Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

обладал очень внимательным взглядом; он мгновенно заметил лицо, которое поразило его, но не остановился и продолжал путь, не сказав ни слова об этой встрече.

На другой день госпожа Фурес получила приглашение на обед к генералу Дюпюи, коменданту города. У него в доме проживала некая дама, как бы госпожа Дюпюи, которая встречала гостей в торжественных случаях, когда Дюпюи хотел показать себя благоразумным человеком, и потому госпожу Фурес пригласили от его и от ее имени.

— Странно, однако, — заметил Фурес, — что вместе с женой не приглашают меня! Я все-таки офицер.

Однако он отпустил жену, велев ей известить всех, что у нее есть муж.

Госпожу Фурес приняли удивительным образом. За обедом присутствовало немного народа, и все шло спокойно, так что она никак не могла ожидать, что будет дальше. Перед самым кофе в доме началось большое движение; затем обе половинки двери с шумом растворились, и вошел главнокомандующий. Дюпюи не знал, как извиняться, что генерал нашел их еще за столом, и просил по крайней мере выпить чашку кофе; Наполеон согласился. Он был молчалив и внимательно глядел на молодую француженку, которая сделалась пунцовой от застенчивости, не смела поднять глаз и все больше и больше приходила в смущение, видя, что на нее так внимательно смотрит человек, уже наполнивший мир своею славой. Он съел померанец, выпил чашку кофе и уехал, не сказав ни слова госпоже Фурес; но зато глаза его все время рассматривали ее.

Через несколько дней Фуреса позвали к Бертье.

— Любезный Фурес! — сказал ему начальник штаба. — Вы счастливее всех нас: вы возвращаетесь во Францию. Главнокомандующий имеет о вас сведения, которые показывают, что вам можно доверять, и он посылает вас в Европу с депешами к Директории. Вы отправляетесь через час, вот приказание к начальнику порта в Александрии. Прощайте, любезнейший! Желал бы я быть на вашем месте.

— Но мне надобно предупредить жену, чтобы она тоже готовилась, — пробормотал наконец Фурес, опомнившись от изумления, в какое пришел он после объявленной милости.

— Вашу жену? — вскричал Бертье. — Вашу жену?!.. Что вы это, мой любезнейший! Вы с ума сошли!.. Как вашу жену? Во-первых, она будет жестоко страдать от морской болезни на маленьком кораблике, худо снабженном провиантом, и где сверх того можно подвергнуться большим опасностям. Этого нельзя! Ах, любезный друг, я понимаю, как должны вы страдать, разлучаясь с женою, которую любите!

Бертье вздохнул и начал грызть остатки своих ногтей.

Фурес ушел довольный, но в некоторой досаде; особенно не мог он постигнуть этих странных милостей, которыми взыскали его, человека неизвестного и непритязательного. Но в каждом из нас присутствует столько суетности, что мы поймем и непостижимое; и Фурес еще не дошел до своего дома, как уже открыл в себе множество причин для объяснения выбора, сделанного главнокомандующим. Жена его лучше знала эти причины и простилась с мужем, плача и смеясь одновременно. Добрый поручик сел на корабль и поехал во Францию.

Но тогда недостаточно было просто сказать: «Я отправляюсь во Францию». Правда, на корабль садились; но всегда ли сходили с него, чтобы ступить на землю отечества? В этом-то и имелось затруднение: англичане крепко сторожили нас. Как только замечали корабль в море, тотчас за него цеплялось двадцать железных лап, которые уводили его бог знает куда. Небольшое судно господина Фуреса имело жребий общий всему, что выходило из египетских портов, — его захватили. Посланного обыскали до рубашки, стараясь выяснить, не спрятал ли он какой-нибудь важной депеши, потому что, рассматривая бумаги, которые имел при себе пленник, английский капитан видел только общие места и даже припоминал, что читал их уже в другой депеше, которая, по счастью, ускользнула за несколько недель до того и была с торжеством опубликована Директорией в «Мониторе». Затем английский капитан спросил у посланника, где ему угодно сойти на берег. Корабль отправлялся в Магон, а оттуда к Молуккским островам, должен был сделать довольно большой круг по Тихому океану или идти к полюсу: это зависело от приказаний, какие найдутся в Макао, но очень вероятно, что он возвратится к водам Нила. Если господину поручику угодно пожить на корабле во время этого небольшого путешествия, то капитан на службе Его Британского Величества совершенно к его услугам. Бедный Фурес, слыша все эти названия диких, безвестных стран, робко спросил, нельзя ли ему возвратиться в то место, откуда он отправился. Лучше быть с египетскими змеями, нежели с китайцами и на Молуккских островах, потому что, как полагал он весьма здраво, «теперь я не что иное, как пустой чемодан; зачем же мне находиться вдали от жены моей? Возвратимся лучше в Каир». Увы, ему пришлось узнать, что не все крокодилы живут в Ниле.

Английский капитан имел известия из Египта самые свежие и самые подробные, как будто сам жил в Каире или Александрии. Он уже знал об отношениях главнокомандующего и госпожи Фурес и был очень рад произвести замечательный эффект в комедии, в которой муж-путешественник играет роль, не включенную в список действующих лиц. По всем этим причинам он очень вежливо и с наружной искренностью высадил бедного поручика на землю Египта, желая ему всяких успехов. Фурес прежде всего поспешил обнять свою Беллилот, но Беллилот была прекрасна уже не для него; он нашел свое жилище оставленным, опустелым!.. Фурес мог быть доверчив до смешного, но любил свою жену истинно, он обнаружил измену и сделался несчастлив: это я знаю от очевидца. Искреннее горе этого человека заставляло скорбеть тех, кто слышал его.

После первой минуты изумления Фурес начал искать жену свою; это не стоило ему большого труда, потому что она занимала дом поблизости от квартиры главнокомандующего. Фурес хотел видеть ее, устраивал сцены, плакал, кричал и наконец довел дело до развода, который и был устроен генерал-интендантом Сартелоном; его свидетельства оказалось достаточно для утверждения гражданского акта, заключенного далеко от Франции. Но развод надобно было бы подтвердить по возвращении в Европу. Мы тотчас увидим, что произвело маленькое упущение в этом случае.

Наполеон очень любил госпожу Фурес. В ней было все, что могло привязать его, и еще больше блистала она в землях отдаленных. Наполеон нашел в Полине горячее воображение, любящую душу, ум естественный, но отточенный образованием. Ни малейшего притворства, никакой расчетливости, много преданности и нежности; все это, редко соединяемое с такой наружной прелестью, и пленило человека, ненавидевшего в женщинах все притворное и расчетливое. При этом она была шаловлива и весела, как девочка двенадцати лет.

Когда Наполеон тайно оставлял Египет, она знала об этом — чуть