Адмиралы мятежных флотов - Николай Черкашин

И все-таки он вернулся в Россию!

Брюссель. Октябрь 1995 года

Да простят меня брюссельцы, но столица Бельгии была для меня прежде всего городом, где оборвалась жизнь российского Колумба. И когда мне довелось вступить в пределы тихого и уютного королевства, первым делом стал искать могилу Бориса Вилькицкого. К стыду сотрудников российского посольства, никто из них так и не смог сказать, где погребен наш великий соотечественник. Лишь с помощью приятельницы русского брюссельца Виталия Поповского, предоставившего мне свой кров, балерины на пенсии Ивон Франсуа, обзвонившей все брюссельские кладбища, удалось выяснить, что Вилькицкий похоронен в Икселе, окраинном районе на юге столицы. Туда-то мы и двинулись втроем.

С большим трудом разыскали в лабиринте города мертвых плиту красного мрамора под траурной туей. За бетонной стеной грохотал поезд. С ближайших прудов пролетали над могилой командора чайки… Строго говоря, это была не его могила, а семейное захоронение младшей сестры Лидии. Бориса Андреевича положили к ней и ее мужу генерал-майору Шорину, так как на аренду собственного участка у него не было средств. Но проклятое безденежье донимало его и после смерти: в кладбищенской конторе нам сказали, что в будущем году истекает 30-летний срок оплаченной аренды и захоронение ликвидируют. Сообщение нас огорошило: получалось, что в год 300-летия Российского флота должна быть уничтожена надгробная плита российского Колумба! Хорошенькое дельце…

Вернувшись в Москву, я стал бить во все газетные колокола: опубликовал несколько очерков, писал письма в МИД, в оргкомитет юбилея, в Главный штаб ВМФ… Убеждал облеченных властью лиц, что прах Бориса Вилькицкого можно (юридически) и нужно (по совести) перезахоронить на родине, в его родном Санкт-Петербурге. Делал все это без особых надежд. У разноведомственных чиновников была железная отговорка: нет денег. В самом деле, старикам пенсии не выплачиваются, а тут останки какого-то белоэмигранта из-за тридевяти земель перевозить надо.

Нельзя поднять словом человека из гроба, но слово может поднять гроб из могилы. И я был свидетелем этого чуда… Российский МИД нашел валюту на перезахоронение нашего национального героя. (Юбилейная кампания подмогла!) И командор вернулся в Россию.

Санкт-Петербург. Ноябрь 1996 года

Если бы он был русским американцем, прах его упокоили бы в пантеоне, но Вилькицкий был русским россиянином, не принявшим ни бельгийского, никакого иного подданства, и потому его положили сюда, в чудовищно запущенное, изуродованное не руками, лапами вандала, старинное и, несмотря на все, славное Смоленское кладбище, что на Васильевском острове. Его следовало бы назвать еще родительским, ибо здесь лежат кости родителей едва ли не всех российских гениев и талантов: Чайковского и Даргомыжского, Рериха и Зощенко, Александра Блока, лежат тут - неведомо, правда, где, - Шишкин, Куинджи.

Прах Бориса Вилькицкого перевезли из Брюсселя не символически. Вся Россия видела по НТВ, как из земли Иксельского кладбища был извлечен хорошо сохранившийся дубовый гроб, как накрыли его Андреевским флагом…

Могилой Вилькицкого могли бы стать и порт-артурская сопка, и льды Арктики, и воды Балтики, и даже берега реки Конго, где его свалила однажды тропическая лихорадка. Не стало его последним приютом и брюссельское кладбище, где в семейной могиле младшей сестры Лидии Шориной пролежали его бренные останки 35 лет.

Свое посмертное плавание Борис Вилькицкий совершил, как говорят моряки, в «деревянном бушлате» с цинковым подбоем на борту бельгийского судна «Мария Бьянки».

Он вернулся в родной город, проделав тысячемильный путь по Северному морю и Балтике, прибыв из Антверпена в Санкт-Петербург. И штормовое осеннее море стихло, провожая командора в его последний поход к его последним островам - Турухтанным, где расположен 87-й причал Петербургского торгового порта. Капитан «Марии Бьянки» немало удивлялся столь необычному штилю в конце ноября. И еще просияло во время погребения безнадежно хмурое небо питерского предзимья…

За гробом Вилькицкого шли адмиралы.

Впервые за все советские и постсоветские годы воинские почести были отданы белоэмигранту. Об этом приходится говорить особо, потому что в сознании многих битва «белых» с «красными» еще продолжается, и из Москвы был звонок организаторам перезахоронения: высокое должностное лицо, пожелавшее остаться неназванным, предупредило, что ни оркестр, ни салют для белоэмигрантов воинскими уставами не предусмотрены. Тем не менее командование ЛенВМБ и Военно-морской академии к рекомендациям московского начальника не прислушалось и контр-адмиралу Российского императорского флота Борису Вилькицкому были отданы все воинские почести: флаг, караул, салют, торжественный марш.

Наверное, сыграл свою роль и Указ президента о Дне гражданского примирения, принятый за три недели до этой акции. Хотя, конечно же, никакими указами-приказами не примирить живущих в нас «красных» и «белых», воюющих в нас и вне нас, раздирающих наши души без малого век. Не по этой ли причине не найдем мы портрета Вилькицкого в святилище нашей флотской истории - Центральном военно-морском музее, как не найдем и фотографии его главного сподвижника по экспедиции командира «Вайгача» капитана 2-го ранга Петра Новопашенного, тоже выбравшего участь белоэмигранта.

Установит ли кто-нибудь мемориальную доску на доме № 96 по каналу Грибоедова, где жил Вилькицкий? Назовут ли его именем улицу в родном городе?

И все же кое-какие сдвиги в нашем сознании произошли. Адмирал, отстаивавший памятник Ленину в Прибалтике во время ГКЧП, произнес на пресс-конференции замечательную речь по поводу вернувшегося из-за кордона Бориса Вилькицкого.

Парадный строй моряков печатал шаг по кладбищенской дорожке, держа равнение на мраморное надгробие. В этот торжественный миг они отдавали честь и всем соплавателям командора по той великой и забытой экспедиции.

А потом офицеры ЛенВМБ сбросились и помянули гордость русского флота горькой чаркой на «Авроре», где кроме родственников Вилькицкого, Плиткина и Тихомировой были и потомки других участников экспедиции - дочь лейтенанта Николая Евгенова, племянник лейтенанта Алексея Жохова… Были правнучка моряка-писателя Константина Станюковича и сын адмирала Головко, командовавшего в Великую Отечественную Северным флотом…

Сколько судеб морских скрестилось, связалось на старом крейсере!

Поминки продолжились сначала в доме писателя Виктора Конецкого, бросившего горсть земли на дорогой всем морякам гроб, а потом в семье Тихомировых, в новостройке Комендантского аэродрома. Ирина Семеновна достала вдруг скляночку с заспиртованным морским рачком.