Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге) - Шопперт

обнаруживается, то в большинстве случаев именно у тех слоев, которые находятся вне круга, заинтересованного в сохранении экономического порядка данного общества. В особенности это относится к необыденным, то есть революционным эпохам.

В обыденные же эпохи руководить политикой можно либо в порядке «почетной деятельности», и тогда ею занимаются, как обычно говорят/«независимые» (то есть состоятельные) люди, или же к политическому руководству допускаются неимущие, и тогда они должны получать вознаграждение.

Профессиональный политик, живущий за счет политики, может быть чистым «пребендарием», то есть чиновником на жалованье. В первом случае он извлекает доходы из пошлин и сборов за определенные обязательные действия (чаевые и взятки представляют собой лишь одну, нерегулярную и формально нелегальную разновидность этой категории доходов), либо получает твердое денежное вознаграждение (либо то и другое вместе).

Человек, занимающийся политикой, может превратиться в некое подобие «предпринимателя» (как арендатор, расценивающий свои издержки в качестве капиталовложения, из которого он, используя свое влияние, сумеет извлечь доход), либо такой политик может получать твердое жалованье, например, как редактор, партийный секретарь или министр.

Неслучайно едва ли не все партийные битвы ведутся не столько ради предметных целей, сколько за патронаж над должностями. Более того, ущемления при распределении должностей воспринимаются партиями гораздо болезненней, нежели противодействие их предметным целям.

Превращение политики в «предприятие», для работы на ко тором требуются навыки в борьбе за власть и знание ее методов, обусловило разделение общественных функционеров на две категории: с одной стороны, это уже упоминавшиеся нами чиновники-специалисты, с другой — «политические» чиновники. Последние, как правило, внешне характеризуются тем, что в любой момент могут быть произвольно перемещены, уволены или же «направлены в распоряжение». Таким образом, чиновник-специалист и в отношении всех своих обыденных потребностей оказывался в наиболее выгодном положении.

Все в той же речи «Политика как призвание и профессия» Вебер отмечал следующее: на сегодняшний день совершенно неясно, какую внешнюю форму примет предприятие политики как «профессии», а потому — еще менее известно, где открываются шансы для политически одаренных людей заняться решением удовлетворительной для них политической задачи. У тех, чье имущественное положение вынуждает жить за счет политики, всегда будут определенные альтернативы — журналистика, работа в партийном аппарате, коммунальном управлении или же деятельность, связанная с представительством интересов: в профсоюзе, торговой палате, сельскохозяйственной палате, ремесленной палате, палате по вопросам труда, союзах работодателей и т. д.

Свертывая разговор на эту тему, Веберу оставалось только констатировать факт, что «партийный чиновник, как и журналист, имеет скверную репутацию "деклассированного" элемента.

Если прямо ему этого и не скажут, все равно у него будет гудеть в ушах: "продажный писатель", "наемный оратор".

Тот, кто внутренне безоружен против такого отношения и не способен самому себе дать правильный ответ, пусть лучше подальше держится от подобной карьеры, ибо этот путь может принести горькое разочарование» («Политика как призвание и профессия»).

Страсть, чувство ответственности, глазомер

Как видим, Вебер был далек от того, чтобы рассматривать политику как дело уважаемое и экономически выгодное.

И вполне естественно, что при этом его интересовал вопрос: ради чего же люди идут на жертвы и занимаются столь «грязным делом»?

Прежде всего, считал Вебер, политика дает чувство власти.

Даже на формально скромных должностях возникает возможность влиять на людей и ощущать, что ты держишь в руках нерв исторически важного процесса. Но здесь перед конкретным политиком, по мнению Вебера, должен возникнуть вопрос: какие личные качества дают ему надежду справиться с властью (как бы узко она ни была очерчена в каждом отдельном случае) и, следовательно, с той ответственностью, которую она на него возлагает?

Дискуссия, таким образом, переносится в сферу этики, то есть в область, которая, скорее, считается враждебной политике. Вебера, впрочем, это не смущало, и он выделял три качества, необходимых политическому деятелю, — страсть, чувство ответственности, глазомер.

Под страстью в данном случае подразумевается ориентация на существо дела: страстная самоотдача тому «богу» или «демону», который этим делом повелевает. Однако одной только страсти, сколь бы подлинной она ни казалась, еще, конечно, недостаточно. «Она не сделает вас политиком, — писал Вебер, — если, являясь служением "делу", не сделает ответственность именно перед этим делом главной путеводной звездой вашей деятельности» («Политика как призвание и профессия»).

А для этого — в том-то, согласно Веберу, и состоит важнейшее психологическое свойство политика — требуется глазомер, способность с внутренней собранностью и спокойствием поддаться воздействию реальности, иными словами, необходима дистанция по отношению к вещам и людям.

«Отсутствие дистанции, только как таковое, — один из смертных грехов всякого политика, — и есть одно из тех качеств, которые воспитывают у нынешней интеллектуальной молодежи, обрекая ее тем самым на неспособность к политике. Ибо проблема в том и состоит: как можно втиснуть в одну и ту же душу и жаркую страсть, и холодный глазомер?

Политика "делается" головой, а не какими-либо другими частями тела или души. И все же подлинная самоотдача политике должна быть вскормлена только страстью. Но полное обуздание души, отличающее страстного политика от «стерильно возбужденного» политического дилетанта, возможно лишь благодаря привычке к дистанции — в любом смысле слова».

Опасности тщеславия

Вебер считал, что политик ежедневно и ежечасно должен одолевать в себе совершенно тривиального, слишком «человеческого» врага — обыкновеннейшее тщеславие.

В академических и ученых кругах этот порок является своего рода профессиональным заболеванием.

Но в случае с ученым этот порок относительно безобиден в том смысле, что, как правило, не мешает научному предприятию.

Совершенно иначе обстоит дело с политиком. Стремление к власти у политика — вещь допустимая и вполне естественная. Грех против святого духа его призвания начинается там, где стремление к власти становится отражением каких-то личных посылов и не имеет ничего общего со служением «делу». Ибо в сфере политики, по большому счету, есть лишь один смертный грех: безответственность.

Тщеславие, то есть потребность все время быть «на пере днем плане», согласно Веберу, сильнее всего вводит политика в искушение совершить этот смертный грех. Чем больше демагог считается с «эффектом», тем быстрее он превращается в «фигляра», переставая нести ответственность за свои действия и интересуясь лишь произведенным «впечатлением».

И поскольку «…власть есть необходимое средство, а стремление к власти есть поэтому одна из движущих сил всякой политики, нет более пагубного искажения политической силы, чем бахвальство выскочки властью и тщеславное самолюбование чувством власти, вообще всякое поклонение власти только как таковой». Политик, занимающийся своей деятельностью исключительно из любви к одной толь ко власти, способен оказывать на людей мощное воздействие. Но в этом случае его действия фактически уходят в пустоту и бессмысленность, а сам он