Президенты RU - Александр Минкин

Со мной, г-н президент, были часы с хронометром. И когда судьи объявили свое удаление на совещание и за ними закрылась дверь, я нажал кнопку. И успел спросить Корыстова: «Две минуты? Пять?» Но тут дверь открылась, мы с Корыстовым открыли рты, я нажал кнопку.

18,49 (восемнадцать целых и сорок девять сотых) секунды.

«Напрасно они так», – бормотал Корыстов, утешая. Нас обоих шокировал не отказ, а беспредельная скорость (в этом месте, г-н президент, я долго думал, хотел написать «беспредельная наглость» или «беспредельное бесстыдство» – но зачем нам эмоции, верно?).

За это время даже выпить на троих нельзя. За это время трудно даже поровну разлить пол-литра на троих (попробуйте, если не верите). Собачки, г-н президент, дольше обнюхиваются, чем эти судьи совещались; Кони[213] подтвердит.

А больше никто не подтвердит. Нас с Корыстовым никто не спросит, а протокол не ведется.

Не знаю, есть ли в мире еще хоть одна страна, где не ведут протокол судебного заседания кассационной коллегии.

…Пройдет еще полтора-два месяца, и мы получим мотивированный письменный отказ (несколько страниц, которые нельзя не только обдумать, но даже и протараторить за девятнадцать секунд). Потом напишем жалобу в следующую инстанцию и опять будем месяцами (как и в первом случае) ждать повестки… За это время еще тысячи пенсионеров умрут, так и не получив своих честно заработанных, кровных.

После проигрыша в суде первой инстанции в письме президенту «Должок за вами» («МК», 15.02.08) было сказано:

«Правда на нашей стороне, мы своего добьемся. Будет не “с момента обращения”, а как в Конституции написано – “по возрасту”.

Вопрос в том, потратим ли мы несколько лет на хождения по инстанциям или вы прочтете это письмо – и как по волшебству…

Если вам понятна наша правота – вы это сделаете.

Если она вам понятна, но вы это не сделаете, то можно будет подумать, что незаслуженные обиды и мучения людей вам безразличны.

А если вам непонятна наша правота… Нет, такого представить себе невозможно».

Тогда вам, наверно, было некогда. Оставалось две недели до выборов, суета, дележка будущих полномочий… Ну а теперь? Слабо?

Вам действительно достаточно позвонить. Неважно кому – в Думу, в Совет Федерации, в Конституционный суд. Вам даже не надо думать, не надо набирать номер. Надо просто снять трубку и сказать одно слово: «Сделать!»

И будет сделано.

Может, вас, г-н президент, смущает призыв воспользоваться телефонным правом, да еще именно в тот момент, когда вы пытаетесь построить законность?

В своих выступлениях вы говорите: «Право должно стоять на фундаменте моральных императивов, базироваться на внутренних убеждениях и принципах нравственности… Нужен кропотливый, последовательный труд по совершенствованию правовой системы… Для преодоления мешающего стране гармонично развиваться правового нигилизма требуется долгая и серьезная работа…»

Какие красивые слова! Вы хотите изменить систему, но она состоит из людей. «Долгая работа» – это сколько? Как Моисей – сорок лет? У вас они, может быть, есть, но у пенсионеров их нет. Пока вы перевоспитываете судей, все ограбленные умрут и с небес посмотрят на ваши благие порывы.

Остановите рост ВВП

16 октября 2008, «МК»

Г-н президент, что важнее: мораль или деньги? Все величайшие умы человечества утверждают: мораль. Всё ваше окружение занято только деньгами. Но что если кризис – это результат аморального поведения сильных мира сего? Ведь и коррупция – аморальное поведение, которое стоит немыслимых денег (триллионов).

Сомнительные (с точки зрения морали) действия властей разлагают общество. Гнилое общество не может противостоять коррупции. Значит, уничтожение морали – в интересах коррупционеров.

Мораль требует храбрости. Вы хорошо знаете премьер-министра, правда? Характер у него непростой, иногда пугающий. Как вы с ним разговариваете?

Вы очень строго говорите с лидерами Запада. Буша, доживающего последние дни (в политическом смысле), просто топчете. Большинству граждан это нравится. Оказалось, вы можете резко одернуть, поставить на место. Но если вся ваша решительность уходит на экспорт… Как у сталинских маршалов, о которых гениально сказал поэт:

Смело входили в чужие столицы,Но возвращались в страхе в свою.

Г-н президент, может быть, вам пора решительно поговорить с премьером? Это же очень опасно для страны, если он считает себя непогрешимым или даже чем-то вроде бога. И есть люди, которые культивируют в нем эту иллюзию[214].

Слыхали: Рамзан Кадыров переименовал проспект Победы в проспект имени В. В. Путина. Как вы к этому относитесь?

Вы выросли вроде бы в Ленинграде и даже представить себе не можете, какие чувства возникали у москвичей, когда водитель троллейбуса объявлял: «Следующая остановка – площадь Пятидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции, бывшая Манежная». Вот вы станете когда-нибудь простым человеком, сядете в автобус и услышите: «Проспект имени В. В. Путина, бывший Победы…»

Призываете свято хранить память о Великой Отечественной, а тут – бывшая Победа; нехорошо, правда?

Когда это неприличное переименование случилось, наша журналистка спросила премьера: как он к этому относится? Премьер ответил: «Мне это не очень нравится». Формалист бы придрался: мол, нравится, хотя и не очень. Но по сути это была вежливая форма отрицательного отношения. Вроде бы премьеру это не понравилось, но он не хотел публично обидеть тех, кто изо всех сил старался ему угодить.

На самом деле с желающими угодить справиться не так уж сложно. К примеру, однажды вечером сообщили, что Рамзан Кадыров принят в Союз журналистов России. Но достаточно было всего лишь одного решительного голоса протеста, и на следующее утро Кадыров перестал быть журналистом[215].

Не раз случалось: примет Дума какой-нибудь несуразный, но, как она надеется, приятный президенту закон, а Путин спокойно (между делом) говорит: «Мне это не очень нравится». Бац – и наутро те же депутаты голосуют за текст, прямо противоположный тому, за который голосовали вчера.

Захоти премьер – проспекту вернули бы прежнее имя. А восточные люди из этого сделали бы еще одно всенародное торжество по поводу невероятной скромности вождя. Рамзан Кадыров, безусловно, согласился бы с возвращением проспекту прежнего имени. Он на переименовании сказал: «Как чеченец, как мусульманин заявляю, что готов, если потребуется, умереть за Владимира Путина».

Если он готов умереть, то готов, значит, выполнить любой приказ, любую просьбу. А если и возникнет неловкость – не беда, это ненадолго. Многие пытались угодить Путину, умоляя его остаться на третий срок. Не испытывая ни малейшей неловкости, они теперь восхваляют его мудрость: как прекрасно, что он не нарушил Конституцию! Как прекрасно, что он назначил вас!

Если власть не в состоянии действовать из моральных соображений (стесняется), можно предложить формальные поводы:

• живым дают звание «Почетный гражданин»; на днях премьеру дали «Почетного гражданина», кажется, Астрахани;

• ордена дают и живым, и мертвым (посмертно);

•улицы и города называют только в честь покойников, а поскольку премьер жив, переименование следует отменить.

(Смешная деталь: улица Чехова, площадь Пушкина, площадь Гагарина, а проспект В. В. Путина. Эти инициалы – стыдуха: они что, боятся, будто кто-то не поймет, в честь какого Путина переименовали Победу?)

Ваш долг, г-н президент, помочь г-ну премьеру. Поставьте мысленно себя на место президента[216], а на место премьера мысленно поставьте Фрадкова. Готово? А теперь представьте, что где-нибудь проспект Победы переименовали бы сдуру в проспект имени М. Е. Фрадкова. Готово? А теперь представьте, какие русские слова сказал бы ему президент. Не можете? Мы тоже затрудняемся.

А представьте, что премьер Фрадков вызвал бы к себе в резиденцию десятки журналистов, продержал бы пять часов в полной неизвестности до глубокой ночи (они уж думали: дефолт? отставка?), а потом показал бы им тигренка[217]. Вопрос: что сделал бы с ним президент? Еще более интересно: что сделали бы с ним журналисты? А сейчас все всё скушали. Недаром Путин восемь лет повторял любимую шутку: «Власть, как мужчина, должна пытаться, а пресса, как женщина, должна сопротивляться». И добился. Девушка больше не сопротивляется.

Непогрешимость премьера – как новое платье короля в сказке Андерсена: существует только в воображении придворных. Впрочем, этого платья не существовало даже в их воображении. Они притворялись, будто видят его. Зачем притворялись? Ну, это ясно – не хотели потерять место.

Непогрешимость? Вот, к примеру, этот самый друг Буш, который нам нагадил в Грузии, на Украине, в Прибалтике, придвигает к нам НАТО, втыкает радары, а теперь еще устроил всемирный финансовый ужас.