Иван Ефремов. Книга 3. Таис Афинская - Иван Антонович Ефремов

проповедуют ложные знания, не ведая истины, принесут страшные бедствия, если им следуют такие могущественные завоеватели и цари, как Александр.

— Пока Аристотель не принес Александру беды. Даже обратное. Убедив его в близости пределов мира, он заставил его рваться изо всех сил к этой цели. У Александра есть доля безумия от вакхической матери. Он вложил ее в свои божественные силы и способности полководца.

— А когда истина откроется? Простит ли Александр невежество в географии?

— Частично оно уже раскрыто. Недаром Александр повернул в Индию путем Диониса. Может быть, он узнал о Срединной Империи?

— Ты хотел показать мне человека оттуда!

— Хорошо! Завтра! А сейчас иди к Клеофраду, или он разнесет все мое собрание египетских статуэток. Я неосторожно оставил их в мастерской!

Действительно, она нашла афинского ваятеля мечущимся по веранде подобно леопарду. И была наказана позированием до вечера. Эрис, давно освободившаяся, заждалась ее в саду Лисиппа.

— Скажи, госпожа, — спросила афинянку Эрис на пути к дому, — что заставляет тебя послушно служить моделью, утомляясь сильнее, чем от любого дела, теряя столь много времени? Или они дают много денег? Я не верю, чтобы Клеофрад был богачом.

— Видишь ли, Эрис, каждый человек имеет свои обязанности, соответственно тому, как одарила его судьба. Чем дар выше, тем больше должны быть обязанности. У царя — забота о своих подданных, о процветании своей страны, у художника — сотворить такое, что доставило бы радость людям, у поэта…

— Я все поняла! — перебила Эрис. — Меня учили, что если дана красота, и большая, чем у подруг, то служение мое должно быть тоже большим и трудным.

— Ты сама ответила на свой вопрос. Мы одарены Афродитой, и мы обязаны служить людям, иначе исчезнет божественный дар прежде исполнения предназначенного. Есть немало ваятелей и художников, которые заплатили бы горсть золота за каждый час позирования, но я без единого обола буду покорной моделью Клеофрада. А ты?

— Эхевил спрашивал меня, и я отказалась, чувствуя, что служу Великой Матери, а за это, как ты знаешь, нельзя брать деньги. Хотя иногда мне хочется много денег!

— Зачем? — удивилась Таис.

— Чтобы сделать тебе подарок, дорогой-дорогой, красивый-красивый!

— Ты давно это сделала, подарив мне себя.

— Вовсе нет. Ты купила, вернее, обменяла меня, приговоренную.

— Разве ты не понимаешь, жрица Превышней Богини, Царицы Земли и Плодородия? Как я тебя нашла и приобрела — это случайность. Так могла быть добыта любая рабыня. Но ты не стала рабыней, а совсем другой, неповторимой и непохожей ни на кого. Тогда я и приобрела тебя вторично, а ты — меня.

— Я счастлива, что ты понимаешь это, Таис! — Она сказала имя афинянки в первый раз за все годы их совместной жизни.

Бывали случаи, когда Клеофрад показывал себя человеком и подлинным афинянином — общительным, жадным до новостей. Таким, несомненно, оказался он в день приема гостя с далекого Востока, желтолицего, с глазами еще более раскосыми и узкими, чем у обитателей восточных далей Азии. Его лицо обладало тонкими чертами и напоминало вырезанную из древесины барбариса маску. Одежда, потертая и выгоревшая, была сшита из толстого, плотного особого материала, серики или шелка, чрезвычайно редкого и дорогого на берегах Малой Азии и Финикии. Свободная блуза болталась на тощем теле, а широкие штаны, хотя и составляли принадлежность одеяния варвара, сильно отличались от обтягивавших тело скифских. Глубокие морщины выдавали и возраст путешественника, и усталость от бесчисленных тягот странствия. Темные глаза смотрели зорко, остро и умно — пожалуй, с несколько неприятной проницательностью. Сложное имя с непривычными интонациями не запомнилось Таис. Гость довольно свободно изъяснялся на старом персидском языке, забавно возвышая голос и проглатывая звук «ро». Друг Лисиппа, ученый-перс, легко справился с обязанностями переводчика, да и сами Лисипп и Таис уже научились понимать по-персидски.

Путешественник уверял, что исполнилось восемь лет, как он покинул родную страну, преодолев за это время чудовищные пространства гор, степей, пустынь и лесов, населенных разными народами. По его подсчетам, он прошел, проехал и проплыл расстояние в три раза большее, чем пройденное Александром от Экбатаны до Александрии Эсхаты.

Таис и Лисипп переглянулись.

— Если я правильно понял почтенного путешественника, он утверждает, что за Александрией Эсхатой населенная суша — ойкумена — простирается гораздо дальше, чем на карте Гекатея, по которой до мыса Тамарос, там, где огромная стена снежных гор достигает берега Восточного океана, всего двадцать тысяч стадий, и то не населенных.

Лицо гостя отразило сдержанную улыбку.

— Моя Страна Небес, как мы ее зовем, иначе Срединная, лежит по вашей мере на двадцать тысяч стадий восточнее Реки Песков. Нас, жителей ее, больше, чем я видел по всему пути, включая Персию.

— А что вы знаете о Восточном океане?

— Наша империя простирается до его берегов, и мои соотечественники ловят рыбу в его водах. Мы не знаем, как велик океан и что лежит за ним, но до его берегов отсюда примерно шестьдесят тысяч стадий.

Лисипп, не скрывая удивления, раскрыл рот, а Таис почувствовала холодок, бегущий по спине. Только вчера Лисипп рассказал о колоссальных пространствах Либии, простершихся к югу, а сегодня странный желтолицый человек с несомненной правдивостью говорит о невообразимой огромной населенной суше — ойкумене. Путешествие Диониса в Индию, с детства воспринятое как деяние могущественного бога, оказалось малым перед содеянным этим среднего роста пожилым тонкокостным человеком с изборожденным морщинами желтым лицом, пришедшим из стран далеко за мнимыми обиталищами богов.

И сердце Таис переполнилось острой жалостью к Александру, со сверхчеловеческим героизмом пробивавшемуся через сонмы врагов только для того, чтобы повернуть в сторону, находясь от цели все еще на вдвое большем расстоянии, чем до сих пор пройденное. Ученик великого философа не подозревал, что его ведет невежественный слепец. Может быть, овомантия Лисиппа наполнила Таис уверенностью, что и в Индии пределы ойкумены окажутся гораздо дальше показанных на эллинских картах. Мир оказывался устроенным гораздо сложнее и куда более огромным, чем это думали сподвижники Александра и его философы. Как передать это Александру, не желавшему слушать даже собственных криптий, разведавших про большую пустыню и длинные ряды гор, находящихся на восток от Крыши Мира. Если бы не яростные в битвах скифы, он пошел бы дальше к востоку, за Эсхату, Невесту Смерти, унесшую Леонтиска! Отнять у Александра мечту первым из смертных достичь пределов мира — нельзя. И где эти пределы? Миллионы желтокожих обитателей Империи Неба на Восточном океане и, судя по путешественнику с непроизносимым именем, обладают высокими для варваров познаниями и искусством.

Так думала афинянка, глядя на гостя, который, сложив тонкие пальцы, отдыхал