Крещение огнем - Гарольд Койл

— Генерал Малин, полковник Альфредо Гуахардо — к ва­шим услугам.

Застигнутый врасплох, Длинный Эл встал, козырнул в ответ, потом, повинуясь внутреннему порыву, перегнулся через стол и протянул полковнику руку. Гуахардо машинально ответил ему рукопожатием. Несколько мгновений два командира стояли, глядя друг другу в глаза, будто желая убедиться в надежности и ис­кренности друг друга.

Потом Длинный Эл опустидся на свое место, а полковник выдвинул из-под стола табурет и сел напротив. Диксон, стоя в углу, обратился к пехотинцу, который привел Гуахардо:

—      Свободен. Когда будешь выходить, закрой за собой дверь.

Тот без промедления отдал генералу честь и, круто повернув­шись, вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, генерал указал рукой на Диксона.

—       Полковник Гуахардо, это — подполковник Диксон, на­чальник оперативного отдела.

Гуахардо и Диксон смерили друг друга быстрыми взглядами и кивнули. Скотт повернулся к генералу, но Альфредо, однако, продолжал разглядывать подполковника. "Как странно, — поду­мал он, — что пришлось встретиться с любовником Джен Филдс при таких обстоятельствах. Впрочем, стоит ли удивляться, когда настали странные времена? Теперь ничто, даже эта неправдопо­добная встреча, не кажется невероятным".

Не понимая, почему Гуахардо так пристально изучает Диксо­на, Длинный Эл поспешил объяснить ему присутствие подпол­ковника:

—    Я взял его с собой в качестве секретаря — и только. Види­те ли, полковник, память у меня уже на та, что была когда-то. — При этом генерал бросил на Диксона взгляд, который недвусмыс­ленно говорил: "Держи язык за зубами, а ушки — на макушке".

Гуахардо кивнул:

—     Понимаю, генерал, у меня нет возражений. — Потом, скло­нившись над столом, положил перед Мал ином две папки. — Я — ваш должник: ведь вы пошли мне навстречу, согласившись встре­титься со мной. Ответь вы отказом, я бы нисколько не удивился.

Генерал хмыкнул:

—       Черт бы вас побрал, полковник! После трепки, которую ваши орлы задали мне на днях под Монтерреем, моя карьера и так на ладан дышит.

Гуахардо оценйл и попытку генерала создать непринужден­ную атмосферу и комплимент в свой адрес — намеренный или случайный. "Может, все и обойдется", — подумал он.

—     В папках, которые лежат перед вами, генерал, содержатся копии отчета, который я составил после допроса наемника, со­стоявшего на службе у человека по имени Аламан.

При упоминании имени Аламана Длинный Эл повернулся к Диксону и бросил на него красноречивый взгляд. От Гуахардо не укрылись его реакция и удивление, отразившееся на лицах обоих американцев. Значит, им уже что-то известно. Но откуда? Неужто ЦРУ проявило такую прыть? Генерал снова повернулся к нему, и Гуахардо продолжил:

—        Пожалуй, будет лучше, если вы просто ознакомитесь с этим отчетом. Его перевод значительно лучше, чем мой англий­ский.

Длинный Эл передал одну из папок Диксону, и оба погрузи­лись в чтение. Они читали, а Гуахардо наблюдал за их лицами. Поскольку на них ничего не отразилось, он понял: американцам уже известно об Аламане и его наемниках. На какой-то миг Гуахардо испугался. А вдруг американцы в сговоре с ним? Вдруг, чтобы спровоцировать войну с Мексикой и захватить северные штаты, они использовали этого типа? Неужели они способны на такое?

В голове у Гуахардо все еще роились подобные догадки, когда Диксон, а за ним — Длинный Эл закончили чтение. Положив папку на стол, Диксон обратился к своему шефу:

—      Это согласуется с тем, что нашей разведке удалось вытя­нуть из колумбийца.

Генерал кивнул. Потом, встретив непонимающий взгляд Гуа­хардо, пояснил:

—        На КПП, в десяти километрах от того места, где была обнаружена машина конгрессмена Льюиса и трупы его водителя и офицера эскорта, мы подобрали раненого наемника-колум­бийца. — Малин побарабанил пальцами по папке с отчетом. — И хотя он не был так разговорчив, как этот тип, Лефлер, то, что нам удалось от него узнать, совпадает со сведениями, получен­ными от Лефлера. — Генерал помолчал, тяжело сопя. — Обе наши страны попались на удочку этого мерзавца. У меня к вам вопрос, полковник: чего вы ждете от нас? Почему ваше прави­тельство не передало эти сведения нашему по дипломатическим каналам? Почему предпочло действовать через нас?

—         Всему свое время. Прежде нужно кое-что предпринять, пока Аламан и его люди не узнали, что нам о них известно. Но для этого, генерал Малин, мне нужна ваша помощь, так же как вам — моя. Вцдите ли, Аламану уже удалось подкупить некото­рых членов нашего правительства. Кое-кто в СЬвете тринадцати снабжает этого ублюдка информацией. Конечно, я мог бы со временем собрать отряд из верных людей, но это займет слиш­ком много времени. Самые Способные и надежные из моих ко- мандиров разбросаны по всей стране, многие действуют за лини­ей фронта, во главе партизанских формирований. К тому време­ни, когда мне удастся их собрать, ваш конгрессмен и мисс Филдс наверняка погибнут.

Услышав имя Джен, Диксон весь подобрался:

—      Вам известно, іде она?

Альфредо кивнул:

—     Лефлер согласился показать нам их лагерь.

Длинный Эл посмотрел на Диксона, потом — на Гуахардо:

—        Этот негодяй уже предал своего хозяина и сообщников. Можно ли ему доверять?

Ответ полковника прозвучал холодно и сухо:

—      Доверие тут ни при чрм. Француз — наемник, и его забо­тят только деньги да собственная шкура. Он не испытывает осо­бой любви к Хозяину: ведь, умерев за него, он не получит воз­награждения, которым мог бы воспользоваться. У него нет ни чести, ни совести. Он — делец до мозга костей, этот человек, который состоял у Аламана на службе и получал от него деньги. И теперь он ни в чем так не заинтересован, как в сотрудниче­стве с нами. — На лице Гуахардо мелькнула мимолетная усмеш­ка. — К тому же, у нас с ним — полное взаимопонимание, — добавил он.

Обдумав слова Альфредо, генерал оглядел присутствующих.

—     Я вижу, полковник, вы что-то задумали.

—      Вы правы. Из того, что рассказал мне Лефлер, следует, что конгрессмен и мисс Филдс, возможно, еще живы. Но это не может длиться долго. Как только наемники увидят, что Лефлер не вернулся, они предположат самое худшее и перебазируют лагерь. И тогда мы останемся ни с чем. Поэтому, если вы хотите спасти своих людей, необходимо действовать без промедления. Я предлагаю вам услуги Лефлера в качестве проводника и гаран­тирую беспрепятственное проникновение штурмового отряда через наш передний край и дальше в тыл.

Подойдя к столу, Диксон нагнулся и посмотрел Гуахардо в глаза:

—        Зачем вам наша помощь, если вы знаете, где находится лагерь, и у вас есть Лефлер в качестве проводника?

Полковник ответил холодно и невозмутимо:

—     Наемники держат в плену влиятельного члена вашего Кон­гресса и известную тележурналистку. Допустим, вы поверили тому, что здесь написано. Тем не менее, какова будет реакция вашего правительства и народа, если во время операции, прове­денной моими людьми, конгрессмен и журналистка погибнут?

Скотт выпрямился. Джен не раз говорила ему, что полковник Гуахардо — холодный, расчетливый сукин сын. И хотя в его словах был определенный смысл, более удобоваримыми они от этого не стали. Если мексиканская армия, пытаясь спасти Лью­иса и Джен, потерпит неудачу, вся вина падет на нее. Подставив американцев, мексиканцы их руками избавятся от наемников и, вдобавок, снимут с себя всю ответственность за то, что произойдет с заложниками. Ситуация выгодна для них в любом случае.

Генерал, придя к тому же выводу, что и Диксон, обдумывал предложение Гуахардо.

—      И что же, полковник, вы хотите получить взамен?

—      Первое: я буду лично участвовать в штурме. И захвачу с собой Лефлера. Он укажет нам путь к лагерю. Второе: я исполь­зую собственный вертолет. Я знаю, что мой "Белл-212" уступает вашим "Блэкхокам", и, тем не менее, важно, чтобы в этой опе­рации был задействован мексиканский вертолет, а не американ­ский.

Скотт обменялся взглядом с генералом. По выражению его лица Малин понял, что подполковнику это не понравилось. Но Длинному Элу не раз доводилось работать с иностранными во­енными, поэтому он прекрасно понимал, что скрывается за тре­бованием Гуахардо. Как министру обороны, главнокомандую­щему вооруженными силами Мексики и члену Совета тринадца­ти, Гуахардо приходилось заботиться о собственном достоин­стве. Пусть операцию будут проводить американцы, но лететь к месту боя на американском вертолете было бы для него равно­ценно политическому самоубийству. У всех создастся впечатле­ние, будто он не доверяет технике и пилотам своей страны и, что еще неприятнее, вынужден во всем зависеть от американцев. В стране, где внешнее впечатление зачастую важнее реального факта, такого допустить нельзя. И хотя все это имело чисто символическое значение, генерал знал: мексиканский вертолет должен не только лететь с ними, но и выглядеть наилучшим образом.