Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание - Лаврентий Берия

Товарищ Сталин отмолчался, пожал плечами. Разговор был короткий, никого кроме нас в кабинете не было. Потом пошли люди и больше к разговору не возвращались.

Надо немедля подобрать все материалы по линии Всеволода и Первухина и переговорить отдельно с Овакимяном[670]. Пора мне заняться образованием по этому вопросу.

6/VI-44

Союзники открыли второй фронт, начали высадку в Франции. Заторопились. Мы тоже готовимся.

16/VI-44

Образовался перерыв, товарищ Сталин не вызывает, полностью переключился на Фронтовые дела. Готовит наступление. Я спокойно подчищаю хвосты.

Надо готовиться к операциям против бандитов в освобождаемых районах Белоруссии и особенно в Литве, Латвии и Эстонии. И еще отдельно в Польше, тут еще политический момент. Коба крупный специалист по национальному вопросу, но не очень понимает значение профилактики и гибкости в деле националистических проявлений. Националистов надо лишать почвы, а если просто вырывать даже с корнем, все равно корешки останутся, и снова вырывай. Без надежных, преданных местных кадров не обойдешься. Но пока мои ребята больше агитируют автоматами. Что делать, тыл Армии должен быть чистым.

Поговорил с Кафтановым[671], выделяю время на беседы с Овакимяном. Становится понятнее. Если Урановая Бомба не блеф, это будет переворот. Отстать нельзя, а мы уже отстали. И пока ничего не сделаешь. Нехорошо.

22/VI-44

Воюем ровно три года. Что сказать? Нечего. Где оно, счастье? Нет его.

Ну, ладно.

24/VI-44

Второй день идет наступление в Белоруссии[672]. Товарищ Сталин настроен решительно. Принимал при нас Берлинга[673], сказал, что скоро вступим на территорию Польши и пойдем дальше. Настроение хорошее. Немного отметили у Кобы, за все сразу – и за четыре фронта, и за три года войны.

15/VII-44.

Получил новую записку от Первухина и Курчатова по Урану[674]. Видно, что направления работ определяются, но организация слабая и сил мало. Представили проэкт Постановления ГОКО за подписью товарища Сталина. По проэкту я председатель, Первухин зам, Курчатов член. Да, этому делу надо давать ход[675].

20/VIII-44.

За два месяца[676] совсем забыл о дружке. Не до него было. Такого лета даже в моей жизни не было. Все вытянулось одной полосой. Все фронты непрерывно наступают, запросы по вооружению и технике огромные, освобождены огромные территории, надо заниматься всем сразу. Вроде как всегда, но навалилось.

Все освобожденные территории поражены бандитизмом. В основном пока политический бандитизм, действует немецкая агентура, банды отставших пособников, националисты, УПА[677], и остаточные группы немцев. Но есть уже уголовный бандитизм. Уголовников, пока время горячее просто ликвидируем. Националисты редко сдаются, приходится выбивать.

Сложно с Львовом. Туда при немцах набились поляки, до 40 тысяч, приезжали на жительство из Варшавы, Кракова. Львовская шваль, спекулянты, сбежали с немцами, а польский обыватель остался. Сильный польский национализм, на улицах Львова висят польские флаги. С ОУН[678] поляки враждуют, но без стрельбы. Воюют только против нас. Это цветочки, когда займем Польшу, будет хуже.

Думаю, наша пропаганда не будет эффективной. У поляков национализм хуже, чем на Кавказе. На Кавказе не было больших претензий на чужие территории, а у поляков даже обыватель болтает о Польше от моря до моря. Нахально ведут себя в Вильно поляки из армии крайовой[679]. Наш генерал на Братской Могиле погибших за освобождение Вильно сказал, что они погибли за освобождение столицы Литвы. К нашим офицерам подошли польские солдаты и сказали, что Вильно никогда не был и не будет литовским[680].

Рассказал Кобе, пусть учитывает.

2/IX-44.

Наша работа по скандинавам принесла успех[681]. Всеволод приходил и хвалился с довольным видом. Говорит, теперь только успевай жать. Да, финнов мы, похоже, напугали. Шведы тоже боятся, их нейтралитет все время был шит белыми нитками. Надо поговорить с Андреем[682], у него голова светлая и характер есть.

8/IX-44.

Жданов просил помочь в работе с финнами информацией и людьми. Сказал Всеволоду, что надо помочь.

15/IX-44.

На Украине проводим сплошные чекистско-войсковые операции. Потери УПА до 30 тысяч только убитыми. Пополняются за счет угона призывного контингента в Красную Армию.

Не дело.

Наши потери на Украине за август до 1000 человек оперативного состава и войск НКВД, из них до 700 человек убито.

Коба уже почти месяц чувствует себя неважно, в Кремле появляется редко, постоянно бываю на Ближней. Поскольку ему нездоровится, на меня валится дополнительная работа, особенно по линии ГОКО. Докладывал по Словакии и Болгарии[683]. Вряд ли мы сможем удержать Словакию, с Болгарией проблем не будет. Говорил с Димитровым еще до нашего вступления в Болгарию. Всеволоду посоветовал нашу агентуру болгарам не раскрывать, дать наши ориентировки на тех, кого Димитрову знать полезно.

Сейчас приходится чаще работать с Лазарем[684]. Берет нахрапом и голосом, но хватка есть. Выезжает на места, у меня такой возможности нет. Говорит, люди на освобожденных территориях на восстановлении работают очень хорошо, но оккупация дает себя знать. Говорю ему, что я хоть и не езжу, но знаю по оперсводкам, сколько швали осталось, и как народ бедствует.

По линии Оперативного бюро Лазарь хорошо помогает. Но Арутюнов[685] сообщает, что у них в наркомате много болтовни, заседания у наркома по три часа и без толку, только людей мотает. Может, рекомендовать Кобе Арутюнова[686]? На железной дороге давно, работу знает. Нет, старый, Коба предпочитает ставить молодых.

23/IX-44.

Коба собрал нас в Кремле узким составом: я, Вячеслав, Георгий и Щербаков. Перед нами принимал Гаримана (так в тексте. – С.К.)[687] и Керра[688], потом вместе с нами заслушал Антонова[689] и Штеменко[690] о положении на фронтах и задачах на будущее. До конца года полностью освободим нашу территорию и войдем в Восточную Пруссию, а может и дальше. После военных Коба рассказал о разговоре с союзниками. Сказал, надо хорошо подготовить зимнее наступление, потому что союзники, чем ближе к концу, больше думают не как закончить войну, а что будет после войны.