Бальзак без маски - Пьер Сиприо

Как это нередко бывало с Бальзаком, толчком послужила наблюдаемая им сцена из жизни. Ему случилось увидеть, как «умирал старик, целые сутки крича от жажды, но к нему так никто и не пришел. Одна из его дочерей уехала на бал, другая — в театр, хотя обе прекрасно знали, в каком состоянии находился отец».

Бальзак никогда не считал, что отец — это царь и бог, однако, по его мнению, быть отцом, значит приблизиться к пониманию Бога. Именно такую мысль произносит у него отец Горио.

В Древнем Риме отец обладал полной властью над жизнью своих детей. Некоторые черты подобного отношения сохранялись и в дореволюционной Франции. Самого Бальзака воспитывали в убеждении, уходящем корнями к Аристотелю и Фоме Аквинскому, в том, что отец как личность «активно действующая», стоит неизмеримо выше ребенка как личности «потенциальной». Достаточно вспомнить, что Шатобриан не смел поднять глаз на своего отца, а Мирабо никогда в жизни не целовал своего. Почтительное уважение к родителю получило особое распространение в семьях аристократии и буржуазии. Эдгар Кине, к примеру, так смущался, сидя за столом вместе с родителями, что мог остаться голодным. В этой среде считалось нормальным, что ребенок не должен открывать рта, пока его о чем-либо не спросят.

В 1835 году, когда создавался «Отец Горио», отношение в семье к ребенку как к «королю», еще не сложилось, но дети воспитывались уже в гораздо более свободном духе. Из-под неусыпной опеки родителей или наставников они вышли на улицу, обретя некоторую независимость, подчас разрушительную. Ликвидация права первородства также повлияла на ослабление отцовской власти. Убеждения Бальзака в этом вопросе сложились, как мы помним, уже к февралю 1824 года.

Работая над «Отцом Горио», Бальзак «держал в уме» и прочитанную ранее брошюру о праве первородства, и память о том предпочтении, которое Лора де Бальзак демонстративно оказывала своему незаконнорожденному сыну Анри, и поведение его зятьев Монзэгля и Сюрвиля, и отношения госпожи де Берни с ее собственными детьми.

В «Отце Горио» звучат две главные темы: деградация отца и моральное падение детей.

Овдовев, Горио перенес свою горячую любовь к жене на дочерей. Восхищаясь их успехами в обществе, он ведет себя не как впавший в детство старик, а как заботливый любовник. В каком-то смысле это его последняя попытка продолжать ощущать себя мужчиной. Мужья дочерей не пожелали с ним знаться, и ему приходится смотреть на них издали. Проезжая в роскошном экипаже по Енисейским Полям, они иногда «посмеиваются» над ним. Брошенный отец готов на все. Он снимает и обставляет квартирку, в которой любимая дочь сможет встречаться с Растиньяком. Он даже гордится своей ролью сводника, словно находя в ней некий реванш. «Ну и пример! — возмущалась по выходе романа критика. — Этот „сумасшедший старик“ не заслуживает ничего, кроме жалостливого омерзения».

Папаше Горио, который откровенно пренебрегает правилами приличия, вторит еще один персонаж — «одинокий жалкий студентишко Растиньяк».

«Никому не нужно то, от чего отворачиваются остальные», — так заявила Растиньяку госпожа де Босеан. Несколько дней спустя он слышит не менее откровенное признание Вотрена: «Уверяю вас, в Париже и шагу нельзя ступить, чтобы не столкнуться с самыми дьявольскими проделками. Такова жизнь. Она ничем не лучше кухни — такая же вонь… И если хочется рагу, приходится пачкать руки. Здесь нет принципов; есть только события. Законов тоже нет; бывают обстоятельства. Тот, кто желает преуспеть, принимает события и обстоятельства как данность, а сам исхитряется оказаться впереди них». Вотрен знает, о чем говорит. В доказательство своих слов он приводит настоящие статистические выкладки: «Во Франции всего двадцать генеральных прокуроров, а вас, мечтающих об этой должности, двадцать тысяч. Найдите-ка мне в Париже хотя бы пять адвокатов, к 50 годам сумевших начать зарабатывать по 50 тысяч франков. И ведь лучшие места достаются не самым порядочным и знающим, а тем, кто может похвастать крупным состоянием и мастерством плетения интриг».

С сентября 1834-го по январь 1835 года семьи Бальзаков и Сюрвилей переживают серьезные финансовые трудности. Анри с супругой бессильны что-либо предпринять, и Бальзак всерьез подумывает о поездке в Лондон с целью пробить проект Сюрвиля, до которого наконец-то дошло, что строительство каналов безнадежно устарело и что пора переключиться на железные дороги. Лора де Бальзак беспрестанно жалуется на нищету и выпрашивает деньги для уплаты долгов. «Горио — это я», — вполне мог бы сказать Бальзак. Бальтазар Клаэс мучился выбором между семьей и наукой. По мнению Андре Моруа, «Бальзак, подобно Горио, стоял перед выбором: творчество или жизнь. И как старик готов был отдать жизнь за дочерей, Бальзак умер бы, если бы его лишили возможности писать».

Окруженный со всех сторон «светскими богачами-бездельниками», которые и понятия не имеют об «исполненной трудов жизни художников и бедняков», Бальзак сам себя чувствует Растиньяком. Подобно своему герою, он тоже научился прятать чувства, ведь «стоит вам на минуту выдать себя, вы пропали». Он откровенно манкирует светскими обязанностями: отказывается ехать в Нормандию, в Кевийон, где его ожидают маркиза де Кастри и герцог де Фитц-Джеймс; откладывает поездку в деревню к герцогине д’Абрантес; перестает посещать «среды» барона Жерара… Ни дня без строчки, пока не ушло вдохновение: «Никогда еще поток не нес меня с такой силой; никогда еще человеческий разум не покорялся с такой готовностью замыслу столь же величественному, сколь ужасному».

Ему постепенно открылось, какие преимущества таит в себе присутствие сквозных персонажей. С Растиньяком читатель уже встречался — в «Шагреневой коже» этот парижский «тигр» представлял Рафаэля де Валантена Феодоре. Викторина Тайфер — дочь банкира-убийцы из «Красной харчевни». Мадам де Ресто знакома нам по роману «Гобсек» — ведь это она рылась в комнате только что умершего мужа, надеясь найти и уничтожить завещание, лишавшее состояния ее незаконнорожденных детей.

Начиная с «Отца Горио» в романах Бальзака станут без конца появляться лица, хорошо знакомые внимательному читателю.

Бальзак описывал мир, который любил целиком, включая и так называемые «отбросы человечества». По его собственному признанию, его произведения можно представить в виде «галереи», все помещения которой связаны друг с другом так, что из любого можно попасть в любое. О каждом из персонажей, появляющихся на страницах новой книги, читатель уже знает все: откуда он родом, что из себя представляет, на что способен.