К. Р. - Элла Матонина. Эдуард Говорушко

Однажды Ники приехал к Константиновичам в Мраморный дворец без видимой причины. Раньше он приезжал только по случаю именин или других важных семейных событий. «Такую любезность, — сказала после Александра Иосифовна сыну, — я приписываю тому, что Наследник служит в твоем полку, на нем и сюртук был Преображенский».

За обедом говорили о многом и, конечно, о Германии — без этого ни один разговор в петербургских дворцах не обходился. Двоюродный брат Константина Август Ольденбургский удивил всех, рассказав за обедом, что в германской коннице заведены такие седла, что кавалерист с трудом слезает с лошади, а придумано это с умыслом: чтобы всадник от трусости перед атакой не мог спешиться и удрать.

— Хорошо же войско, если надо принимать во внимание его трусость! — возмутился Наследник.

— Неужели это современные немецкие взгляды на военное дело? — Александра Иосифовна дала всем понять, что во времена ее молодости такого в Германии не было…

Константину как раз предстояла поездка за границу. Он ехал по заданию Государя в Веймар.

В Веймаре он провел два дня и три ночи. Еле-еле собрался один раз черкнуть пару слов Лизе. Взял с собой дневник, но ни разу его не открыл.

Поздно ночью после молитвы он долго сидел в кресле и вспоминал. Здесь он был шесть лет тому назад. Что было в тот год? Кажется, год был великолепным. Он стал известен как поэт К. Р. Сочинял тогда много, но дорожил только несколькими стихотворениями: «Колыбельной песенкой», переложением великопостной молитвы «На Страстной неделе», исповедью «Измученный в жизни тревоги и зол…», посвященной самому близкому другу — сестре Ольге, а также «Колоколами», многократно положенными на музыку и ставшими знаменитыми. Он тогда так долго, целых три месяца, не был в России, что его одолела тоска по дому. «Drang nach Osten и тоска по родине меня не покидают. Душно русскому за границей». Тогда и родились «Колокола»:

Несется благовест… — Как грустно и унылоНа стороне чужой звучат колокола.Опять припомнился мне край отчизны милой,И прежняя тоска на сердце налегла.Я вижу север мой с его равниной снежной,И словно слышится мне нашего селаЗнакомый благовест: и ласково, и нежноС далекой родины гудят колокола.

Константин огляделся. На столике в спальне стоял серебряный туалетный прибор с вензелями Марии Павловны, дочери Павла I. Этот прибор ей подарила Екатерина П. Комната была угловой, оббита зеленым штофом, с лепной работой на потолке, с золочеными рамами на стенах. Сюда проводил Константина его дядя Великий герцог Саксен-Веймарский Карл Александр. Он же встречал его на вокзале со своим сыном. Константин любил дядю, который был внуком русского императора Павла I, а всю жизнь прожил среди немцев. Дядя упрямо считал себя «полурусским». Он часто ездил в Россию, дорожил связями с Царской фамилией и внимательно следил за всем, что делается в этой огромной богатой стране.

Как ни занят был Константин, он не мог отказать себе в удовольствии хотя бы поздно вечером поговорить с герцогом. Иногда они засиживались за полночь. И тогда герцогиня (дочь Королевы Нидерландской) кого-нибудь присылала развести их по комнатам. К завтраку Константин выходил с головной болью.

— Что вас так задержало вчера, какие такие умные разговоры? — спрашивала герцогиня мужа и гостя.

— Ах, моя дорогая, если бы ты знала, насколько русское обаяние сильнее любого ума, — вздыхал старый «полурусский» Карл Александр.

Узнав, что Великий князь позволил себе стать поэтом, герцог возымел непреодолимое желание увидеть его стихи в немецком переводе. Он нашел поэта Юлиуса Гроссе — надворного советника, секретаря Шиллеровского общества в Веймаре, Дрездене, Мюнхене, и поручил ему эту работу. Однажды Аполлон Майков в Комитете иностранной цензуры обнаружил книжечку стихов К. Р. на немецком языке. Константин всё понял и написал в ответ Майкову: «Не знаю, как хватило у немца выпотеть такую работу. Но, как видно, он ее довел до конца… Я не мешал и не буду мешать любезному дяде».

Прощаясь с дядей, Константин звал его в Россию. — «Не увижу я ее больше», — поморщился герцог и показал на свои больные ноги.

Когда Константин возвращался в Россию, в родных северных краях еще лежал в полях снег. Снег кое-где оставался и в Петербурге, хотя весной уже веяло отовсюду. В Александровском саду показалась тоненькая зеленая трава. Хотелось за город, в Павловск или Стрельну. Но в полку — смотры, на Женских курсах — экзамены, у Академии — свои проблемы.

По возвращении Великий князь послал за Леонидом Николаевичем Майковым и предложил ему стать вице-президентом Академии наук. Л. Н. Майков — ученый-филолог, библиограф и этнограф, издатель собрания сочинений К. Н. Батюшкова, биограф и издатель А. С. Пушкина, академик — давно привлекал его внимание как президента Академии. Как только появилась вакансия, Константин Константинович предложил ее Леониду Николаевичу. «Он очень доволен, и я тоже», — оставил Великий князь запись в дневнике.

С Ники Константин встретился у Государя в Гатчине на своем дежурстве. Их Величества пригласили Константина к чаю. За столом собралось много народу. Когда все покинули императрицыну гостиную, Дагмара оставила Константина у себя.

— Костя, ты видел Сергея? — спросила она каким-то напряженным голосом.

— Видел, мы хорошо и приятно поговорили.

Дагмара молчала. Лицо ее было сердито.

— Минни, что случилось, на кого ты гневаешься? — Константин ласково взял ее за руку.

Она высвободила руку и отошла к окну.

— Это длинная история, — сказала глухо, — только тебе могу рассказать. Ники влюблен. В сестру Эллы, жены Сергея. Зовут ее Аликс Гессен-Дармштадтская. Ники сам мне признался в своем чувстве.

— И что же вы с Сашей? — заволновался Константин.

— Мы разрешили ему провести о женитьбе переговоры, если к тому встретится случай при поездке за границу.

— Но случая не встретилось?

— Да, не встретилось. Тогда Ники спросил Эллу, согласилась бы ее сестра принять православие и стать его женой.

— Ну и что сказала Элла? Они ведь с Сергеем, кажется, ездили в Дармштадт…

— Да, Ники получил от Эллы письмо из Дармштадта, что ее сестра колеблется. Но если Ники немедленно приедет, то, возможно, всё уладится.

— Но это чревато…

— Вот именно! Мы с Сашей не отпустили Николая. Ведь если бы Алике отказала, то он перед всеми европейскими дворами оказался бы в неловком положении.

— Вас можно понять…