Девилз-Крик - Тодд Кейслинг

отстаивали. Обнаружили бы трещины в строительном растворе, многолетние слоистые отложения, рубцовую ткань в камне, образовывавшуюся из-за отказа каждого поколения посмотреть в лицо порочной правде, лежащей в основе поразившего Стауфорд некроза.

До сегодняшнего дня, если бы вы спросили кого-нибудь в городе, они сказали бы, что единственным объектом разногласий в Стауфорде была сгоревшая в 1983 году лесная церковь. Да и почему бы они стали говорить что-то другое? Об этом позаботились поколения, закрывавшие глаза и безразлично молчавшие. История постоянно становится жертвой сторонников ее пересмотра, особенно в такой эхо-камере, как Стауфорд, штат Кентукки.

Правда заключалась в следующем: порочная история города началась не в Девилз-Крике. Не со сгоревшей церкви, не с церемониального группового самоубийства и не с шести выживших детей.

Она началась с игры в покер, когда город был разбужен посреди ночи жаждущей самосуда толпой, и яростного осуждения пылким проповедником всех причастных.

2

Джейкоб Мастерс думал об этих истинах, когда покидал разум Лауры Тремли и воссоединялся со своими детьми на улицах города, сделавшего его семью изгоями. Шепот, прозвучавший из-под земли, воспламенил его ненависть к упадку этого города, его лицемерию, его лжи. Более тридцати лет он пролежал в бездействии в неглубокой могиле, пока мир над ним продолжал меняться. И в то время, когда он был заключен в оболочку своего разлагающегося тела, господь прошептал ему:

Они забыли тебя и твою ненависть. Ты должен напомнить им, Джейкоб.

И он напомнит. Лишь Джейкоб хранил в памяти отцовскую проповедь об откровении и возмездии, которое в одно воскресное утро ждет паству недалеких лицемеров. Лишь Джейкоб помнил причину ярости старика.

Его дети шагали по Мэйн-стрит, распевая старые гимны, одновременно разбивая окна и поджигая Вавилон. Он остановился на углу Мэйн и Третьей улицы, глядя на здание, ранее известное как отель «Хинкли». Сейчас там располагались пивоварня и пивная, место, где грешники пили, отравляя храмы своих тел. Он с гордым ликованием наблюдал, как мальчик, из глаз которого текли черные слезы, разбил стеклянную дверь и пролез через образовавшийся проем.

Фундаменты здесь прогнили, под кладкой текла черная река греха. Он слышал приглушенное бормотание из недр времени, отголоски призраков, потерявших свои жизни одной ночью 1919 года. Он слышал хриплый пьяный смех мужчин, играющих в покер одной теплой субботней ночью. Слышал их шаги, когда двое из них, спотыкаясь, вышли из отеля «Хинкли», завернули за угол и направились к железнодорожным путям напротив Депо-стрит.

Джейкоб пошел по их стопам, вырвавшись из яростно поющей толпы, созданной им самим. Там, через улицу, возле склона, ведущего к рельсам, этих мужчин взяли на мушку двое чернокожих. Только эти были вовсе не чернокожие – сейчас Джейкоб знал это. Еще один секрет, дарованный ему могилой, был раскрыт в космическом пространстве смерти и вселенной. Нет, это были двое белых, которые за неделю до этого прибыли в город по железной дороге в поисках работы, но обнаружили, что большая часть рабочих мест занята небольшой чернокожей общиной. Они узнали, что в субботу вечером в отеле идет игра в покер, и решили, что будет неплохо, если им достанется часть выигрыша.

Они вымазали себе лица машинным маслом, выпачкали одежду, чтобы походить на парочку никчемных ниггеров, и стали ждать, когда навстречу им выйдет один или двое пьяных игроков.

Джейкоб попробовал воздух на вкус своим кожистым языком, вдохнул запах дыма. Он полагал, что отцовский крестовый поход был безрассудным, учитывая время и место, но без него общение Джейкоба с богом никогда бы не состоялось. Пути Господни неисповедимы.

Пьяные игроки, которых в ту ночь ограбили под дулами пистолетов, вернулись в отель и рассказали друзьям о том, что произошло. За этим последовал постыдный акт трусости и страха, мнимого расового превосходства и белого невежества. Через несколько часов ночь заполнили крики мужчин, женщин и детей, выгнанных из домов толпой рассерженных белых мужчин.

Джейкоб слышал призрачные отголоски зреющего заговора, возмущенные высказывания. Что-то слишком много в Стауфорде развелось чернокожих, да и вообще, какой от них прок? Они должны были помогать, пока белые мужчины воевали, но Великая война, продлившаяся почти год, закончилась. Мужчины вернулись домой, и им нужна работа. Стауфорд – «белый» город, и меньше всего нужно, чтобы какая-то кучка чернокожих мутила воду, женилась на их женщинах, отнимала их работу и буянила по выходным. Они должны знать свое место – и это место не здесь.

Когда Джейкоб вернулся на Мэйн-стрит, он услышал, как под ней журчит река греха, ибо здесь черная бездна была глубока, как нигде. Эти улицы были вымощены поверх крови невинных, где людей секли и избивали, пока те шагали в сторону депо. Там их погрузили в вагоны для перевозки скота и отправили на юг, в Чаттанугу. Тех немногих, кто попытался бежать, либо застрелили, либо линчевали на мосту через Лэйн-Кэмп-Крик.

Пламя окутало шпиль Первой баптистской церкви оранжево-черным облаком. Толпа заулюлюкала, вскинула руки к небу, скандируя «Аллилуйя», и Джейкоб присоединился к ней. Да сгорит их храм. Там было застелено их ложе греха. Так пусть же возлежат они на нем.

На следующее утро после чистки те же люди, которые пролили невинную кровь, вошли в двери Первой баптистской церкви, заняли свои места и стали изображать перед отцом Джейкоба праведников. Турмонд Мастерс слышал, что они сделали, слышал, что они даже подожгли маленькую церквушку за городом, которую чернокожие использовали для поклонения, и его ярость была ни с чем не сравнима. Следуя страсти в своем сердце, преподобный Турмонд Мастерс прочитал другую проповедь, про обещания адского огня и серы, и откровение снизошло на тех, кто сознательно отвернулся от учения Христа.

«Аминь», – говорили они, согласно кивая головами. Турмонд Мастерс, с дрожащими руками и мокрым от пота лбом, ударил кулаком по кафедре и воскликнул: «Вы все убийцы в доме господнем!»

Те люди, те белые мужчины, которые изгнали из города целые семьи за цвет их кожи, были не просто убийцами. Это были землевладельцы, частные предприниматели, выборные должностные лица. Они были на стороне общественного мнения, занимали более высокие посты, чем местный священник, и они позаботились о том, чтобы в то влажное воскресное утро 1919 года Турмонд Мастерс прочитал в Первой баптистской церкви свою последнюю проповедь.

Он был изгнан, как Адам и Ева были изгнаны из Эдема. Дурное семя, которое вскоре пустило корни в лесной глуши за городом. Он заявил, что там, среди деревьев,