Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Юрий Корольков

На аэродроме, усталая, разбитая, она наняла рикшу и поехала в гостиницу. До назначенной встречи оставалось немного больше двух часов. Анна привела себя в порядок, переоделась, извлекла из пояса пленку, уложила ее в коробку от конфет, аккуратно завернула и перевязала лентой. К счастью, выступившая кровь не испортила кадры, только на перфорации застыли темные пятна.

Когда стемнело, мадам Анна Клаузен вышла из гостиницы и отправилась на Баблинг-вел-род, улицу Гремящего родника. Теперь она была в светлом летнем костюме, лацкан ее жакета украшала черная брошь с искусственным диамантом — такие делают в кустарных мастерских вокруг Карлсбада. Чехи, судетские немцы — превеликие мастера на такие украшения.

На улицах уже зажглись фонари, когда Анна остановилась перед витриной универсального магазина. В руках у нее была дамская сумочка и коробка конфет. Казалось, она вся поглощена изучением выставленных нарядов, и вдруг перед ней появилась женщина с такой же диамантовой брошкой.

— Послушайте, — воскликнула она, — у вас такая же брошь, как у меня!

— Мне привезли ее из Карлсбада, — ответила Анна заученной фразой.

Они стояли будто две приятельницы, встретившиеся случайно на улице.

Женщина попросила Анну подержать ее сверток — что-то попало в туфлю.

— Благодарю вас! Теперь хорошо.

Анна отдала ей свой сверток, и они разошлись. Задание было выполнено. Анна Клаузен облегченно вздохнула.

Она вернулась в гостиницу, распаковала сверток и вынула из него зеленую пачку долларов. Пересчитала — пять тысяч. Утром она пошла на набережную Вампу — широкую и просторную, как ипподром, с клумбами цветов и высокими, шуршащими на ветру пальмами. Мраморный вход в Английский банк сторожил бронзовый лев с косматой, позеленевшей от старости гривой. Анна вошла в прохладный, торжественно тихий зал, похожий на готический храм с хрустальными оконцами — исповедальнями. Здесь все говорили вполголоса.

Анна внесла деньги на счет мистера Клаузена и теперь была совершенно свободна.

Через день Анна Клаузен вернулась в Токио. А микропленка тридцать восемь роликов, вместившихся в коробку от шоколадных конфет, добытая с таким напряжением и опасностью, неведомыми каналами была доставлена в Москву на Знаменский переулок.

МОСТ ЛУГОУЦЯО

И все же братьям-близнецам Терасима пришлось разлучиться…

После той холодной, промозглой ночи, когда солдат подняли по учебной тревоге и повезли в город на маневры, прошло около месяца. Солдаты понемногу начали забывать о событиях тех ночей, когда они трое суток голодные, как бездомные кошки, мерзли на улице и снег, точно переваренный рис, мягкий и липкий, плотным слоем лежал на их плечах и шапках… Он напоминал то белое варево, которое таскали они в деревянных бадейках, там, в городке Хираката, когда работали крабито — рисоварами. Только рис для саке был невыносимо горячий, а снег холодный и липкий. И еще неизвестно, что лучше…

Им сказали тогда, будто кто-то хотел убить императора и они обязаны были выполнять свой долг — защитить сына неба. После этого про них словно забыли. И вдруг солдатам сообщили совершенно противоположное — оказывается, они выступили против императора, покрыли себя позором, и теперь их полк должны расформировать, а солдат разошлют кого куда. Полк действительно разоружили, и солдат, словно новобранцев, отправили в Китай на пополнение воинских частей. Ичиро оказался в Северном Китае, а Джиро услали в Маньчжурию. Но перед тем как погрузить на пароход, всех солдат повели в храм предков помолиться за императора. Они слушали письменную клятву в верности императору, кричали «Банзай!», пили священную саке из махоньких фарфоровых наперстков-чашек, потом в воинственном настроении грузились на пароход…

Ичиро навсегда запомнил, как шел он в деревне после призыва впереди новобранцев и нес на плече большую самодзи, похожую на деревянную лопату, которой отец провеивал рис. И каждый провожающий поставил на большой лопате-самодзи свой иероглиф — с пожеланием, как рис из котла, загребать добычу во время войны. В Китае войны не было, во всяком случае Ичиро еще не принимал участия в боевых операциях, но судьба как будто начала ему улыбаться, солдату Ичиро уже перепала кое-какая добыча. Этим Терасима обязан был своему земляку Исияма, служившему третий год в армии Он оказался родом из соседней префектуры, бывал даже в деревне, где жил Терасима. Приятно встретить земляка на чужбине. Они познакомились и подружились.

Исияма относился к Ичиро несколько свысока, но явно благоволил к земляку — неопытному и молодому солдату, хотя и использовал его на побегушках. Вообще Исияма умел извлекать пользу из окружающих. В роте Исияма слыл продувным и расторопным солдатом, чего явно не хватало застенчивому Терасима. Маленький, плотный, с широким вздернутым носом и большими ноздрями, Исияма всегда находился в курсе событий, будто чуял все издали своим вездесущим носом. На привалах Исияма первым раздобывал у китайцев пищу, находил лучшую фанзу, бесцеремонно выпроваживая хозяев, а в его ранце всегда лежал запас опиума, героина, который он выгодно сбывал китайцам.

Одним из первых в роте Исияма раздобыл деревянную бочку для купанья, которую на походе безропотно несли за ним все те же китайцы. Обычно он обещал им хорошо заплатить, но никогда этого не делал. Просто гнал их взашей, если ему докучали, а иной раз грозил пристрелить. В жару он по шею погружался в наполненную водой бочку и сидел на корточках, наслаждаясь прохладой, а после себя снисходительно разрешал искупаться приятелям. По примеру Исияма, многие солдаты обзавелись такими же бочками и бесплатными носильщиками. Это облегчало солдатскую жизнь, даже создавало какой-то походный комфорт.

Последнее время полк, в котором служили Исияма и Терасима, стоял недалеко от Пекина, расположившись лагерем вдоль речки с низкими болотистыми берегами. Одни солдаты жили в старых китайских казармах, другие по деревням, некоторые в палатках, раскинутых на лугу. На другой стороне реки располагались китайские войска — в городке Ванпине, обнесенном крепостной стеной, когда-то беленной известкой, но сейчас возвратившей себе землисто глиняный цвет. Через речку к городским воротам Куан ан-мин тянулся старый-престарый мост с каменными серо-зелеными львами. На берегу стоял уродливый слон из камня. Говорили, будто этому слону больше тысячи лет. Возле каменного слона в фанзах жили солдаты — целый взвод, а на задворках у полевой кухни стояли бочки и даже деревянные ванны, в которых солдаты купались.

Именно здесь, у моста Лугоуцяо, и произошли события, послужившие началом большой войны, охватившей на много лет континентальный Китай.