Акселерандо - Чарльз Стросс

…Письмо-сюрприз с внутренних орбит: мать Амбер предлагает помощь. Ради ребенка Садек принимается за обновление пользовательской системы взаимодействия и разгон пропускной способности. Ребенка многократно разветвляют, и Амбер прогоняет ветви через симуляции, отчаянно перебирая разнообразные варианты и итоги воспитания. Родители из них обоих неважные - отец рассеян и склонен увлекаться поиском скрытого смысла в сурах, а мать смертельно измотана необходимостью управлять экономикой маленького и бедствующего королевства. Всего за десятилетие Сирхан проживает дюжину жизней, меняя личности как перчатки. Шаткое настоящее и неопределенное будущее Империи Кольца его не привлекает, а навязчивые идеи родителей – раздражают. И когда его бабушка предлагает спонсировать перелет и последующее образование в одной из орбитальных колоний у Титана, его родители с облегчением подписывают согласие.

…Амбер и Садек разводятся, и остается только горечь. Под давлением все учащающихся вторжений мира реальности в мир грез Садек оставляет учение, отправляется в облако Оорта и присоединяется к пространственноподобной секте суфиев, которые замораживают себя в матрице стеклообразующих наноботов, чтобы ждать лучших времен. Его инструмент завещания, он же легальный аппарат его воскрешения, объявляет, что он ожидает возвращения скрытого, двенадцатого имама.

В свою очередь, Амбер отправляется во внутреннюю систему, искать вести об отце. Но там ничего нет. В изоляции и одиночестве, преследуемая клеймящими долгами, она бросается в реборганизацию, сбрасывая те стороны своей личности, которые привели ее на дно. По закону, обязательства привязаны к ее личности, и в конце концов она полностью отдается сообществу таких же аутсайдеров как и она, приняв их распределенную личность в обмен на полный разрыв с прошлым.

…Империя Кольца, ныне необитаемая и оставленная автоматическим системам управления, сочащаяся остатками воздуха, в отсутствие Королевы и Супруга медленно опускается навстречу юпитерианской мгле, передавая всю энергию внешним лунам вплоть до самого конца. Она пробивает в облачном покрове гигантскую брешь и исчезает в последней ослепительной вспышке света, каковой не видывали со времен падения Шумейкер-Леви 9.

…Сирхан, погруженный в Сатурналии, оскорблен неспособностью родителей сделать из себя что-то большее. Он решает собраться и сделать это за них, пусть и не обязательно таким способом, какой бы им понравился.

***

«Видите ли, я надеюсь на вашу помощь в моем историографическом проекте» - говорит молодой человек с серьезным лицом.

«Историографическом проекте…» Пьер идет по изгибающемуся тоннелю за ним, сцепив руки за спиной, чтобы не показывать возбуждения. «О какой истории идет речь?»

«Об истории двадцать первого века» - говорит Сирхан. «Вы помните ее, не так ли?»

«Я ее помню?» Пьер делает паузу. «Ну что вы…»

«Да». Сирхан открывает боковую дверь. «Сюда, пожалуйста. Я объясню».

За дверью когда-то была одна из боковых галерей музея, набитая интерактивными экспонатами, назначением которых было умудриться объяснить основы оптики гиперактивным детям и их потворствующим родительским сущностям. Но традиционная оптика давным-давно устарела - программируемая материя может замедлять фотоны до полной остановки, телепортировать их туда-сюда, играть в пинг-понг спином и поляризацией – и теперь зал пуст, пассивная материя в стенах и полу заменена маломощным компьютронием, а вниз из стен тянутся теплообменники, отводящие скудное сбросовое тепло обратимых вычислений далеко под дно гондолы города-кувшинки.

«Когда я стал музейным хранителем, я превратил несущую конструкцию музея в специализированный высокоплотный архив - воспользовался одним из маленьких преимуществ должности смотрителя. У меня около миллиарда авабит емкости, и я бы смог записать здесь всю память и весь сенсорный траффик всех людей Земли двадцатого века, если бы меня интересовало именно это».

Стены и потолок постепенно оживают, светлеют и превращаются в захватывающий вид на рассвет с края Метеорного Кратера в Аризоне (а может, это центр Багдада?)

«Когда я осознал, что моя мать пустила прахом семейную фортуну, я потратил немало времени, пытаясь отыскать способ все исправить» - продолжает Сирхан. «И в конце концов, меня поразило осознание. Есть только одно благо, стоимость которого будет только увеличиваться со временем - это обратимость».

«Обратимость? Не совсем понимаю…» Пьер встряхивает головой, которая все еще слегка кружится после декантирования. Он очнулся всего час назад и еще не может привыкнуть к тому, что вселенная стала упрямой, и никакое сиюминутное желание ей больше не указ. Вдобавок он тревожится об Амбер, которой нет в зале инкубаторов. «И, прошу меня простить, но знаете ли вы, где Амбер?»

«Прячется, наверное» - говорит Сирхан без малейшей колкости. «Здесь ее мать» - добавляет он. «Почему вы спрашиваете?»

«Я не знаю, что вам о нас известно». Пьер вопросительно смотрит на него. «Мы очень долго были на борту Выездного Цирка».

«О, не беспокойтесь. Я знаю, что вы не те же люди, которые остались на борту Империи Кольца и поспособствовали ее краху» - легко говорит Сирхан, и Пьер спешно генерирует пару отражений, чтобы разузнать историю, на которую он ссылается. Когда они воссоединяются с его основным потоком сознания, их рассказ потрясает его до глубины ядра.

«Мы ничего не знали об этом!» - Пьер оборонительно скрещивает руки на груди. «Ни слова ни про вас, ни про вашего отца» - тихо добавляет он. «Ни о моей другой...жизни». Я_действительно_наложил_на_себя_руки? Зачем_мне_было_делать_что-то_такое? Он не может себе и представить, что Амбер могла увидеть в замкнутом клирике вроде Садека, и даже думать об этом не желает.

«Я знаю, это большое потрясение для вас» - покровительственным тоном говорит Сирхан – «И это имеет прямое отношение к тому, о чем я говорил. Что обратимость значит для вас, применительно к тому, что вам дорого? Вы, если угодно, являетесь возможностью обратить все неудачи, заставившее автодарвинировать вашу главную версию, какими бы они ни были. Вы знаете, он уничтожал все архивы, о которых смогли разузнать его отражения, и вас спасла только задержка в один световой год и тот факт, что являясь активной версией, вы технически являетесь другой личностью. Теперь вы живы, а он мертв - что бы ни заставило его покончить с собой, к вам уже неприменимо. Думайте об этом как о естественном отборе среди различных версий себя. Выживает наиболее приспособленная версия вас».

Он показывает на вал кратера. Из его подножия слева внизу начинает расти диаграмма-дерево, и распространяется, усложняясь, вправо и вверх. Некоторые ветви отгибаются назад, она ширится и раскалывается по линиям таксономического раздела. «Это жизнь на Земле. Все данные, собранные палеонтологией о ее семейном древе» - напыщенно говорит Сирхан. «Позвоночные начинаются здесь» - он указывает на точку в трех четвертях пути снизу вверх – «и с тех пор у нас примерно сто видов окаменелостей на каждый мега-год. Большинство их найдено в последние два десятилетия, когда задача исчерпывающего картографирования коры и верхней мантии Земли с микронным разрешением стала осуществимой. И какое расточительство!»