Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Я пошатнулся, когда его кулак ударил меня в ухо.

Он был прав. Преимущество в таком бою было у него.

Я пытался защититься от жестоких ударов ногами и руками, и руки уже болели от напряжения. Скоро я ослабею, и он разобьёт мне череп. Рот Кхарна открылся, он рычал, но я этого не слышал. Его крик заглушила ревущая в моей голове, сгущающаяся перед глазами кроваво — красная дымка.

Нет. Не эта битва заберёт меня.

Колено Кхарна врезалось мне в живот, выбивая воздух. Перед глазами всё поплыло. В лицо ударил свет солнц, золотое ослепительное сияние — цвет брони Сангвинарных Стражей Азкаэллона. При этой мысли я нашёл в себе силы улыбнуться. Мой брат никогда не побеждал меня в бою, но всякий раз переживал мою ярость.

Я бросился на Кхарна, уходя от удара, который мог сломать мне челюсть, и схватил его руками за шею. Он подался вперёд. Мы рухнули.

Даже падая, он продолжал меня колотить. Он рухнул на меня, придавив грудь ногами. Я закрыл руками лицо, отчаянно защищаясь от бешеных ударов кулаками и локтями, способных раскроить череп. С каждым ударом бешено колотящихся сердец он бил вновь и вновь. Я рычал от ярости, борясь со всеми своими инстинктами, требовавшими ударить в ответ. Если я сдвину сейчас руки, то умру. Он разобьёт мой череп о скалы так же неизбежно, как солнца потом запекут кровь. Я ждал, пока Кхарн бил, бил, бил…

Его гнев не был согласован. Левая рука не следовала за правой в экономии движении. Правая, правая, правая… Прореха между ударами становилась всё больше, пока его излюбленная рука уставала.

Кхарн бил. Я ждал.

Удар. Боль. Я ждал.

Поток нечленораздельных проклятий из глотки Кхарна. Новый удар. Я ждал.

Новый удар.

Ответ.

Я обхватил своей левой рукой его правой и прижал к его телу, навалившись всем весом. Мы покатились. В этот раз я оказался наверху. Сначала Кхарн и не заметил ничего. У меня была возможность ударить.

И я ударил. Ударил с такой силой, что оставил в челюсти вмятину, сломал кулак, и кровь потекла на скалы из черепа Кхарна. Вложил весь свой весь в удар локтя в лицо. Хрустнули кости. Я не обращал внимания на боль в рёбрах, содрогающихся от яростных ударов, когда схватил его голову двумя руками и впечатал в землю.

Кхарн замер. Я отполз в сторону.

Я слышал, как бьётся и течёт словно далёкая волна кровь в моих венах. Она требовала, чтобы я встал. Но я не мог.

— Ничья… — выдавил из себя я.

— Никакой… ничьей, — невесело и злобно расхохотался Кхарн. — Наш бой… не окончен.

— На сегодня окончен.

— Так закончи!

Но я молчал, закрыв глаза. Я видел лишь Кхарна, и у Пожирателя Миров было моё лицо.

Буря

Это был девятый день девятого месяца. Время Бури Ангелов настало. Я стоял в центре дуэльного камня и ждал своих сынов. Прошло больше года с тех пор, как я последний раз видел Амита и Азкаэллона, отправив их сразиться с Люцием и Кхарном. Я повернулся к двум статуям Императора, нависавшим над главной аркой зала. Между ними горела одинокая кроваво — красная свеча. Воск почти выгорел, и, когда свеча угаснет, начнётся Буря. Сто ударов сердца я смотрел на огонь, неподвижно горевший в застоявшемся воздухе. Он дрогнул лишь под конец. Я смотрел, как он мерцает и угасает. Пройдёт ещё мгновение, и свеча сгорит. И в это же мгновение она вспыхнет ярче всего.

Тогда я подумал о своих сынах, и мой дух дрогнул, как и свеча. Я подумал о моих Ангелах и о ярости, с которой они сражались среди звёзд. Сколь долго пламя сможет сдерживать притаившуюся в их крови тьму? Дурные предчувствия вытягивали из меня силы, когда я размышлял о последних днях своих детей и ужасных разрушениях, и утратах, которые тогда произойдут.

— Владыка Сангвиний.

Сильный голос Амита вырвал меня из раздумий. Я напомнил себе, что пламя продолжает гореть. Судьба моей родословной ещё не предрешена, и, если я стану лишь наблюдателем, то сейчас должен буду направлять своих сынов. Я обернулся и увидел, как Амит стоит под восточной аркой, неровным каркасом из тёмной меди и зазубренного железа. Он не кланялся и не салютовал, ведь в этом месте не было чести, лишь жизнь, смерть и мгновения, отделяющие одно от другого.

Он пришёл как Алчущий Крови. Нападающий, разрушитель. Несомненно, он был рождён для этой роли. Я вздохнул.

— Владыка Сангвиний.

Раздался с другой стороны зала голос Азкаэллона. Я не повернулся к нему навстречу. Он стал Спасителем. Моим защитником.

Я ощутил, как тяжелеет сердце, а руки сжимаются от гнева.

Я ошибся. Урок не пошёл впрок.

Они выбрали те же роли, которые играли всегда.

Я неподвижно стоял, пока они поднимались на дуэльный камень и готовили клинки. Я кивнул, повелевая им начать, и закрыл глаза. Я не хотел вновь смотреть на привычное зрелище. Я едва замечал, что происходит вокруг. Азкаэллон никогда не позволит Амиту ударить меня, а Расчленитель всегда будет пытаться. Мой разум блуждал, скользил по нитям раздумий, но тут…

В знакомых ударах ваальской стали, в фоновом шуме Бури, в которой я стоял долгие годы, что — то изменилось. В этот раз в скорости и ритме было нечто иное.

Изменение привычного хода боя.

Я открыл глаза, и увидел, как Амит оступился и подался назад под яростными ударами Азкаэллона. Я мысленно улыбнулся, видя, как Азкаэллон развивает успех всё новыми яростными взмахами меча. Но Амит держал себя в руках и парировал каждый удар, пока не нашёл брешь. Его атака была идеальной. Азкаэллон остановил клинок лишь тогда, когда он уже летел к моему животу. Я наблюдал с искренним интересом.

Но перерыв в привычном ритме боя был недолгим, и уже к следующей сшибке мечей они вернулись к своей истинной природе. Амит атаковал, не сдерживая гнева, жертвуя защитой ради возможности победы. Успокоившийся Азкаэллон сражался взвешенно и хладнокровно, не желая рисковать ради смертельного удара. Но бой шёл, и вновь и вновь, то тут, то там я видел в каждом из них проблески другого.

Я ошибался, думая, что они смогут изменить свои роли. Гор был прав — мы те, кто мы есть. Но мы можем смягчить, сгладить свои изъяны добродетелью братьев. И тогда я узнал надежду. Словно третье сердце она медленно билась в груди, ожидая возможности ускорить пульс, забиться чаще, обещая славное будущее.

Я видел слишком много возможных погибелей, чтобы верить, что меня и мою родословную ждёт прекрасная судьба. Но теперь груз уверенности не сокрушал меня, ведь, когда придёт день, и мои сыны поддадутся тьме в своей крови, то, надеюсь, добродетели сражающихся вместе с ними удержат их в свете.

Джеймс Сваллоу

Прицел

Готовность — вот твое жизненное кредо. Всегда будь готов действовать мгновенно, всегда оставайся на расстоянии руки от своего оружия. Всегда будь настороже и совершай убийство, если представится возможность — но только если ты уверен в успехе. У тебя будет всего один миг, чтобы принять решение.

Не ошибись.

Пистолет, сжатый в грубой, покрытой шрамами ладони, был куда тяжелее, чем помнилось ему. Странное дело, если подумать. Он прекрасно, до мельчайших деталей, знал это угловатое, ничем не украшенное оружие. Мог с точностью определить, сколько зарядов в пистолете, просто взвесив его в руке. Их было шесть — пять в магазине, один в патроннике — а должно быть только пять, как учили инструкторы, заставляя вызубрить правило наизусть. Лишний заряд нарушает баланс оружия, приводит к ненужному износу механизма. Они сказали бы, что нет смысла стрелять больше пяти раз. Кому не хватит одной пули?

Но эти учителя давно покинули зоны военных действий и забыли, что единственный лишний патрон может решить вопрос жизни и сме…

Он снова уплывал — мысли возвращались к старым воспоминаниям и обыденным мелочам. Подобное происходило слишком часто. Встряхнуться. Он постарался остаться «здесь и сейчас», сохранить концентрацию.

Итак, оружие. И цель, на которую оно наведено.

Человечек на неровном шероховатом настиле, вжавшийся в дальний угол укрытия так сильно, как только возможно. Уперся ладонями с длинными, бледными пальцами в стены из железных пластин, согнув колени и съёжившись на полу из обрезков металла. Голова человечка трясется, по испачканному лицу катятся слёзы.

Слово.

— Пожалуйста…

Затем другие.

— Почему сейчас? Почему ты хочешь убить меня после всего этого? Я думал, что мы… Ты и я нашли…

— Понимание? — он подхватил концовку фразы на лету — или голоса прошептали, что нужно сказать?

— Думал, ты знаешь меня? — собственный голос казался ему грубым и чуждым, звучал, будто давно не использовавшийся механизм. — Ты меня не знаешь.

— Мы помогали друг другу выжить! — закричал человечек, найдя силы для чего-то, близкого к вызову.