Бабочка - Анри Шарьер

Ему уже далеко до Адониса, и все же, на каторге у него много клиентов, которые платят ему, как проститутке с бульвара Рошуар на Монмартре, по двадцать пять франков. В придачу к наслаждениям, он получает деньги, которые позволяют ему и его «мужчине» жить в довольстве.

Обвинители думали наказать их, посылая на тропу разложения, но именно здесь они нашли свое счастье.

Мы быстро достигаем северной точки острова.

Вытаскиваем оба плота из пещеры и тут же промокаем до нитки. Завывает ветер. Сильван и Чанг помогают мне подталкивать плот к вершине скалы. В последний момент я принимаю решение привязать свою левую руку к веревке, скрепляющей мешки. Я боюсь оказаться вдруг в открытом море без мешков. Сильван, с помощью Чанга, вскарабкивается на скалу напротив. Луна уже взошла, и все прекрасно видно.

Я обмотал вокруг головы полотенце. Ждем шести волн. Прошло более получаса.

Чанг вернулся ко мне. Он обнимает меня за шею и целует.

— Еще одна! — кричит Сильван. — Вторая — Лизет!

Лизет приходит. Она идет прямо, словно спущенная с тетивы стрела, с характерным для нее шумом, и разбивается о две скалы, устремляясь в проход между ними.

Я кидаюсь в пучину на долю секунды раньше моего друга, но наши плоты почти одновременно выносит в море с головокружительной быстротой. Менее чем через пять минут мы оказываемся на расстоянии трехсот метров от берега. Сильван все еще не поднялся на плот. Я был на своем уже во вторую минуту. Чанг посылает нам прощальный привет, свешиваясь со скамьи Дрейфуса и помахивая белым лоскутком материи. Прошло уже пять минут с момента, когда мы минули опасную зону, где образуются волны, разбивающиеся о Чертов остров.

Взобравшись на очередной гребень волны, я еще раз оборачиваюсь и вижу белый платок Чанга. Сильван недалеко, всего в каких-нибудь пятидесяти метрах от меня. Он часто поднимает руку и машет ею, радуясь победе.

Ночь прошла спокойно. Прилив сначала тянул нас вглубь, а теперь толкает к материку.

На горизонте появляется солнце; значит, теперь 6 часов. Острова почти не различимы — видна только сплошная масса. Думаю, что они, по меньшей мере, на расстоянии тридцати километров от нас.

А что если, я усядусь на плот? Тогда меня будет подгонять и ветер, толкая в спину.

Ну вот, я уже сижу. Оборачиваю веревку вокруг ремня и даю обсохнуть рукам, поднимая их вверх. Затем медленно выкуриваю сигарету. Если бы не палящее солнце, все было бы прекрасно.

Черт побери! Плот только что перевернулся, и я едва не утонул. Несмотря на отчаянные усилия, мне не удается перевернуть мешки и усесться на них. Во всем виновата веревка, которая лишает меня возможности свободно двигаться. Я пытаюсь освободиться, но в пальцах недостаточно силы, чтобы развязать эту проклятую веревку. Меня распирает от злости и досады.

Уф! Наконец-то, отделался от веревки.

У меня даже не осталось сил перевернуть плот. Да и какая, в сущности, разница — вполне можно сидеть и на перевернутом плоту.

Солнце продолжает безжалостно жечь лицо, руки, ноги. К тому же, новая неприятность: мышцу на правом бедре свело судорогой, и я кричу, будто кто-то может меня услышать и помочь. Вспоминаю, что делала в таких случаях моя бабка, и пальцем черчу на ноге кресты. К сожалению, это мало помогает.

Наконец, я вижу Сильвана; он снял куртку и сидит полуголый, делая мне какие-то знаки. Нас разделяют не больше чем триста метров. Сильван погрузил руку в воду, пытаясь притормозить плот и тем самым приблизиться ко мне. Я делаю то же самое в надежде, что нам удастся соединить плоты.

Все-таки я выбрал достойного партнера.

Через какое-то время я почувствовал себя голодным и умирающим от жажды; губы потрескались и горят. Съев кокос и выпив из фляги Сантори, я почувствовал прилив сил, благодаря которому, смог, наконец, перевернуть плот.

Я желаю Сильвану, находящемуся все еще вдалеке от меня, спокойной ночи.

Облака на западе освещены багровым заревом горизонта; остальное пространство покрыто полумраком, который постепенно сменяется абсолютным мраком. Становится прохладнее, ветер и волны усиливаются.

Я думаю только о том, что мне следует крепко держаться за плот и без надобности не окунаться в воду; а может, стоит снова привязать себя к мешкам на случай, если усну. Раньше веревка была слишком коротка, и мои движения были ограничены. Если мне удастся удлинить веревку, я смогу прикрепить ее к поясу и спокойно поспать.

Волны становятся такими высокими и острыми, что мне кажется, будто я скатываюсь на санках с ледяной горы.

Кромешная тьма. Только на небе поблескивают миллионы звезд, из которых ярче всех светит созвездие Южного Креста.

Ветер крепчает. Красно-бурая луна медленно поднимается над морем, отрывается от него, и я различаю темные пятна, которые придают луне сходство с человеческим лицом.

Нижняя половина тела промокла насквозь, но это не мешает мне засыпать время от времени. Легко сказать «тебе нельзя спать», но трудно выдержать и не уснуть. К черту! Я борюсь с дремой, и всякий раз с возвращением к действительности мозг пронизывает тупая боль. Вытаскиваю зажигалку и прижигаю руки и шею.

На меня нападает страшная дрожь, и я стараюсь избавиться от нее, призывая на помощь всю силу воли. Только не уснуть! Разбудит ли меня холод сразу после того, как я упаду в воду? Хорошо, что привязал себя веревкой. Я не имею права терять эти мешки, они — моя жизнь. Будет чертовски обидно, если я скачусь с плота и не проснусь.

Прошло уже пять приливов, и мы в воде около тридцати часов. Холод помогает мне окончательно распрощаться с мыслями о сне: я дрожу, но мне без труда удается держать глаза открытыми. Колени совершенно окоченели, и, подтянув под себя ноги, я присаживаюсь на них. Может быть, это поможет согреть и замерзшие пальцы ног.

Пытаюсь разглядеть Сильвана, но начавшая садиться луна, светит прямо в глаза, и я ничего не вижу. Сильвану нечем было себя привязать, и кто знает, на плоту ли он еще? Продолжаю искать его глазами, но тщетно: ничего не видно.

В голове одна мысль: надо найти друга. Сушу на ветру пальцы и пытаюсь свистеть, держа их во рту. Прислушиваюсь. Ответа нет. Но кто знает, умеет ли Сильван свистеть? Надо было спросить его об этом перед отплытием. А разве сложно было изготовить два свистка? Я упрекаю себя за легкомыслие. Прикладываю руку рупором ко рту и кричу: «О-о-о! О-о-о!» Но только ветер и волны отвечают мне.

Я не могу усидеть на месте: встаю, беру веревку левой рукой и пытаюсь удержать равновесие. Нет ничего ни справа, ни слева, ни спереди. Неужели он позади меня? Оглянуться я не решаюсь. Единственное, что мне удалось, вне сомнений, разглядеть — это черная полоска зарослей слева от меня.