Черта прикрытия - Иэн Бэнкс

Властелин демонов стиснул раскаленные докрасна подлокотники трона, сделал несколько шагов вперед, так что ей пришлось отлететь назад, и заревел:

— Съебывай отсюда и начинай убивать!

Она почувствовала, что страшно голодна. Живот свело, а крылья, казалось, сами начали развертываться под гнетом ужасной, непереносимо острой жажды полета. Она напрягла каждую мышцу своего огромного тела и чудовищным усилием удержала себя на месте.

— Прин! — прокричала она. — Что с Прином?

— С кем? Что?

— Прин! Мой возлюбленный, мы с ним вместе сюда проникли! Скажи мне, что с ним, и я сделаю все, что ты хочешь!

— Ты сделаешь то, что я тебе прикажу, независимо, блядь, от того, нравится тебе это или нет, ты, тупая червивая пизда!

— Скажи мне!

— Убей для меня тысячу, и я подумаю над твоей просьбой.

— Обещай мне! — завыла она.

Гигантский демон снова расхохотался.

— Обещай? Ты в Аду, кретинка глистоголовая! Какого хера я тебе должен что-то обещать, если только не затем, чтобы потом разбить твою надежду? Вали отсюда, пока я не передумал и не оборвал твои инкрустированные спермой крылья чисто по приколу! Приходи сюда опять, когда положишь существованию десяти раз по сто душ нежелательный конец, и я подумаю, стоит тебе что-то рассказывать про твоего ненаглядного Прина или нет, а теперь пошла на хер!

Тварь протянула к ней огромные руки, каждую шириной со все ее тело. Скрюченные пальцы с хищными когтями стригли воздух, словно пытаясь дотянуться до нее и раздавить.

Она метнулась назад, прочь от него, петляя и делая нырки, а оказавшись на безопасном расстоянии, с подозрением и страхом воззрилась на владыку демонов, который уже опустился обратно на раскаленный престол. Сажа и клубы дыма от его недавних движений заполнили воздух вокруг исполинского трона.

Она убила свою первую душу вечером того же дня. И без того тусклый свет померк еще больше, стал красновато-рыжим бессолнечным сумраком.

То была молодая павулианка, распятая на кольях рогатки, водруженной на стылом склоне холма над вяло сочившимся кислотой потоком. Мученица почти не переставая кричала, замолкая лишь на недолгие мгновения, чтобы запастись воздухом для нового крика.

Чей снизилась, подлетела к ней и стала слушать вопли жертвы. Потом попробовала поговорить с ней, но для пытаемой слова уже не имели никакого смысла. Колеблясь, она оглядела жуткий пейзаж. Почему-то он показался ей знакомым. Но нет, это был не тот же самый холм и не та же самая рогатка, за которой некогда прятались от демонов-костеедов они с Прином.

Она сомкнула два огромных черных крыла вокруг девушки и выпустила из тонких кожистых мембран на кончиках крыльев острые лезвия. Ей хотелось плакать, но воли слезам она не давала.

Чей ощутила, как душа несчастной покидает искалеченное, разъятое, скрученное тело и сперва перебирается в ее собственную оболочку, а потом исчезает совсем, как маленькое облачко в сухой жаркий полдень.

Теперь терзавший ее голод изменился. Она стала грызть тело, выламывая и отбрасывая в сторону кости, чтобы проще было подобраться к сочным ягодицам.

Улетая на свой дальний насест, она размышляла, насколько вырастет боль после того, что она только что сделала.

Она думала об этом и позже, пока висела в гнезде и переваривала съеденное.

Но она отделалась одним больным зубом.

Так она и стала ангелом.

В Аду.

ДВАДЦАТЬ ОДИН

Когда взрослых поблизости не было, им иногда удавалось забраться в места, где обычно разрешалось играть только старшим. У нее была компания приятелей примерно одного с нею возраста, и время, свободное от занятий в маленьком классе на верхнем этаже главного особняка, они посвящали играм.

Другие часто бывали жестоки с ней, особенно когда им хотелось подлить ложку дегтя в бочку меда после очередного выигранного ею конкурса. Они тут же находили способ напомнить ей, что на самом деле все эти победы не имеют никакого значения. Без разницы, пришла ли она первой в забеге, получила ли лучшие оценки на экзамене; в конечном счете она даже не служанка, она хуже служанки, ведь слуги могут уволиться, если захотят, а она не может. Она была чем-то вроде чучела, охотничьего трофея, игрушечной собачки, потому что принадлежала не самой себе, а поместью — Вепперсу.

Ледедже постепенно научилась не делать вид, что ее не волнует такое отношение остальных детей, но она не сразу сообразила, какая именно реакция на их издевки и придирки будет наилучшей из возможных. Если она принималась плакать и убегала к маме, детей это раззадоривало еще пуще, и они повторяли свои насмешки раз за разом, просто чтобы развлечься: нажми кнопку «Ледедже», глупая девчонка подскочит и зальется слезами. Так что эта тактика не могла сработать. Она пробовала вообще никак не отвечать им, стояла с каменным лицом и смотрела на мучителей. Это тоже не помогало, они выкрикивали еще более злые и обидные слова. Все это рано или поздно заканчивалось дракой, и она волей-неволей требовала для них наказания, чувствуя, однако, что это неправильно. Такой метод тоже не годился. Всего лучше было немного поплакать, дать им понять, что она уязвлена и обижена, а потом, словно ничего не случилось, вернуться к играм.

Подчас это не срабатывало: на лицах других детей появлялось особенное выражение, означавшее, что, по их молчаливому мнению, обидеть ее достаточно сильно им пока не удалось. Тогда насмешки и оскорбления продолжались, они задирали и били ее. В таких случаях она просто говорила им, что они недоразвитые идиоты. Пускай себе тешатся. Со временем поумнеют, авось и научатся чему-то полезному. Они были как раз в том возрасте, когда эти взрослые слова могли оказать должное воздействие.

И они возвращались к играм в местах, предназначенных для этого, на площадках, откуда никто не стал бы их сгонять. Но лучше всего было забираться в места, где играть им не позволяли ни под каким видом.

Когда она чуть повзрослела, любимой из этих тайных игровых площадок стал водный лабиринт — сложная сеть мелководных каналов, прудов и озер, по которым взрослые пускали большие игрушечные боевые кораблики, чтобы полюбоваться зрелищем потешных морских боев с высоких башен, парящих акведуков и арочных мостиков, возносившихся к небесам.

Однажды ей разрешили посмотреть такое сражение вместе с мамой, хотя, чтобы ее туда взяли, пришлось ныть и клянчить дольше обыкновенного, и мама должна была нижайше испрашивать разрешения хозяина. И даже когда такое разрешение было дано, то оказалось, что это не одна из действительно важных и грандиозных морских битв, куда приглашали богатых и знаменитых гостей, а просто тренировочное сражение, на которое пускали даже слуг, когда у тех выпадала свободная минутка. Маме морской бой не понравился, потому что она боялась высоты и просидела большую часть представления с закрытыми глазами, вцепившись в бортик маленькой плоскодонки, на которой они плавали по обзорным акведукам.

Ледедже битва сперва очень понравилась, но потом она устала от этого зрелища. Ей казалось, что было бы куда интересней забраться в один из боевых корабликов, чтобы понаблюдать, как другие люди приводят их в движение. Она сказала об этом маме, и та, не открывая глаз, назвала идею дурацкой. Во-первых, объяснила мама, Ледедже еще слишком маленькая. И потом, только мужчины могли выдумать такое тупое и агрессивное развлечение, как забираться в плавающие бронированные крысоловки и палить друг в друга из настоящего оружия на потеху богатеям.

Вдалеке Ледедже увидела один из старых постаментов для спутниковых куполов, вокруг цоколя суетились рабочие, там были целые команды приглашенных высотников с кранами и большими, напичканными хитрой электроникой, приспособлениями для демонтажа. Два десятка спутниковых куполов окружали главный дом, сколько она себя помнила, кольцом нескольких километров в диаметре. Когда она убежала из дому в первый раз, ее поймали как раз у подножия одного из этих каменных постаментов. Это было много-много-много лет назад, полжизни назад, если прикинуть. А теперь сверкавшие на солнце белые спутниковые купола сделались бесполезны, устарели и подлежали разборке.

И в ту минуту она впервые почувствовала себя старше.

Им пришлось подождать своей очереди для швартовки у маленького пирса на одной из башен, потом спуститься в гробообразной кабине лифта и пройти по туннелю, который выходил на поверхность в безопасном отдалении от озера, арочных башен, каналов и кораблей. Даже на таком расстоянии можно было слышать залпы корабельных пушек.

Она вместе с остальными детьми — ну ладно, почти всеми остальными детьми, потому что двое так перепугались, что отказались идти дальше, — по-пластунски прокрались под забором, окружавшим весь водный лабиринт, держась подальше от миниатюрных доков, где корабли содержались между сражениями и ремонтировались. В доках пару-тройку дней до и после крупного сражения со множеством приглашенных стоял дым коромыслом, но и в остальные дни, даже такие сравнительно тихие, как этот, там постоянно работали несколько человек.