Из Америки с любовью - Андрей Уланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот неожиданный успех ошеломил меня, пожалуй, не меньше, чем комитетчиков, только я опомнился быстрее и, развернувшись, проделал аналогичную процедуру со второй башней. Не знаю, спилило ее или нет, но прожектор погас почти моментально – наверно, снарядом перерубило кабель. Третий прожектор часовой вырубил сам, без подсказок с моей стороны. На базе воцарилась темнота.
Это мне и было нужно. Я не торопясь развернулся, заглянул в башню проверить прицел у пушки и выпустил короткую очередь по казарме слева – с таким расчетом, чтобы столпившиеся комитетчики почувствовали свист снарядов над головой и услышали, как дробится кирпич. Крутанулся и повторил то же самое с казармой справа.
Вот теперь они ответили. Сначала неуверенно, потом все чаще и чаще. Несколько пуль, похоже, «галки», тупым лязгом шлепнулись о корпус, что-то звонко срикошетировало от башни. Я вдавил педаль, и «Эрроу» выскочил с линии огня, а оставшиеся господа комитетчики узрели своих товарищей, азартно палящих в них с противоположной стороны плаца.
Обогнув по широкой дуге правую казарму, мой броневик с разгона снес изгородь и вырвался наружу. Проделал то же самое в обратном направлении, крутанулся на ней пару раз... А вот этот победный танец, похоже, исполнять не стоило – пришлось метров пятьдесят тащиться вдоль забора, парируя штурвалом плохую прокрутку левой гусеницы. Наконец она прожевала все, что в нее угодило, и «Эрроу» снова понесся в ночь.
Приближаясь к противоположному концу базы, я поймал себя на мысли, что почти влюбился в эту машину. И, ей-богу, она отвечала мне... ну, наверное, взаимностью. На какой-то миг я даже почувствовал себя предателем из-за того, что собирался совершить.
В этом конце базы строений почти не было. Только два полукруглых ангара метрах в трехстах друг от друга – разнести их еще больше просто не хватило места. Горючка и боеприпасы.
Теперь – переключатель на середину, смешанная подача, и до упора, до, как говорили у нас, железки – в склад боезапаса.
«Эрроу» затрясся, словно в лихорадке. Гильзы беспрерывным дождем сыпались из башни и устилали пол отсека звонким, остро пахнущим ковром. Я уже решил, что вот-вот оглохну, когда очередь наконец оборвалась.
Броневик носом – на горючку. Штурвал – в нейтралку. Я выполз из креслица. Ракетницу за пояс, винтовку в руки, педаль заклинить; от толчка я поскользнулся на гильзах, полетел на пол – к счастью, на тех же гильзах меня прокатило прямо к кормовому люку, так что осталось только вцепиться в рукоятку и вывалиться наружу, пока еще броневик не набрал достаточно скорости.
Ты уж извини меня, машинка. Ты мне понравилась, ей же богу, ну уж так судьба распорядилась. Впрочем, боевой машине и не стоит дожидаться пресса. Зато твоя гибель будет впечатляющей. Местные ее надолго запомнят, это я тебе обещаю.
Разгон был набран такой, что ворота ангара броневик снес, словно хлипкие доски. Я уж было испугался, что сейчас он пройдет этот склад насквозь – бегай потом, лови его в холмах за базой. Но, очевидно, склад не пустовал – где-то в глубине «Эрроу» все же застрял, продолжая, впрочем, обиженно грохотать.
Я положил винтовку, старательно утвердился обеими ногами и выстрелил белую сигнальную ракету в чернеющий провал ворот.
Внутри полыхнуло. Сначала довольно вяло, в одном месте, осветив ряды бочек и застрявший под каким-то странным углом броневик. Потом пламя резво побежало по полу, потом...
Я вдруг обнаружил, что лежу на спине и спокойно, чуточку отрешенно наблюдаю за кувыркающимся высоко надо мной куском ангара. Кусочек метра три в поперечнике неторопливо спланировал на землю метрах в пяти от меня.
Матка боска, пресвятая богородица! Ни черта ж себе у них горючка!
Только сев и вытряхнув из ушей пробку пополам с песком, я обнаружил, что рвануло не горючее, а давешний склад боеприпасов. Что-то я там все-таки зацепил, оно потлело-потлело... и рвануло. Хорошо так, кило на семьдесят-восемьдесят, судя по воронке.
Воронку было видно отлично. Ударная волна заодно со мной смела крышу со второго ангара и здорово расшвыряла его содержимое. А нестихавший ветер радостно бросился раздувать пламя, которое и без него чуть ли не до небес.
Отдельные огненные ручейки уже зазмеились и в мою сторону. Но немного времени у меня есть. Прежде чем пятки начнет поджаривать.
Я поискал взглядом винтовку – она лежала чуть поодаль, – подобрал, тщательно осмотрел. Похоже, все в порядке, в конце концов, она лежала на земле, так что взрывная волна прошла поверх, да и вообще австрийское оружие славится своей надежностью. Только бы прицел не сбило – впрочем, есть лишь один способ проверить это.
Стрельба в районе казарм чуть спала, но совсем не прекратилась. Это было даже больше, чем я рассчитывал получить.
Впрочем, не так оно и неожиданно. Если дать оружие куче взрослых, здоровых, но при этом, по сути, глубоко гражданских мужиков да накрутить их соответствующим образом, а потом кинуть вот в такую неразбериху – половина из них не успокоится, пока все патроны не расстреляет.
Интересный, кстати, феномен. В открытом, пусть и тяжелом, бою такие добровольцы порой держатся лучше подготовленного, кадрового солдата. Зато при вот таком внезапном ночном нападении, когда неясно, где враг, где свои, а вбитых муштрой даже не навыков, принципов поведения у них нет...
Мне показалось, что среди многочисленных воплей прозвучало нечто вроде «Сдаюсь! Не стреляйте! Мы сдаемся!». Вполне, кстати, возможно, ведь если эти ребята и впрямь замышляли нечто насквозь противозаконное, то запросто могли решить, что это правительственные войска все прознали и теперь прикрывают их лавочку. А раз так – пора тянуть руки вверх и вопить о своей непричастности.
Нет, точно. Орут: «Мы сдаемся!» Я хихикнул. Теперь они еще и с предателями в собственном стане будут разбираться. А я им пока еще уголька подброшу, для затравки. Чтобы пыл не спадал.
В десятикратную оптику банда – назвать этих людей подразделением у меня просто язык не поворачивался – у казарм была видна довольно отчетливо. Благо фонари по углам так никто и не погасил. Парочку, правда, уже успели расстрелять. И вообще, на фасаде следы «эрликона» были хоть и доминирующей, но отнюдь не единственной деталью лунного рельефа – патронов штатники не жалели.
Первым надо выцелить командира. Это просто. Командир – тот, кто меньше всех бегает и больше всех орет. В данном случае вон он, длинный. Ишь как пистолетом размахался.
Раз-два, вдохнуть-выдохнуть, задержать дыхание... Есть.
Приклад «штейра» мягко толкнулся мне в плечо. В первый миг мне показалось, что прицел все-таки сбит – слишком уж резко рухнул длинный. Нет, встает, точнее, пытается встать и орет – здесь слышно. Больно человеку, по всему видать. Ну а что ж ты хотел, болезный, а? Никто ведь тебя сюда насильно не гнал, сам пришел – а вот уйти так же не получится. Унесут-с.
Так, а это что за толстяк? Сэр, ну это же неприлично в армию, пусть даже и частную, с такой фигурой. Вы своей филейной частью просто позорите вид... Интересно, сумею или нет? Есть! Только брызги полетели. Очень, надо заметить, деликатная рана. Хотя на войне встречается не так уж редко, как принято думать. У тех же летчиков, к примеру.
Милай, а ты куды полез? Пожар тушить? Не надо его тушить, пусть он еще погорит. Вот тебе подарочек в плечо – правильно, займись своими делами, отползай потихонечку в сторонку. Уступи место следующему герою.
Расклад был беспроигрышный. Засечь одиночные вспышки выстрелов на фоне пожара за моей спиной – задача для любимого штатниками Сверхчеловека. А по звуку... Такой сверхчеловек нашелся. В тот момент, когда я набивал третью по счету обойму, об давешний лист ангарной крыши звонко цвикнула пуля.
Рефлекс сработал на ять – из положения полусидя я перекатился в сторону и укрылся за еще одним листом. Вторая пуля пропела где-то надо мной и сгинула в огне.
Это кто ж у нас такой меткий? С такими чуткими ушками? Нам такие люди нужны...
Действовать надо было быстро, пока этот вольный стрелок не поделился своими открытиями с окружающими. Если вся орава начнет поливать свинцом прилегающую ко мне территорию, это уже будет не баллистика, а статистика.
Перекат на прежнее место, две пули в белый свет, обратно в укрытие – ответная пуля выбила фонтанчик в полуметре от моей бывшей лежки.
Но направление я засек.
Левее, левее... Вот он, сволочь! Скорчился за каким-то ящиком, Соколиный Глаз хренов!
Первый раз за вечер я стрелял с четким намерением убить и, увидев, как, мотнув напоследок стволом, безвольным мешком осело тело моего врага, испытал... да, пожалуй, что удовлетворение.
Все было просто, как перпендикуляр – у меня была более выгодная позиция, лучшая винтовка, да и подготовлен я не в пример, но и он был не лыком шит, раз сумел засечь меня по звукам и найти без оптики на фоне пламени. Окажись он еще чуть половчее – но он был, а я есть. И приложу все усилия, чтобы продолжать быть.