Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл

— Эй! — крикнула им женщина. — Девочки, у вас чтото случилась? Что это вы здесь совсем одни?

Валентине вдруг ужасно захотелось изо всех сил обнять лошадь и поцеловать ее в мускулистую шею.

— Мы бы от помощи не отказались, — призналась она.

Мужчина был бородат, и у него не было передних зубов, изза чего голос его звучал странно, но глаза у него были добрые. Он привязал самодельную тележку веревкой к седлу лошади.

— Родная, ты совсем плохо выглядишь, — сказала женщина, рассматривая Валентину. — Садись к сестре.

— Нет, спасибо, я пойду пешком.

— До Петербурга три часа пути.

Три часа. Разве это время для того, кто вступает в новую жизнь?

Первый выстрел раздался через час. Пуля угодила в заднюю стенку повозки. Катя подскочила от испуга. Валентина повернулась и увидела на дороге бородача, которого оставляла связанным у избы. Черт! Наверное, он чемто перерезал веревку. Когда вторая пуля ударила в камень на дороге у ее ног, Валентина уже толкала Катю на дно тележки, а мужчина отпустил лошадь. Из большой сумки, притороченной к седлу, он достал гигантский старинный дробовик. Когда он из него выстрелил, грохот был такой, что девушка чуть не оглохла. Лошадь испуганно прижала уши и шарахнулась в сторону, но выстрел остановил преследователя. Он, не целясь, пальнул по ним еще раз, после чего развернулся и припустил по дороге обратно.

Но последний хлопок выстрела окончательно испугал лошадь. Истошно заржав, животное бросилось во всю прыть вперед по дороге. Сидящая верхом женщина оказалась хорошей наездницей и удержалась в седле, но утлый возок не был предназначен для такой скорости. Валентина закричала. Она бросилась бежать вслед за обезумевшим животным, но ноги ее словно налились свинцом, она точно бежала по вязкой грязи, где для того, чтобы сделать шаг, нужно прикладывать усилие. Впереди она видела бледное лицо сестры. Катин рот открылся, но Валентина не услышала ничего, кроме жуткого пронзительного крика, который исторгся из ее собственных уст.

Одно из колес с треском отломилось, и повозка на полном ходу завалилась на бок. Поднялась пыль, во все стороны полетели щепки. Лошадь резко повернула в сторону, и веревка, на которой держалась тележка, не выдержала и лопнула. Это произошло за какуюто долю секунды, но Валентина видела все как в замедленном кино. Колесо покатилось в обратную сторону, возок с Катей, как какойто неуклюжий дельфин, взлетел в воздух и, описав широкую дугу, упал в темное гнилое озерцо, растянувшееся вдоль дороги. Поднявшийся фонтан брызг сверкнул всеми цветами радуги, потом раздался жуткий чавкающий звук, жидкая грязь и вода сомкнулись на своей добыче. Катя скрылась под перевернувшейся тележкой.

— Катя!

Валентина прыгнула в озеро. Вода доходила ей до пояса. Она взялась обеими руками за край тележки и перевернула ее. Тотчас изпод воды показалась голова Кати. Лицо ее было все в черной жиже, она выплюнула изо рта грязь и тихо выругалась. Валентина крепко прижала к себе сестру.

— Ну что, нравится приключение? — задыхаясь, проговорила она.

Катя усмехнулась.

— Всегда любила плавать.

— В следующий раз, когда соберешься поплавать, делай это без тележки.

— В следующий раз я… — Но вдруг Катю затрясло, и она не договорила.

— Скорее! — крикнула Валентина мужчине, который бежал к ним на помощь.

Его жена уже совладала с лошадью и достала из сумки одеяло для Кати.

— Спасибо, — с большим чувством произнесла Катя.

Русские — народ добрый и отзывчивый, Валентина остро чувствовала это. Когда они надолго задерживались в Петербурге, внутри них чтото ломалось и их души чернели, но посреди бескрайних просторов этой страны сердце России все еще билось. И это придавало надежду Валентине. Вдалеке на дороге показался одинокий всадник в развевающемся плаще. Он скакал к ним во весь опор. Муж беременной женщины вскрикнул и снова потянулся за дробовиком, но Валентина остановила его руку.

— Нет.

Даже с такого расстояния она узнала всадника. Это был Йенс.

36

Валентина шла за Йенсом, когда он на руках занес Катю в дом и поднялся по лестнице. Словно в тумане она услышала, как заплакала мать, как запричитала сестра Соня, как, хлопая дверьми, забегали слуги. Слова отскакивали от стен и от ее кожи. Она их слышала, но не понимала. Глаза ее были устремлены на спину Йенса. Плащом своим он укутал Катю, поэтому Валентина видела его пиджак и то, как его лопатки двигаются под плотной материей. Она видела его белый воротничок, видела сильную широкую шею, длинные ноги, шагающие по лестнице.

Ей нужно было снова впустить в себя все эти образы, как будто за прошедший день она растеряла их. Помальчишески стройные бедра, особенный оттенок волос — глаза ее с жадностью поглощали все это. Он был нужен ей, нужен до боли. Теперь каждая минута разлуки с ним стала бы для нее невыносимым мучением. Как только Катя оказалась в кровати и вокруг нее сгрудились слуги, Валентина повела Йенса вниз, в музыкальную комнату. Там он закрыл дверь, обнял девушку и крепко прижал к себе.

Она потерлась щекой о его щеку, прошлась волосами по его шее, как кошка, оставляя свой запах на нем и принимая его запах на себя. Они так и стояли, прижавшись друг к другу, и ее тело медленно привыкало к его телу, снова приноравливалось к изгибам его фигуры, изгоняя из себя воспоминание о чужих прикосновениях. Только когда он крепко поцеловал ее и она снова почувствовала его вкус, у нее появилось ощущение чистоты.

С лестницы Валентина наблюдала за тем, как внизу, в отделанной мрамором прихожей, доктор Белый прощался с отцом. Он пожал ему руку, после чего надел цилиндр и ушел. Перед уходом он, очевидно, обронил какуюто шутку, потому что мужчины засмеялись. Хороший знак. Она побежала вниз.

— Что он сказал, папа?

Отец выглядел постаревшим. Эти несколько дней как будто выпили из него последние остатки молодости, у него даже опустились плечи, и все же, когда он заговорил, Валентина заметила, что взгляд его был непривычно мягким.

— С Катей все будет хорошо. Доктор Белый дал ей чтото для сна. Несколько дней отдыха, коекакие лекарства, и она снова станет такой, как раньше, — вот что он сказал.

Отец улыбнулся. Валентина удивилась и неуверенно улыбнулась в ответ.

— Хорошо. Я так волновалась за нее, — призналась она и начала опять подниматься. Дойдя до середины лестницы, она остановилась и повернулась. — Спасибо, папа.

— За что?

— За то, что ты пытался найти деньги и спасти нас. Наверное, это было… — Она замолчала, подбирая слово. Унизительно? Позорно? Обидно? В конце концов, она просто сказала: — Наверное, это было нелегко.