Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

Их жёсткое дыхание, шелест шагов, стремительный скрежет стали отражались от сводчатого навеса. Она рубанула его, затем резко в обратном направлении, не замечая жгучую ломоту в кисти — и вырвала короткий меч из его руки, со звоном отшвырнув его в тень. Ганмарк отклонился в сторону, едва успев длинным клинком отбить один из коскиных размашистых ударов, и открыл ей свой незащищённый бок. Она ухмыльнулась, заводя руку назад для выпада, как вдруг что-то пробило окно по её правую руку и бросило ей в лицо пригоршню стекляшек. Ей показалось, что она услышала голос Трясучки, рычащий на северном с той стороны. Ганмарк скользнул между колоннами в тот момент, когда Коска хлестнул по нему и ушёл на газон, отступая к центру сада.

— Ты можешь не жевать, а убить эту мразь? — с присвистом просопел Коска.

— Стараюсь как могу. Иди слева.

— Слева значит здесь. — Они двинулись раздельно, загоняя Ганмарка под статую. Теперь уже он выглядел выдохшимся, вялые щёки покрылись розоватыми пятнами и лоснились от пота. Она улыбнулась, делая финт, в предвкушении победы. Улыбка слетела с её лица, когда он внезапно прыгнул ей навстречу. От первого полувыпада она увернулась, хлестнула его в шею, но он блокировал и толкнул её назад. Он выдохся чуть меньше, чем ей казалось. Она же, наоборот, намного сильнее. Подвернулась нога, она слегка пошатнулась вбок. Ганмарк нырнул следом и его меч прочертил жгучий порез через всё её бедро. Она попыталась развернуться, но нога подкосилась, и она взвизгнула, опрокинулась и упала. Кальвес загремел, вываливаясь из перекрученных пальцев.

Широко размахиваясь, с хриплым воплем следом кинулся Коска. Ганмарк присел под ударом, распрямился в выпаде от самой земли и пронзил его точно в живот. Меч Коски тяжело стукнулся о голень Воина и вылетел из руки, в воздухе завертелись осколки камня. Генерал рывком освободил клинок и Коска рухнул на колени, со стоном заваливаясь на бок.

— Вот так-то вот. — Ганмарк повернулся к ней. Над ним возвышалось величайшее творение Бонатина. Пара мраморных черепков отскочила от щиколотки статуи, уже пошедшей трещиной там, куда её рубанул монзин меч. — Нечего сказать, дала ты мне повод поупражняться. Ты женщина — или была женщиной — поразительной решимости. — Коска перевалился через булыжники, оставляя за собой смазанные кровавые пятна. — Но постоянно устремляя глаза вперёд ты была слепа ко всему, что творится вокруг тебя. К самой природе великой войны, на который ты воевала. К природе людей возле тебя. — Ганмарк снова извлёк свой платок, промокнул пот со лба и бережно вытер кровь со стали. — Если герцог Орсо и его Талинское государство не более чем меч в руках Валинта и Балка, то ты никогда не была ничем, кроме его безжалостного острия. — Он щёлкнул указательным пальцем по острию своего собственного меча. — Всегда пронзаешь, всегда убиваешь, но никогда не задумываешься, зачем. — Что-то тихонько скрипнуло и над его плечом слегка, еле заметно дрогнул великий меч самого Воина. — Ладно. Сейчас оно едва ли важно. Твой бой окончен. — Ганмарк подошёл к ней со всё той же грустной улыбкой и остановился в одном шаге. — Последнее краткое слово?

— Сзади, — порычала Монза сквозь зубы, когда Воин еле-еле, мягко накренился вперёд.

— Ты держишь меня за… — Раздался оглушительный треск. Нога статуи раскололась напополам и вся неизмеримая масса камня неудержимо повалилась вперёд.

Ганмарк только начал поворачиваться, как острие исполинского меча Столикуса проткнуло его между лопаток, швырнуло на колени, пропороло изнутри живот и взрезало булыжную насыпь. Кровь и осколки камней брызнули, впиваясь в лицо Монзы. Ноги статуи разломились на части от удара о землю, благородная стопа осталась на пъедестале, остальное рассыпалось на мускулистые обломки и раскатилось вокруг тучей белой мраморной пыли. Выше бёдер горделивое изваяние осталось стоять величественным монолитным блоком. Величайший солдат в истории, опустив глаза, сурово взирал на генерала Орсо, пронзённого его чудовищным мечом.

Ганмарк издал всасывающий звук, словно вода вытекала из прохудившейся ванны, и отрыгнул кровью на грудь своего мундира. Голова поникла, клинок со стуком выпал из обвисшей руки.

Наступило мгновение тишины.

— А вот это, — прокаркал Коска, — я называю счастивым случаем.

Четверо мертвы, осталось трое. Монза увидела, как кто-то высовавается из-за колоннады, и скорчив гримасу прошаркала к мечу, поднимая его в третий раз будучи без малейшего понятия какой именно искромсанной руке им сражаться.

Это оказалась Дэй.

Она держала наизготовку заряженный арбалет. Сзади устало плёлся Дружелюбный, нож с тесаком свисали в ладонях.

— Вы прикончили его? — спросила девушка.

Монза взглянула на тело Ганмарка, склонившее колени и насаженное на исполинский кусок бронзы. — Столикус.

Коска дополз аж до самой ближней к себе вишни и сел уперев спину в ствол. По виду — самый обычный человек решил отдохнуть летним деньком. Ну кроме прижатой к животу окровавленной ладони. Она проковыляла к нему, воткнула кончик Кальвеса в перегной и опустилась на колени.

— Позволь взглянуть. — Она ковырялась в пуговицах коскиного кителя, но прежде чем у неё получилось расстегнуть вторую, он потянулся и нежно взял её руки — одну кровоточащую, другую искорёженную — в свои.

— Я годами ждал, когда же ты порвёшь на мне одежду. Но, думается, лучше я учтиво откажу. Я покойник.

— Ты? Ни за что.

Он крепче стиснул её правую ладонь. — Прямо в брюхо, Монза. Это конец. — Его глаза вылупились на ворота, а она услышала слабый лязг с той стороны подъёмника. Это солдаты пытались рычагами поддеть решётку. — А у тебя скоро возникнут иные проблемы. Всё таки четверо из семи, крошка. — Он улыбнулся. — Ни в жизнь не рассчитывал, что ты выбьешь четверых из семи.

— Четыре из семи, — пробубнил за спиной Дружелюбный.

— Хотелось бы мне сделать Орсо одним из них.

— Ну, — Коска поднял брови. — Твой замысел благороден, но по-моему всех убить ты не сможешь.

Из дверного проёма медленно вышёл Трясучка. Проходя мимо, он едва ли удосужил труп Ганмарка даже взглядом. — Никого не осталось?

— Здесь внутри — никого. — Дружелюбный кивнул в сторону ворот. — Хотя там снаружи, кое-кто есть.

— Согласен. — Северянин остановился. Его опущенный бердыш, вмятый щит, бледное лицо, наполовину в бинтах — всё покрыто тёмно-красными чертами и точками.

— Ты живой? — спросила Монза.

— Даже не знаю, какой я.

— Я спрашиваю, тебе больно?

Он дотронулся до бинтов. — Не сильнее, чем было в начале… думаю сегодня я стал возлюбленным луны, как говорят горцы. — Его глаз переместился вниз на её набухшее от крови плечо. — Ты истекаешь кровью.