Генерал Ермолов - Владимир Лесин

Зато как благодарят его русские люди, живущие вдоль Кавказской линии за избавление от грабительских набегов горцев!

Алексей Петрович уже почти четыре года на Кавказе и пока не собирается его покидать. У него обширные планы, которые он намерен осуществить. Правда, нет-нет и подумает: «Хорошо бы некоторое время пожить за границею, насладиться полной свободой. Хотя служба моя довольно приятная и необыкновенно счастливая, однако дает о себе знать и чувствительная усталость. Кажется, жизнь покойная может иметь свои удовольствия!»{557}

Надеялся приехать в Петербург в мае — июне — не получилось. Год выдался трудный: хлеба не хватало, фураж был так дорог, что если бы лошадей кормить пшеном, то едва ли оказалось дороже ячменя. Ермолов чаще стал прихварывать. Ему порой стало казаться, что исполняемая им должность уже слишком трудная для человека его лет. К тому же на плечи захандрившего генерала неожиданно свалилась новая обуза: 11 апреля 1820 года последовало высочайшее повеление о подчинении Черноморского войска его власти. Алексей Петрович очень неохотно принял под своё начало разорённый край, для охраны которого требовались войска, а их у него и без того не хватало. К тому же казаки пользовались дурной славой людей, нерадиво относящихся к службе. И всё-таки пришлось смириться.

Ко времени вступления Алексея Петровича в командование новым войском процесс социального расслоения среди черноморских казаков зашёл уже далеко. С одной стороны, выделилась зажиточная верхушка, захватившая в свои руки в потомственное владение обширные земли, с другой — совершенно бесправные низы, которые несли основные военные повинности, в частности особенно ненавистную кордонную службу без соблюдения очереди. Полковые командиры нередко покидали полки и проживали на своих хуторах, занимаясь хозяйством. Оборона границы слабела с каждым днём. Этим пользовались черкесы, совершавшие опустошительные набеги на русские селения в низовьях Кубани. Атаман Григорий Кондратьевич Матвеев пожаловался паше анапскому, и тот посоветовал ему ловить разбойников и топить их в реке.

Население Причерноморья составляли отчасти бывшие запорожцы, отчасти малороссийские казаки Полтавской и Черниговской губерний, переселённые туда десять лет назад и ко времени перехода под командование Ермолова утратившие свои военные навыки, поскольку никто ими не занимался.

Правительство, понимая, что наличных сил Черноморского войска явно недостаточно для обороны от грабителей, отправило туда еще двадцать пять тысяч переселенцев, которые оказались в самом бедственном положении — без денег, без имущества и без скота, павшего в пути от бескормицы. Не имея средств, они провели зиму в разных губерниях России, живя на подаяние милосердных людей.

Таким образом, численность населения Причерноморья возросла до шестидесяти одной тысячи человек. Однако требовалось время, чтобы переселенцы стали казаками и могли защитить себя.

Ермолов решил сломать сложившуюся систему отношений в Черноморском войске. Чтобы остановить расхищение земель, он приказал обратить в казачье сословие всех беглых крестьян, не востребованных помещиками, и тем самым лишил офицерскую верхушку рабочих рук и отбил у неё охоту грабить общину в будущем.

Главнокомандующий вооружил казаков, правда, не карабинами или боевыми дальнобойными винтовками, как у горцев, а старыми кремнёвыми ружьями, которых немало скопилось на складах Черноморского войска. Конечно, это был не лучший выход из положения, зато он не требовал от населения, и без того уже разорённого, новых непосильных затрат{558}.

Что касается черкесов, то по отношению к ним наместник решил проводить ту же политику, какую уже проверил на чеченцах. Знакомя правительство со своими планами, он предлагал оттеснить их подальше от Кубани, где они обосновались с разрешения Министерства иностранных дел незадолго до подчинения их командующему Кавказским корпусом, а вдоль русской границы возвести ряд укреплений. Начать же следовало с занятия Каракубанского острова, возникшего некогда в результате раздвоения реки на два рукава.

Этот остров протяжённостью в шестьдесят и шириной в двенадцать вёрст с построенным укреплением, по мнению Ермолова, позволит «не терпеть наглых и оскорбительных вторжений закубанцев, преследовать и наказывать ближайшие селения, участвующие в злодеяниях, — иначе не будет безопасности, и всегда потери будут на нашей стороне»{559}.

Предложение наместника не получило одобрения в Петербурге. Там опасались вмешательства Турции в конфликт. Успокаивая столичное начальство, Алексей Петрович писал:

«Народы закубанские явно непослушны турецкому правительству, и паша, начальствующий в Анапе, сам находится в постоянной опасности. Он редко выезжает из крепости, и никогда команды турецких войск не выходят оттуда в малом числе. Очевидно, что он не имеет средств прекратить разбои, а, напротив, тайным подстрекательством добивается их привязанности.

Хищники в селениях, лежащих на самом берегу Кубани, имеют верное убежище между сообщниками, не боясь преследования, ибо знают, что воспрещено оное…»{560}

Никакие доводы не убедили правительство. Но главнокомандующий добился разрешения преследовать и наказывать закубанцев за разбойные набеги на их территории.

Готовясь к отъезду в Петербург, Ермолов поручил командование Черноморским войском донскому генералу Максиму Григорьевичу Власову, но прежде приказал ему устроить смотр его полкам и дать обстоятельное заключение. Выводы инспектора были неутешительными. Ознакомившись с ними, Алексей Петрович писал атаману Матвееву, которого не очень почитал за слабость характера и нераспорядительность:

«Генерал-майор Власов прислал мне донесение о смотре полков, содержащих по Кубани кордонную стражу. Сколько он ни старался смягчить выражения при описании недостатков… не могу я, однако, не видеть реального положения дел.

Начну с того, что в полках некомплект, но вы, господин атаман, должны помнить… мой приказ о собрании… отлучных людей и чтобы оные не были отвлекаемы от службы.

Оружия у многих людей нет, а имеющееся налицо — в непозволительном состоянии… У казаков черноморских съедает его ржавчина.

Лошадей много неспособных; большого числа вовсе недостаёт; в пяти полках казаков с хорошими лошадьми только тысяча пятьсот девяносто восемь. Посчитайте, господин атаман, сколько остаётся негодных.

В оценке людей не учитывается род службы. Казак, ловкий на коне, служит пеший; неумеющий управлять, влез на коня — и сам не рад, и конь непослушен под седоком боязливым.