Не выходя из боя - Василий Гузик

Более трех месяцев ходили и ездили по Белоруссии. Много месяцев продолжался словесный поединок между Сахно и работниками госбезопасности. Длительное общение с ним позволило Колмакову выявить слабые стороны его психического настроя, вовремя и умело использовать это в интересах установления истины. Здесь пригодилось умение Колмакова в своих пространных беседах дать понять допрашиваемому, что органам известны тот или иной факт преступления и лица, совершившие их, но при этом ничего не раскрывать.

Постоянное пребывание Колмакова около Сахно имело значение не только в смысле воздействия на него, но и по другим причинам. Нужно было оберегать этого человека от случайностей и как субъекта обвинения и как важного свидетеля. Не исключалась возможность уничтожения его сообщниками, способными на все.

Война застала Степана Сахно, которому тогда шел восемнадцатый год, в родной деревне под Киевом. Через некоторое время его вызвали в райвоенкомат и вместе с другими, не подлежавшими еще призыву в армию, направили в тыл страны. По пути колонну бомбили немцы, и, воспользовавшись этим, Степан возвратился домой. Через несколько месяцев его вновь пригласили в райцентр, но на этот раз вызов исходил от немцев, и Сахно больше домой не убегал. Большинство сверстников — земляков Степана — были направлены на работы в Германию, а он оказался зачисленным в гитлеровский полицейский батальон в Киеве. Прошел там курс обучения, принял присягу на верность фюреру, надел фашистскую форму и начал службу. Нес он ее аккуратно, за ним уже числилось несколько человек, задержанных во время ночного патрулирования по Киеву.

«Настоящая работа» началась осенью 1942 года, когда Сахно оказался в другом, 118-м полицейском батальоне, который направили потом в Белоруссию. Уничтоженные деревни, сожженные старики и дети, стрельба по безвинным жителям — все это было там, в Белоруссии.

Некоторые убегали из полицейского батальона в леса, к партизанам. Сахно не изменил фашистам, не уходил из полиции, и до поры до времени эта служба его вполне устраивала. За «примерное» поведение немцы ему давали отпуска, и он не единожды приезжал в свою родную деревню и щеголял там в форме немецкого вице-капрала. Не из-за созвучности фамилий, а за разнузданный нрав и жестокость сослуживцы дали ему кличку «Махно».

В июле 1944 года с приближением фронта рота, где служил Сахно, стала отступать на запад в сторону города Лиды, однако ночью перед ними появились советские танки и все из роты разбежались кто куда. Сахно с небольшой группой полицаев спрятался в лесу. Надо было спасаться. Утром они зашли в ближайший хутор, и там под дулами винтовок жители «добровольно» снабдили их крестьянской одеждой. В другом хуторе они дождались прихода частей Советской Армии.

Вчерашний бравый полицай смирно стоял перед советскими офицерами.

— Возьмите меня на фронт. Мои ровесники уже второй год воюют, а я вот под немцами был, в неволе фашистской землю копал…

И ни слова о службе в полиции.

В спешке наступления некогда было заниматься тщательной проверкой. Рассказ Сахно казался правдивым, искренним, и ему поверили.

Передо мной фотокарточка Сахно тех лет. Симпатичный деревенский парень. Красивые густые дугообразные брови. Ясные глаза кажутся непорочными, смотрят на мир чуть удивленно. И трудно поверить, глядя в эти чистые глаза, что на совести этого молодого парня сотни невинных жертв.

Вместе с теми, кто действительно был в этих местах в оккупации и рвался а бой, Сахно был записан в часть, идущую с боями на Гродно…

После войны, опасаясь разоблачения, Сахно не остался в родной деревне — подался в Куйбышев, устроился на работу, считал, что замел все следы. Забеспокоился лишь тогда, когда началась тщательная проверка. Цепляясь за старую придуманную легенду о своей жизни, он продолжал врать. Даже уезжая на допросы, заверял жену, что он только свидетель. «Старайся все вспомнить, говори только правду, помоги нашим органам разоблачить врагов», — настаивала она при прощании. Она еще не знала правды о нем. Не догадывалась о причинах изменившегося поведения мужа, все относила за счет алкоголя, которым Сахно начал увлекаться. «Я жил в футляре, всего боялся», — признался он потом.

Одно время после долгих раздумий его начали интересовать другие страны, но узнал, что военных преступников преследуют везде, почти во всех странах мира, и по международным соглашениям их положено выдавать. Тогда интерес Сахно к заграничной жизни пропал.

О том, что в карательных операциях фашистов в Белоруссии принимали участие полицейские подразделения, было известно сравнительно давно, однако не было материалов о 118-м батальоне, о конкретных лицах этой части, личном преступлении каждого в отдельности. Тот же Сахно несколько лет назад хотя и рассказал о своей службе в полиции, но категорически утверждал, что деятельность батальона сводилась к охране железной дороги и других объектов.

По показаниям некоторых других бывших полицейских получалось, что батальон хотя и направлялся на поиски партизан, но ни разу их не находил и всякий раз возвращался без результатов. По их словам выходило, что по приказам немцев они сжигали только те деревни, из которых жители ушли в леса или были эвакуированы. Они не называли сослуживцев по батальону, «не помнили» фамилий своих командиров. Некоторые из служивших в батальоне сразу после войны были осуждены, но обвинялись лишь в пособнической деятельности и были амнистированы. Свидетелей из числа пострадавших не было — все были уничтожены карателями. Солдаты полиции этого батальона набирались из других мест, поэтому оставшиеся в живых местные жители их не знали и не могли назвать.

Ничего не дала проверка подозреваемых и по их родным селам. Там в лучшем случае знали о том, что тот или другой служил в полиции, при немцах приезжал в отпуск, и ничего не могли сообщить об их конкретных преступлениях.

Для изобличения группы бывших карателей оперативным сотрудникам органов госбезопасности и следователям пришлось длительное время серьезно и кропотливо собирать материалы. Оказали существенную помощь данные, добытые из немецких архивов.

Важные показания о преступных делах некоторых лиц из полицейского батальона дал один из немецких свидетелей. Однако ни одной фамилии он не помнил, номера батальона не знал вообще. Бывший физкультурник, он запомнил лишь спортивные звания карателей. Командира батальона он назвал чемпионом по боксу. Этот был известен — гауптман Вёлке. Другого карателя свидетель именовал центром нападения в футбольной команде батальона. Колмаков решил поговорить с Сахно, надеясь узнать у него о футболисте. Это было в Гродно еще до ареста подозреваемых, и разговор шел за ужином в кафе. Заговорили о футболе. Сахно оказался знатоком этого популярного вида спорта, знал все футбольные новости, начал спорить о достоинствах того или другого игрока высшей лиги.