Ничья - Александра Лимова

появились осложнения и если сейчас сделать аборт, то велика вероятность, что у нас с ним не будет детей, а я ведь, глупая, только сейчас поняла, как сильно я его люблю, я так боюсь, что он меня оставит снова, я не переживу этого, он единственная любовь в моей жизни, я готова принять его безвыходные обстоятельства в которые он попал из-за обмана Снежаны, я готова все принять, и я так боюсь…

Рэма ощутимо бросало из крайности в крайность. Он заверял, что у меня будут лучшие врачи, что с моим здоровьем все будет в порядке, он клянется, что никогда меня не оставит, но здесь нужны кардинальные меры и это он заявлял с непоколебимой твердостью. Сдающей позиции, когда я, задыхаясь, говорила, что мне очень страшно и я так во всем виновата, испрашивала его прощения, и снова шла по своему сценарию. Обнимал, вжимал ревущую меня в себя. Его лихорадило. Терял контроль. Только обретал, вновь начиная убедительно и издалека, ласково утешая, и вновь терял, когда я говорила, что неважно же от кого ребенок, я просто очень сильно прошу его принять меня, ведь мне так страшно, я так боюсь его потерять…

Когда он не сдержался и рявкнул, что я обязана ему доверять, я затихла. Покорно покивала, елозя щекой по намокшей от слез ткани на плече и он облегченно вздохнул.

Села ровнее, деловито вытирая лицо и широко улыбнулась под напряженным взглядом:

— То есть любовнице рожать от тебя можно, а мне беременеть нельзя ни от кого кроме тебя, — опустив локоть на его плечо, пальцами подперла висок, с удовольствием глядя как мрачнее Рэм, — как-то не особо справедливо, не находишь, Маркелов?

— Ты не беременна, — прикрыл глаза, стиснув челюсть.

— Бинго! — восхищенно резюмировала я, протянув руку и растрепав его волосы, прежде чем отсесть от него и положив локти на подлокотник, а щиколотки скрестив на его бедре, оглядывая бледный профиль с беспорядочно упавшими волосами, и заключить, — ух, красотища! Похож на молодящуюся деревенщину.

— Зачем этот спектакль? — спросил с легким прищуром глядя перед собой.

— Тебе не понравилось? — удивилась я, склоняя голову. — Ну, во-первых, я не знала, чем тебя шантажирует Марин. — Не без удовольствия отметила рябь по его лицу, — а во-вторых, что может быть прекраснее, чем дать тебе надежду, а потом столкнуть с правдой. Когда живешь с садистом, невольно чему-то учишься. — Усмехнулась, глядя в потемневшие глаза. Прицокнув языком, тихо, вкрадчиво произнесла, — кончать жизнь самоубийством я не планирую, жить захотелось, знаешь ли. Теперь у нас с тобой будет другой уговор. Шахнес правильно сказал, что если вскроется чьего сына воспитывает Руслан, ты минимум сломом политкарьеры отделаешься. Минимум сломом. Со Снежаной он ничего не сделает, а вот тебе могут заварить кофе по-лубянски. Ты знал, что не разгребешь, если Марин засветит информацию, и он не дурак, он тоже знал, что ты не рискнешь на него слив сделать, потому что тебе пиздец в ответку прилетит. — Хрипло рассмеялась, с нескрываемым омерзением глядя на Рэма. — Наш с тобой новый уговор такой: если ты Мара хоть один раз, хоть как-нибудь укусишь… неважно, сам или через своих подсосов, я найду способ сообщить Гумарову, Рэм. За всю эту хуету, что ты творил со мной, готовой с тобой и в огонь и в воду и сквозь медные трубы, за то, во что превращал и что сделал со мной и Маром… Не трогай его, этот его козырь ты отдал мне. И меня не трогай. Живи, работай, смотри, как растет твой сын. И помни, Маркелов, никогда не забывай, что заплатишь очень дорого, если не включишь мозг и решишь продолжить нашу с тобой партию сейчас завершившуюся ничьей. В любой момент все может измениться, поэтому думай. Тачку мою не продал?

Рэм глядя в сторону не сразу отозвался. Отрицательно повел головой и я, потянувшись, встала с дивана, через плечо бросив:

— Брошу ее у Надьки. Спасибо, что забрал с аэропорта.

Ключ на стенде в гараже. Кажется, стоит так же, как и оставила в последний раз, вроде бы он ее вообще не трогал. Тонкий слой пыли на металле, окрашенном в дайтона грей. Следы от кончиков пальцев, ведущих по морде и крылу, когда снимала когда-то любимую зверюшку с сигнализации и шла к водительской двери. Ну, аккум не сел, уже плюс…

Пальцы по боковому выпирающему ребру, безошибочно к маскирующейся под ним ручке. В темным салоне пахнет так, как пахнет в давно не пользованных машинах. Ожидая пока поднимутся рольставни, отбросила босоножки и рюкзак на соседнее сидение, нажав на алую кнопку запуска двигателя на руле. Рык проснувшегося движка спросонья громкий, но не такой мурлычущий и низкий, как у Авентадора, а когда-то он мне казался очень даже впечатляющим. Все познается в сравнении.

Не тянула эр восемь так, как Ламба. Настежь распахнутые окна, позволяющие ночному промозглому морскому ветру красть раздражающий запах из салона. Порывы били по лицу, аудиосистема разрывалась, а я выжимала из, как оказалось, не очень резвой машины все соки, направляя ее по эстакадам и мостам, выкинув из головы мысль, что явятся вскоре последствия в виде как минимум внушительной суммой штрафа за превышения, а скорее-всего меня ждет лишение прав. Но не давала эр восьмая того рева, что мне хотелось. Даже в туннелях, даже когда происходили осечки, всё не то…

Припарковавшись недалеко от Макавто, сидела на капоте, запивая вишневый привкус на языке горьким кофе и просматривая ближайшие вылеты на Барбадос. Пришлось оформить с пересадками и лететь предстояло порядка девятнадцати часов вместо девяти с небольшим, зато прямо завтра.

Утром заявилась к Наде, забрав кота из Риверсайда и оставив записку Марину, что ключи от его квартиры у консьержа. Начинающуюся Надину истерию по поводу моего слива в группу деанонимизированных шлюх, обрубила тем, что это неправда, а если она считает иначе — может съезжать. Разумеется, съезжать ей не хотелось. Наказав сестре смотреть за привезенным котом и оставив ключ от брошенной на парковки Ауди, потискала Гришку и поехала в аэропорт, по телефону признаваясь в любви Малицкой, доконавшей сотрудников отеля, но выбившей у них соседний с ней номер для меня.

Девятнадцать часов перелета это много. Потому после посещения дьюти-фри и на земле родной и в транзитной зоне, неустанно химичила в туалете элитную отвертку, в результате чего спокойно продрыхнула почти все время.

В Грантли Адамс самолет Британских авиалиний