Элементарная социология. Введение в историю дисциплины - Александр Фридрихович Филиппов

потому, что он легитимен. А легитимность для меня – это прозрачность всего того, что сопутствовало появлению того господствующего, которое отдает мне приказ. Не любя его, проклиная, не соглашаясь, я принимаю подчинение легальной власти как свой внутренний мотив рационального поведения.

Вебер прекрасно знал, как устроена политическая жизнь, и не очень верил в самодостаточность легально-рационального господства. Поэтому появляется третий тип – харизматическое господство. Харизматик – очень специфическая фигура. У нас говорят «лидер», чтобы не произносить слово «вождь», «фюрер». Но в немецком языке не было слова «лидер», Вебер говорит – «der charismatische Führer». Кто это такой? Это тот, кто выступает для некоторого множества людей спасителем. Тот, кто способен на нечто такое, чего не могут все остальные в обстоятельствах, вынуждающих нас кому-то доверять. Очень тонкий момент – смотрите. Представьте себе такую цепочку. Целерациональное действие мы совершаем ради чего? Ради некоторого результата. Результат – это что? Это то, что для нас выгодно, – значит, приносит некоторую пользу. Значит, благодаря полученному результату, мы сможем еще что-то совершить. Либо удовольствие, нечто преходящее, либо польза; результат нашего действия тогда есть средство для чего-то еще. Выстраивается цепочка: наше действие служит средством для достижения цели, которая служит средством для достижения цели… Рано или поздно мы должны прийти к наивысшей пользе, выше которой нет. Мы приходим к главной проблеме человека – к смерти. Главная проблема, которую предстоит решить, – это смерть. Главная беда, главное горе – это смерть. Следовательно, если цепочка нашего целерационального поведения не решает проблему смерти, значит, обессмысливается все остальное целерациональное поведение. Вебер открывает «Смерть Ивана Ильича» и говорит: вот вам современный человек. Образованный, целерациональный, но он скоро помрет, а все останутся. И тогда все? Зачем была его карьера, его образование, вся жизнь? Следовательно, целерациональное поведение должно быть каким-то образом оправдано высшей целью, а высшая цель – это спасение. Не оправданное высшим образом целерациональное поведение в высшем смысле бессмысленно, его рациональность мнима, у него нет ответа на вопрос «зачем».

Вот в чем, в частности, значение для Вебера исследований по аскетическому протестантизму. Целерациональное поведение изначально не бессмысленно. У него есть прямое отношение, прямая связь с решением главной человеческой проблемы – проблемы спасения. Но в нынешнем мире, когда этот огромный экономический космос оторвался от своего этического корня, когда область государственного управления стала особым космосом (как сейчас), не обессмысливаются ли в некотором отношении основные области человеческого существования? На этот вопрос могут быть разные ответы. Один из них для Вебера дает война. Он обнаруживает, что во время войны (Первой мировой) пребывание перед лицом смерти оказывается для воюющих некоторым основанием для создания особой этики, для появления особого феномена братства. Это окопное братство людей перед лицом смерти оказывается мотивом более сильным, чем религиозная этика спасения. Это наводит Вебера на много разных мыслей и, в частности, вероятно в связи с этим, он перетолковывает новоокрытое в его время одним из крупных религиозных историков церкви понятие харизмы. Харизма – это то пребывание благодати на учительствующем члене общины, которое делает очевидным для ранних христиан, что именно он должен быть ее епископом.

Вебер совершает в известном смысле абсолютно невозможную вещь – он переносит эту категорию на политическую жизнь. Он говорит: есть политическая харизма. Это непосредственное усмотрение в каком-либо политическом вожде того, кто спасет, его особой способности разрешить фундаментальные проблемы участников политической жизни. Того, кто выведет за пределы катастрофы. Того, кто окажется тем самым лидером, за которым можно идти. Естественно, что есть фундаментальная, радикальная категория харизмы. А есть возможность обнаружить харизматические черты у политических лидеров, которые не воспринимаются как спасители всего и всех, но тем не менее, не будь у них этих черт, они не были бы избраны и не возглавили бы политические партии и движения.

Здесь очень тонкий момент. В собственном смысле слова харизматическое господство – это господство, которому не нужен никакой закон, не нужна никакая традиция. С одной стороны – ниспровержение традиции, с другой – ниспровержение некоего действующего закона, если он есть. Уже в многократно ослабленном виде можно говорить о харизматических чертах у лидеров более мирных эпох и в более урегулированной политической жизни. Харизма противопоставлена в области действования аффекту – аффект долго не продолжается. Харизма – это затянувшийся, пролонгированный аффект. Аффективная приверженность вождю – это то, что не может длиться вечно, но то, что длится гораздо дольше, чем аффект, сопровождающий аффективное поведение, которое приводит, например, к преступлению. Но, тем не менее, этот аффект исчерпывается и происходит рутинизация харизмы, превращение ее в нечто повседневное[144]. И далее – ее полное размывание. Либо появляются законы, связанные с тем, что необходима передача власти от одного к другому, от харизматического лидера к наследнику. У наследника может не быть харизмы, но прописанные правила есть то, что превращает харизму из внеобыденного личного дара в нечто обыденное и повседневное. Либо приходит кто-то другой с новой харизмой и опровергает старую.

Теперь понятно, почему здесь нет ценностно-рационального действия. Ему ничто не может быть сопоставлено в области подчинения. Ценностно-рациональное действие – это область личной ответственности и личной свободы, возможно, ориентация на вечный закон, но никак не на позитивную легальность. Личной свободе не может быть сопоставлена никакая область подчинения какому-либо господству. Поэтому типов легитимного господства только три, а не четыре. И мы опять видим, как внутрь веберовской типологии проникает все богатство его содержательных социально-исторических построений. Есть ли у Вебера другие понятия, которые также плотно завязаны на рассмотренные сегодня? Но время уже позднее, с другой стороны, нам важно было посмотреть на устройство веберовского аргумента. Нельзя воспроизвести все, что есть у Вебера. Зная, как это устроено, мы можем легче укладывать его результаты в своей памяти.

Лекция 15

Социология Макса Вебера. Основы социологи и религии

Сегодня у нас последняя лекция по Веберу. Не потому, что мы исчерпали тему. Наоборот, все только начинается, и мы, так сказать, лишь коснулись краешка. Вебер – это целый мир, – но осваивать этот мир вы будете самостоятельно или с другими преподавателями. Некоторые важные вещи поневоле должны оставаться за пределами рассмотрения. Тут есть одна тонкость, на которую я уже обращал ваше внимание, но, пожалуй, стоит сказать о ней в завершение еще раз. Мы рассматриваем Вебера так, чтобы понять, как устроен его аргумент. Мы