«Был жестокий бой» - Альберт Зарипов

Так мы обрели то, чего были лишены эти долгие-предолгие две недели… То есть обычной возможности помыться! Хотя бы в солдатской бане Моздокского аэродрома…

Когда внутри помывочного помещения согласно пророческим предсказаниям того самого голого мужика с голосом товарища командира роты… Одним словом, когда внутрь набилось всё наше солдатское войско температура воздуха заметно повысилась. Помимо неизбежных последствий, заранее предсказанных и потому сбывшихся… В общем, дополнительную роль в этом деле сыграла обыкновенная горячая вода, которая не только заполнила некоторое количество тазиков… Которых хватило разве что на половину всего личного состава. Это горячее достижение мировой цивилизации продолжало литься и литься из всех трёх или четырёх кранов. И наши обездоленные солдаты… Ну, те бедолаги-неудачники, которые слишком долго раздевались и не так шустро шарили руками в банном тумане, в результате чего им попросту не хватило военных тазиков… Эти защитники демократии теперь мылись, стоя вокруг бетонных тумб. Подставляя свои сложенные ладошки под мощную струю воды и расплёскивая её потом на свои голенькие тела.

А потом рассеялся и туман. Он какое-то время ещё клубился вокруг душевых кабинок, где текла исключительно холодная вода. Но уже и там стали мыться наши ничем неустрашимые разведчики-спецназовцы. Наверняка, из самых закалённых и жизнестойких… Они с душераздирающими воплями запрыгивали под ледяные струи, несколько минут под ними мылись, а потом с громким уханьем выскакивали обратно…

И вот банный туман исчез окончательно-бесповоротно…

— Посмотри-ка на всех! — предложил мне Юра Денисов. — На руки, лица и шеи!

Я оглядел личный состав и тоже подметил одну странную закономерность. У всех купальщиков были неестественно белые тела, на общем фоне которых резко выделялись тёмные лица, шеи и кисти рук.

— Да мы сами такие же! — воскликнул я. — Ничем не лучше!

Увы, но это было действительно так! И у самых достойных представителей офицерского корпуса России оказались потемневшие лица, шеи и руки. Проклятая чеченская война и в этом обстоятельстве не делила нас на подчинённых солдат и командирский состав.

Но военная баня Моздокского аэродрома всё-таки сделала своё доброе дело, сотворив над нами чуть ли не чудо. Тёмные участки наших организмов после купания в холодных и горячих водах приобрели вполне такой нормальный оттенок. И мы стали почти похожи на белых людей. Особенно когда надевали на себя беленькие кальсоны и такие же нательные рубахи. Некоторые Пудановские разведчики затем облачались в своё новенькое обмундирование, после чего сразу же превращались в самых настоящих красавцев-ветеранов. Чей немалый ратный труд был по достоинству оценён не только Российской Федерацией, но и «наисправедливейшим» командованием 22-ой бригады спецназа.

В этом предбаннике я и поймал на себе настороженно-пытливый взгляд солдата Макарова. Ну, того самого психопата, который едва не прострелил мою нижнюю челюсть. причём, строго в вертикальном направлении. То есть снизу вверх. Но это «недоразумение» случилось дней двенадцать назад и на территории аэропорта Северный, что на самой окраине города Грозного. А теперь мы находились уже на Моздокском аэродроме, где околачивается чуть ли не вся военная прокуратура Северо-кавказского округа. Вот и переживал сейчас этот малость больной на голову боец о своём ближайшем будущем. То есть гадая с затаённым страхом о том, напишу я заявление военному прокурору или же нет?

«Ага-а!.. Смотри-смотри, Макарушка! — подумалось мне с лёгкой иронией. — В общем… Бойся меня! Р-р-р!..»

Хоть я и рычал как самый настоящий бенгальский тигр… Но только в своих кровожадненьких мыслях! А вот на моём лице при этом не дрогнул ни один мускул. Хотя на лице-то этих мускульных мышц больше всего. Но военная практика и командирская моя выдержка выстояли… Так и не уступив этому дьявольскому соблазну поулыбаться злорадостно… Или хотя бы поухмыляться кривой ухмылкой…

«Дескать, сейчас-сейчас… Сейчас… Сей-час! И пиф-паф! Ой-ёй-ёй!.. Ну, и так далее про несчастного зайца из мультяшной оперы.»

Тем временем капитан Пуданов начал собирать своё разодетое войско в поход до родной палатки. Вскоре вся его третья группа уехала обратно в бригаду, вольготно разместившись в одном Урале. А второй грузовой автомобиль вместе со своим водителем продолжил ждать нас, то есть две другие разведгруппы, которые всё-таки дорвались до холодного и горячего водоснабжения. Ведь помимо обязательного мытья своих солдатских организмов, нашим воинам следовало постирать личное камуфлированное обмундирование… Доставшееся им по наследству от доброго дяденьки начвеща ой-ёй-ёй сколько месяцев назад!

Наконец-то всё закончилось. Наши припозднившиеся ветераны быстренько обтёрлись чистенькими полотенцами, после чего ловко натянули на свои порозовевшие тела белые кальсоны и рубахи. Затем они же шустро напялили на себя всякую всячину: неновые горки, камуфлированные зимние штанишки и войлочные подкладки от бушлатов. После всего этого всё наше воинство неторопливо потопало к Уралу.

На улице уже было темно, поэтому никому из местных обитателей так и не посчастливилось полюбоваться на всю «красу» нашего свежепомытого и только что постиравшегося личного состава. Чтобы по достоинству оценить всю боевую мощь и даже несокрушимое величие подразделений спецназа. Но, откровенно говоря, мы в этом признании и не нуждались. Каждый солдат нёс в руках тяжёлые и мокрые свёртки, с которых всё ещё капала вода. То были постиранное камуфлированное обмундирование и даже верхняя часть камуфлированных бушлатов. К завтрашнему утру всё это должно было просохнуть. Как угодно и где попало, но обязательно подсохнуть! Чтобы на утреннем построении все наши солдаты выглядели чисто и опрятно.

Вместе со всем своим добром мы еле-еле втиснулись в один-единственный Урал. Водитель понимал наше» состояние нестояния», то есть невыносимые муки неестественно скрючившихся тел, и поэтому наш боевой грузовик пронёсся над Моздокским аэродромом почти как на бреющем полёте. В палатке бойцы развешали свои постирушки там, где это только возможно было сделать. Затем они сходили на якобы ужин… Дополненный остатками нашего сухого пайка. И только потом началось самое долгожданное время солдатских суток — свободное время личного состава.

Только теперь у них была возможность перечитать письма из дома в более-менее спокойной обстановке, а потом усесться за написание ответного послания. Ну, разумеется, что самую большую корреспонденцию получили ленинградцы, санкт-петербуржцы и просто питерцы. Ведь именно этот город на реке Неве был своевременно извещён о том, что его славные сыны отправились наводить Конституционный порядок в недружелюбно настроенную Чеченскую Республику. Тогда как родители остальных наших разведчиков даже и не подозревали о том, чем именно сейчас занимаются их любимые наследники.

— Зато они по ночам спокойно спят! — хорохорились представители Волгоградской области. — Когда мы домой приедем, тогда они и узнают! А сейчас… Не надо их беспокоить раньше времени!

— Как будто мы этого хотели! — то ли возражали, то ли оправдывались питерские. — Это Вансович написал нашим! Вот они и примчались сюда! Высадились сначала в Ростове, а потом уже в Моздоке.

Но о родительском «десанте» остались только воспоминания и стопки писем. То есть какие-либо продуктовые подарки возвратившихся с войны ленинградцев в нашей палатке не поджидали. И всё же один командир разведгруппы помнил своё обещание купить то ли килограмм, то ли уже два килограмма варённой колбасы.

— О-о! — воскликнул солдат Винтер, отрываясь от очередного письма. — Тут мне из бригады каптёрщик Понс про Вэнса пишут! У него оказывается точно крыша поехала… Сейчас в психушке лежит! В Ковалёвке!

Если раньше к рядовому Вансовичу наши солдаты относились с разной долей неодобрения его поступка, ведь он без соответствующего на то согласия своих товарищей и земляков осмелился самовольно сообщить всем родителям об отправке бойцов-питерцев в Чечню… То теперь всё изменилось… И приболевшего Вэнса многие жалели по настоящему…

— Жалко его, беднягу! — сказал со вздохом снайпер Лагуткин. — Он хоть и был малость не того… Слишком уж домашний!.. Но всё равно жалко!

— Да-а! — проворчал Винт, дочитывая письмо. — Его там в бригаде, наверное, совсем заклевали… За это дело! Тут пишут, что он сначала держался нормально. Ну, ему конечно же на мозги капали… А вот потом…

А вот потом… Когда его вторая рота пришла на обед и остановилась перед входом в столовую. Вот именно здесь что-то и случилось с рядовым Вансовичем. То ли после очередного окрика сердитого старшины, то ли из-за новой придирки сослуживцев-дембелей…[23] Но внезапно Вэнс со спокойной улыбкой вышел из строя, отошёл метров на двадцать в сторону, сел на сырую землю и заплакал…