Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан

Глава 12

Разработка планов

Военный план Германии, самый спорный по сей день, был заперт в железном сейфе, ключ от которого хранился у начальника штаба, и лишь небольшой круг лиц знал его стратегические цели. После Великой войны, по мере того как его содержание постепенно становилось известным, план оказался объектом бурных споров и остается таковым до сих пор. Показывает ли он, что Германия хотела Великой войны? Что руководители Германии решили господствовать в Европе? Является ли он необходимым доказательством позорного положения Версальского договора 1919 г., согласно которому на Германию была возложена ответственность за вой ну? Или план Шлифена просто демонстрирует, что Германия, как и все другие державы, создавала военные программы на тот случай, который мог никогда не подвернуться? Что это был план скорее слабости, а не силы, оборонительный по замыслу в противовес агрессивному окружению Антанты? На такие вопросы не найти исчерпывающих ответов, если не знать, о чем думали в Генеральном штабе Германии до 1914 г., но это навсегда останется предметом для споров и предположений, так как военный архив в Потсдаме был сначала частично вывезен русскими (некоторые из документов были возвращены после окончания холодной войны), а затем уничтожен бомбардировками союзников в 1945 г.

Ответ на эти вопросы о плане Шлифена, вероятно, лежит где-то между противоположными полюсами. Германия действительно ощущала численное превосходство над собой потенциальных врагов, и этот перевес со временем становился все больше, и все же ее руководители слишком часто думали о военном решении вопроса вместо того, чтобы изучать альтернативу войне. К 1912 г. англичане с успехом выиграли военно-морскую гонку, и была возможность – поистине та, которую должны были исследовать обе стороны, – заново установить отношения между Великобританией и Германией на более дружеской основе. Россия не хотела войны, если ее можно было избежать, и предпринимала шаги к тому, чтобы снизить напряженность в отношениях с Австро-Венгрией. Хьюго Стиннес был прав, когда до начала Великой войны сказал, что через несколько лет Германия будет экономическим хозяином Европы. И с этим экономическим господством придет ее политическая власть и власть ее культуры. Это произошло в XXI в., но лишь после двух ужасных мировых войн.

Военный план Германии был плодом труда многих людей на протяжении многих лет, и в нем были подробно изложены вопросы мобилизации и передвижения германских вооруженных сил в случае войны; его ежегодно пересматривали и обновляли. Однако до настоящего времени этот план носит имя генерала Альфреда фон Шлифена – начальника немецкого Генерального штаба в 1891–1905 гг., хотя он был значительно видоизменен его преемником – Мольтке-младшим. План Шлифена, как мы для удобства будем его называть, вызвал полемику, достойную Римского форума, вдаваясь в такие подробности, которые доставили бы радость средневековым ученым, он продолжает вовлекать в свое обсуждение ученых наших дней. Между двумя мировыми войнами защитники Шлифена утверждали, что его план был творением гения, тонко настроенным, как швейцарские часы, который сработал бы, если бы Мольтке, более слабая версия своего знаменитого дяди, не совал в него нос. Если бы план оставался таким, каким был изначально, он принес бы Германии победу в первые месяцы и тем самым предотвратил бы затянувшуюся агонию Великой войны и унизительное поражение Германии в ее конце. И все же, как справедливо указывают другие, этот план был авантюрой, основанной на нереалистичных предположениях, среди которых было то, что вооруженных сил Германии достаточно для выполнения предлагаемых им задач и что структура командования и материально-техническое обеспечение огромных армий на марше отвечают всем требованиям. И наверное, его самым большим недостатком было то, что он не предусматривал противоречия, как это называл великий немецкий военный теоретик Клаузевиц, а американцы называют законом Мерфи. Никакие планы, изложенные на бумаге, не работают, как им предназначено, едва только сталкиваются с реальными условиями; и все, что может пойти не так, так и пойдет.

Человек, который попытался убрать из войны такую неопределенность и оставил свой след как в военном искусстве Германии, так и в ее Генеральном штабе, был, как и многие высокопоставленные офицеры этой страны, выходцем из класса прусских аристократов. Родители Шлифена были представителями двух величайших родов с огромными поместьями и семейными связями, которые открывали им двери в высшие политические и военные круги Германии. Несмотря на все свое богатство и власть, семьи вроде Шлифенов вели удивительно простую жизнь, построенную на четких тривиальных принципах. Они верили в священноначалие, упорный труд, бережливость и четкую цель в жизни, будь это мать многодетного семейства или армейский офицер. Родители Шлифена и сам он были приверженцами вновь пробуждающегося в начале XIX в. лютеранского протестантизма, который сочетал глубокую религиозную веру с верой в то, что Иисус спасет людей, если они будут открыты для его послания. Такие набожные люди, как Шлифены, ценили долг, товарищеские отношения, жизнь, в которой господствует вера и добрые дела. Они также были глубоко консервативны: отвергали скептицизм Просвещения и то, что они считали идеями равенства Французской революции[890].

Скромный и сдержанный, Шлифен учился без интереса, и начало его военной карьеры было ничем не примечательным, хотя он заработал репутацию добросовестного и трудолюбивого человека. И хотя он участвовал в обеих войнах – войне 1866 г. между Пруссией и Австрией и войне с Францией 1870–1871 гг., мало видел службы в действующей армии. Один из его младших братьев погиб в бою в 1870 г., а в 1872 г. он понес еще одну утрату, когда его жена, приходившаяся ему двоюродной сестрой, умерла вскоре после рождения их второй дочери. В 1875 г. профессиональная карьера Шлифена резко пошла вверх, когда его поставили командовать полком. На него также обратил внимание Мольтке-старший, который увидел в нем многообещающего офицера, который однажды может стать его преемником в Генеральном штабе. Так как все назначения в высших военных кругах делал кайзер, это способствовало тому, что Шлифен сумел произвести благоприятное впечатление на будущего Вильгельма II и его окружение[891]. В 1884 г. Шлифен перебрался в Генеральный штаб, а в 1891 г. Вильгельм, который теперь стал кайзером, назначил Шлифена его главой. Шлифен всегда аккуратно управлял этими отношениями, обеспечивая, например, стороне Вильгельма победу на ежегодных осенних армейских маневрах и следя за тем, чтобы его внезапные вмешательства не превращали их в полный хаос.

Когда Шлифен получил сообщение о своем назначении, он написал сестре: «Трудная задача поставлена передо мной, и все же я твердо убежден в том, что Господь… не покинет меня в положении, в которое он меня поставил без всяких на то моих усилий или желания»[892]. Подобно своему близкому другу Гольштейну – сотруднику министерства иностранных дел он был требователен к себе и своим подчиненным. Один его адъютант в канун Рождества получил военную задачу, которую нужно было решить на следующий день[893]. Шлифен часто был на своем рабочем месте уже в шесть часов утра и после поездки верхом в большом берлинском парке Тиргартен работал целый день до ужина в семь часов вечера. Затем он продолжал работать до десяти или одиннадцати часов, заканчивая свой день дома чтением своим дочерям в течение часа книги по военной истории[894]. Его сотрудники и коллеги считали его непостижимым и тяжелым человеком. Он имел обыкновение молча сидеть на презентациях и обсуждениях и внезапно вставлять вопрос под неожиданным углом зрения. Он редко хвалил и часто резко критиковал. Как он сказал одному молодому майору, который, волнуясь, поинтересовался его самочувствием, он спал бы лучше, если бы не прочел на сон грядущий донесение этого майора[895].

В отличие от двух Мольтке, один из которых был его предшественником, а другой – преемником, у Шлифена почти не было интересов вне его работы. Во время штатной поездки, когда один из адъютантов обратил его внимание на прекрасный вид на реку вдали, Шлифен просто назвал ее «незначительным препятствием»[896]. Его чтение сосредоточивалось в основном на военной истории, в которой он черпал формулы побед и способы насколько возможно минимизировать неопределенность на войне. Его любимыми сражениями были битва при Каннах, когда Ганнибал разгромил римлян, и битва при Седане в 1870 г., в которой войска германской конфедерации окружили французов и заставили их сдаться. Из своего изучения истории он сделал вывод, что меньшими силами можно нанести поражение силам большей численности, если добиться преимущества более искусной тактикой. «Фланговые атаки являются сущностью военной истории» – это стало надежным символом его веры[897]. Он также пришел к выводу, что только наступательные планы могут принести победу. «Вооружение армии изменилось, – написал он в 1893 г., – но основные законы боя остались все теми же, и один из этих законов гласит, что нельзя победить врага, не атакуя его»[898].