С такими словами он обратился к крестьянам, к женщинам и детям, что решились выйти из замка, а сам бросился со своими слугами под свод ворот, где произошла странная стычка между спасающимися бегством бандитами и Санчо, который один остался охранять выход.

У Санчо была одна мысль, мысль беспощадная. Он видел, что Марио в надежном месте, его хорошо охраняют, спрятав позади деревенского дома. Но Санчо был уверен, что рано или поздно мальчик покинет убежище и окажется досягаем для выстрела из аркебузы.

Санчо стоял наготове, ствол его аркебузы был выставлен из-за зубца башни, сам он надежно спрятался и не отрывал глаз от угла стены, откуда должен был появиться мальчик. Мрачный испанец имел перед всеми неоспоримое преимущество: никакие опасения по поводу его собственной жизни не смущали его душу и не могли отвлечь его от цели. Он не думал ни о завтрашнем дне, ни о текущем часе, какими бы опасностями он ему ни грозил. Он просил у неба всего лишь минуту, чтобы осуществить мщение и насладиться им.

И когда отступавшие цыгане с воплями метались у массивных перекладин решетки, Санчо оставался столь же неподвижен, сколь и камни свода. Напрасно отчаявшиеся голоса бешено кричали ему:

— Мост! Решетку! Мост!

Санчо оставался глух; сообщники не значили для него ровным счетом ничего.

Цыгане метались, пытаясь вырваться. Их дети и женщины жалобно кричали. На том же самом месте разыгрывалась такая же сцена страха и сумятицы, что и несколько часов назад, но лишь участники ее поменялись местами: тогда растерянно метались вассалы Буа-Доре.

Маркиз, по-прежнему верхом, в окружении своих приближенных, запер, словно в клетке, эту банду убийц и воров. Их женщины, обезумев, пытаясь защитить своих детей, с бешенством и отчаянием бросались на него.

— Сдавайтесь! Сдавайтесь все! — крикнул охваченный жалостью маркиз. — Ради детей я готов пощадить вас!

Но никто не сдавался: эти несчастные не верили в великодушие победителя, они не понимали, что такое доброта, — для сеньоров той эпохи, признаемся, подобные чувства были редкостью.

Маркизу пришлось остановить собственных людей, чтобы помешать, как он потом сказал, избиению невинных младенцев, но так ли уж невинны были эти маленькие дикари, уже обученные всяким злодействам и готовые их совершить.

Наконец, поднялась решетка, и мост опустился.

Гийом, столь же великодушный, как и маркиз, конечно, пощадил бы поверженных, но, к великому удивлению Буа-Доре, отступавшим никто и не препятствовал. Гийом и его люди куда-то пропали.

— Тысяча чертей! — воскликнул Аристандр. — Эти демоны спасутся. Вперед! Вперед! Не упускай их! Ах, сударь, надо было изрубить их в крошку, раз уж они в нашей власти…

И он кинулся в погоню, оставив маркиза одного под сводами распахнутых ворот. Но маркиз очень беспокоился о Марио, а направить коня по мосту не мог, рискуя растоптать собственных слуг, которые пешими бросились толпой через узкий проход, чтобы настичь беглецов.

Наконец, мост освободили. Победители и побежденные устремились вперед. Маркиз смог выехать и увидел, что с левой стороны навстречу ему едет Марио, который решил, что все уже кончено и можно покинуть укрытие.

Действительно, бандиты более не представляли никакой опасности: они думали лишь о том, как бы спастись, разбегались в разные стороны; некоторые ловко спрятались, и погоня промчалась мимо.

Лишь один из побежденных не сдвинулся с места, и никто о нем не вспомнил: это был Санчо, по-прежнему прятавшийся в углу верхней площадки ворот. С этой узкой площадки, где стена заканчивалась зубьями, он мог бы сбрасывать камни на бриантцев. Но Санчо боялся выдать себя. Он хотел прожить еще несколько мгновений: он видел ехавшего Марио и тщательно целился в него, но вдруг в трех шагах от моста он увидел маркиза, который оказался намного ближе к нему и гораздо уязвимее для выстрела.