Император Крисп - Гарри Тертлдав

– Отвратительно, – пробормотал Катаколон. Заид же, напротив, встрепенулся, словно охотничья собака, взявшая след.

– Расскажите еще, – нетерпеливо попросил он. Оливрия удивленно взглянула на Фостия.

– Ты мне прежде об этом не рассказывал, – сказала она.

– Да, не рассказывал. Мне даже думать об этом не хотелось. К тому же я полагал, что говорить на эту тему в Эчмиадзине небезопасно. Слишком много ушей вокруг. – Фостий не доверял ей, даже когда они стали любовниками, и доверял не полностью, пока она не ударила Сиагрия горшком. Впрочем, об этом он умолчал.

– Продолжайте, – сказал Заид. – Здесь все друзья.

И Фостий, направляемый четкими вопросами мага, очень подробно поведал, как крался следом за Артапаном по улице, как стоял в вонючем переулке, подслушивая его разговор с Цепеем, и как фанасиот встретил преждевременную и насильственную смерть. – Но то был не единственный раз, когда я видел его поблизости от умирающих людей, – добавил он. – Помнишь, Оливрия? Он все околачивался вокруг дома Страбона, пока тот умирал.

– Верно, – кивнула девушка. – И возле Страбона, и возле других. Тогда я об этом не задумывалась – мало ли что нужно волшебникам?

Заид поерзал, но промолчал. Фостий подумал, что выглядит он совершенно нормальным для своего возраста мужчиной – если забыть о его магическом таланте.

Но все же он был единственным из волшебников, кого Фостий знал хорошо. Поди узнай, как выглядят другие?

– А молился ли он… оборвав… жизнь того еретика? – спросил Заид. – Я имею в виду, Фосу или Четырем Пророкам?

– Он говорил что-то на макуранском, но я ничего не понял, потому что не понимаю этого языка. Извини.

– Тут делу не поможешь, – заметил маг. – Вероятно, это в любом случае не имеет значения. Вы сами отметили, что переход от жизни к смерти является мощным источником магической энергии. Нам, верящим в Фоса, запрещено его использовать, иначе мы начнем настолько стремиться к этому источнику, что утратим справедливость и примемся убивать исключительно ради магии. Насколько мне известно, подобный запрет распространяется и на последователей Четырех Пророков, хотя я могу и ошибаться. С другой стороны, Артапан – его ведь так зовут? – может оказаться таким же еретиком по стандартам Машиза, какими являются фанасиоты по нашим.

– Все это представляло бы большой интерес для дискуссии в Чародейской коллегии, чародейный господин, но как это может повлиять на нас здесь, за ее стенами? Предположим, Артапан использует магию, которая подпитывается энергией смерти. Делает ли это его более опасным? И если да, то что мы можем противопоставить его магии?

– Твой отец движется прямиком к сути дела, – прошептала Оливрия, прикрыв ладонью рот.

– Да, он таков. – Фостий почесал щеку. – Его просто бесит, когда другие не поспевают ухватить суть, как это частенько случается. – Быть может, именно это объясняет те вспышки нетерпения, которые случались у отца при общении с ним? Но как может едва возмужавший юноша поспевать за мыслями взрослого мужчины, за плечами которого опыт всей его жизни, да еще с репутацией одного из лучших мастеров интриги во всем Видессе, стране интриганов?

Заид не заметил их перешептывания и ответил напрямую Криспу:

– Ваше величество, известно, что маг, использующий в своей тавматургии энергию смерти, приобретает силу, но одновременно становится более уязвимым для внешней магии. В подобного рода компенсации нет ничего удивительного. Искусство волшебства, что бы ни говорили по этому поводу невежды, не знает бесплатных чудес. Если в одной области что-то приобретается, то в другой теряется.

– И не только в волшебстве – такова жизнь, – заметил Крисп. – Если человек решил заработать, разведя большое стадо овец, он уже не сможет посадить на своей земле столько же ячменя, как прежде.

– Столько лет на троне, ваше величество, а вы все еще говорите как крестьянин, – усмехнулся Саркис. – Император из романа сказал бы, что нельзя воевать одновременно на западе и востоке, или что-нибудь в таком духе.

– В лед эти романы! – вмешался Фостий. – Если в каком-нибудь из них окажется хоть на медяк правды, то он станет первым из всех, что я прочитал.

Крисп взглянул на сына, вопросительно приподняв бровь, и, поразмыслив, трезво кивнул:

– А ты кое-чему научился, парень.

– А я выскажусь в пользу романов, – сказала Оливрия. – Где, как не в романе, пленнику удается сбежать при помощи дочери ересиарха, которая в него влюбилась?

Теперь Саркис расхохотался:

– Клянусь благим богом, а ведь девочка поймала и отца и сына в одну и ту же сеть. – Он хлебнул вина, заново наполнил свой кубок и хлебнул еще раз.

Когда Крисп посмотрел на Оливрию, в его глазах блеснула искорка изумления.

Император склонил голову, словно та сделала умный ход за игровой доской:

– В твоих словах есть кое-что, девушка.

– А вот и нет, – заупрямился Фостий. – В каком романе женщина изображена иначе, чем дрожащим от страха ничтожеством, и спасти ее способен только отважный герой? И в каком романе она спасает героя, шарахнув злодея ночным горшком?

– Он мне показался самым подходящим оружием в комнате, – пояснила Оливрия среди всеобщего смеха. – Кстати, никто и не ждет, что в романе все детали окажутся достоверными.

– Остерегайся своей красавицы, брат, – предупредил Катаколон. – Она быстро соображает.

В своих подружках Катаколон ценил лишь внешность и сговорчивость.

Неудивительно, подумалось Фостию, что он менял их одну за другой, словно пьяница кувшины вина в винном погребе. Но сегодня у него не было настроения ссориться с Катаколоном.

– Придется рискнуть, – ответил он, завершив разговор на эту тему.

Саркис заглянул в стоящий перед ним кувшин, зевнул и покачал головой, затем встал.

– Я иду спать, ваше величество, – объявил он и повернулся в Фостию:

– Рад, что вы вернулись, да еще с такой сообразительной дамой. – И он вышел в ночь.

Заид также поднялся:

– Я тоже пойду спать. Жаль, что не в моей власти запасать сон впрок, как садовая соня запасает жирок для зимней спячки. Полагаю, мне скоро предстоит серьезно заняться волшебством – в немалой степени благодаря тому, что сообщили сегодня вечером вы, ваше младшее величество, – а для этого потребуется вся моя выносливость. Если благой бог пожелает, мне ее хватит.

– Как стало уютно – теперь мы остались в кругу семьи, – сказал Крисп, когда маг ушел. Он сказал это совершенно искренне и с улыбкой переводил взгляд с Катаколона на Фостия и Оливрию. Этот взгляд снял тяжесть с души Фостия.

Затем Катаколон тоже поднялся. Он хлопнул Фостия по спине, постаравшись не задеть раненого плеча.