Долг - Абдижамил Нурпеисов

Я уверен, кто-кто, а уж Ауэзов вряд ли имел в виду то абсурдное представление об авторизации, которое встречается в иных статьях и призвано прикрыть «властность» беспардонных переводчиков. Нет, Мухтар Ауэзов, авторизуя перевод, заверял своих читателей, что в любом аспекте перевода, будь то передача сложного ритмического строя предложения, колорита и красок языка или богатой гаммы чувств и мыслей, — во всем переводчик неукоснительно придерживался оригинала, не позволяя себе вольного, или, как это... «властного», с ним обращения. Без одобрения, без согласия автора в тексте перевода не может быть сделано ничего. Это и есть, по-моему, единственное разумное понимание авторизации. Авторизация — не нудная слежка и не поминутное одергивание переводчика, она, напротив, обоюдно необходимая и нужная совместная работа автора с переводчиком. Со стороны автора она сводится к терпеливому, деликатному и все же настойчивому посвящению переводчика в таинство неведомой и чужой ему жизни и стиля произведения. Со стороны переводчика — к стремлению понять автора...

Я рад, что Е. Сергеев все-таки не отрицает, что у нас теперь большинство национальных писателей владеют двумя, а то и тремя языками, что они в состоянии контролировать переводы своих произведений и судить об их качестве. Мало того, нередки случаи, когда они выправляют перевод. Ничего удивительного: русский язык прочно вошел в наш обиход. Благодаря ему мы все приобщаемся к всемирной культуре, мы живем в государстве, где русский язык стал языком межнационального общения, для нас он стал вторым родным языком, и мы настолько с ним сжились, что уже как-то даже наловчились сами, без переводчиков писать статьи для московских журналов и газет. И еще вроде бы мы тоже наделены от природы писательским слухом и пониманием. Так скажите, неужели же нам не дано уловить, где переводчик попал в лад с тобою, угадал скрытую суть или нерв твоего переживания, выражений в музыке слова, а где сбился? А поскольку переводчик, языка не знающий, не в состоянии постичь все особенности стиля переводимого автора, то активное вмешательство автора в перевод на всех стадиях его работы совершенно необходимо. Каждый уважающий себя писатель должен знать, кому он доверяет судьбу своего произведения, следует самому подбирать переводчика из числа близких себе по духу писателей. Общность духа рождает общность стиля и интонации. Если ты сумел найти близкого тебе писателя, то, уверяю вас, как бы ни стремился русский собрат перетянуть тебя в свою стилевую стихию, однако ты сумеешь отстоять свой собственный почерк от каких-либо посягательств.

Конечно, не будем закрывать глаза на четкий и ясный водораздел: в любой национальной литературе существуют наряду с подлинной литературой и поделки.

Есть переводчики, которые всю жизнь имеют дело с халтурой и всю свою жизнь стремятся из нее сляпать что-то. Можно им сочувствовать, но понять их — нет. Одно ясно: проявив «властный» метод переводчиков, с усердием «обрабатывая», «дописывая», «доделывая», «доводя» откровенно никчемные подстрочники, мы пускаем пыль в глаза, мы творим зло. Так неужели же не лучше заняться переводчикам настоящим делом — переводить стоящую литературу, а не вышивать сомнительные узоры по недостойной канве?

Перевод никогда не был легким делом. Он всегда требовал вдохновения и самопожертвования. Перевод — это смертельный поединок, в результате которого терпит окончательное поражение или тот, кто переводит, или тот, кого переводят, говорил некогда Август Шлегель. Прав немецкий переводчик Шекспира в первом случае, когда он сравнивает процесс художественного перевода с творческим поединком, но, думаю, не прав он в своем скептическом выводе. В своем единоборстве переводчик должен стремиться к тому, чтобы выиграли обе стороны — и автор, и переводчик, то есть и оригинал, и перевод.

Тогда выиграет и третья сторона — читатель.

ИСТОКИ ДРУЖБЫ

Истоки нашей дружбы своими корнями уходят в далекое прошлое. Еще в те времена передовые люди русской интеллигенции проложили первые тропинки дружбы в нашу степь.

Начиная со ссыльного петрашевца Достоевского до ссыльных марксистов в разное время, в разных обстоятельствах, пусть даже скорбных, из России беспрерывно приходили к нам в степь больные, обессилевшие люди в кандалах.

Человеческий гуманизм доходчив и быстро находит отклик в сердцах людей. Наши предки не чуждались этих людей в кандалах. Простые казахи-скотоводы Приаралья называли Шевченко «акын таразы» — «поэт справедливости», очевидно, за его человеколюбие и высокий гуманизм. И мне, родившемуся на берегу Аральского моря, сейчас особенно приятно вспоминать об этом. Маленький островок, где томился долгие годы невольник-поэт, остался в памяти народа. Там каждый камень и каждый утес и поныне напоминают нам одинокого узника, властелина скорбных дум, загнанного «всей России притеснителем».

С тех пор прошла длинная вереница годов. За это время сменилось не одно поколение на нашей земле. Но дружбу с поэтом у нас никто не забыл. Имя поэта стало символом взаимной любви двух, народов.

Каким бы тяжелым ни был удел колониальной жизни, присоединение Казахстана к России было объективно прогрессивным явлением и для казахского народа, и для самой России. По существу, с момента насильственного переселения украинских и русских крестьян в Казахстан началось братание простых людей, зародилась подлинная дружба казаха-скотовода с русским землепашцем. И потом в дни революции наши народы плечом к плечу пошли на царя, на Керенского, на Колчака. Как видите, небольшая тропинка дружбы, проложенная когда-то великими сынами России в нашу степь, ныне превратилась в большую дорогу вечной дружбы между нашими народами. Особенно тесно сливались судьбы наших народов в грозные годы Великой Отечественной войны. В этой священной войне народов за советскую землю немало было пролито крови лучших сыновей казахского народа. Ровно четверть века назад знаменитая 28-я гвардейская дивизия, сформированная в Казахстане, насмерть стояла под Москвой.

Северный и Центральный Казахстан издревле носили красивое название — «Сарыарка», что означает «золотистая степь». Я не берусь судить, насколько раньше оправдывало себя это поэтическое название. Но одно несомненно: пустынная и полупустынная полоса на севере Казахстана отныне и навеки стала действительно золотой. Признаться, в этом немалая заслуга русских сыновей и дочерей. Как видите, во все времена, когда требовалась мобилизация сил, когда требовались коллективные усилия народов, мы с вами оказывались всегда рядом, бок о бок. Неподдельная дружба наших народов выдержала суровые испытания временем.

Казалось бы, нечего нам теперь взаимно напоминать о нашей исконной дружбе. Тем не менее мы часто употребляем слово «дружба». Говорим мы о дружбе в своих докладах, выступлениях даже в беседе за семейным столом. Между тем мы знаем, что в истории человечества было столько завидно поучительных примеров, когда великие люди дружили всю жизнь, ни разу не упоминая об этом. Разве нам, потомкам Ленина и Горького, не известна благородная дружба этих двух великих людей? Прошу только не делать из этого моего рассуждения поспешные выводы, что якобы я сторонник какой-то безмолвной и немой дружбы. Нет! Я понимаю, что дружба народов не тайное свидание молодых влюбленных, а высшее проявление человеческого гуманизма. Мы гордимся спаянным единством наших народов. Мы должны беречь наше единство как зеницу ока. И меня только коробит, когда я вижу, как вольно иногда мы обращаемся с этим словом, как с какой-то своей будничной личной вещью.

Мне кажется, зачастую мы говорим о дружбе по инерции, по привычке, не вдаваясь в полной мере в сущность этого священного акта.

Писатели раньше воспевали только свой народ, свою родную землю. Сейчас между национальностями нет прежнего недоверия, отчужденности, вражды, внушаемой религиозными предрассудками.

По-моему, писателю сейчас просто неудобно замыкаться в своей скорлупе, сдерживать себя и ограничиваться рамками психологии только своего народа. Необходимо сейчас как можно шире раздвинуть горизонты темы. Правда, это нелегко. Чтобы, например, написать писателю о казахе или узбеке, недостаточно съездить к нему, побывать в гостях в его доме. Для этого надо вникнуть в душу народа с другим укладом жизни, характером, миропониманием и, наконец, психикой. Самое главное, надо любить этот народ не ради приличия, такта, а проникновенно, искренне, понимая и глубоко разбираясь в его многовековой истории, культуре, быте, этнографии, словом, так, как превосходно сделали это Алекторов, Мил ера некий, Радлов, Потанин, Даль, Затаевич. Они не были просто любителями или ревнителями, они посвятили себя, всю свою прекрасную жизнь культуре казахского народа. Наш народ помнит их благородный, гуманный и человечный поступок.