Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

– Ты хочешь сказать, что наша сеть там дерьмовая? – В голосе Брежнева зазвенели металлические нотки.

– Я так не говорил, Леонид Ильич, – стараясь сохранять хладнокровие, ответил Андропов. – Просто нам не стоит спешить. Лично мне Альенде тоже импонирует, но мы не может быть полностью уверены в том, какие преобразования он станет осуществлять после прихода к власти.

– Во всяком случае, не хуже, чем его предшественники, которые только и делали, что лизали задницу американцам, – продолжал выражать неудовольствие Брежнев. – Коммунисты Чили поддерживают Альенде, а значит, и мы должны быть на его стороне. У нас есть надежный канал связи с ним, кроме посольского?

– Да, наш представитель в Сантьяго Святослав Кузнецов лично знаком с секретарем Альенде и его любовницей Марией Контрерас Белл.

– Надо же, у него и любовница есть? – оживился Брежнев. – Молодец, Сальвадор! Хотя он, кажется, моложе меня.

– Всего на два года, – уточнил Андропов.

– Все равно молодец, – подвел итог разговору Брежнев и еще раз напомнил Андропову о том, чтобы его ведомство регулярно составляло для него аналитические справки о ситуации дел в Чили.

Выйдя от Брежнева, Андропов через несколько минут был уже у себя в кабинете на Лубянке (здания ЦК КПСС и КГБ находились в пяти минутах ходьбы друг от друга, а на служебной машине это расстояние покрывалось еще быстрее). Проходя в свой кабинет № 370, Андропов на ходу обратился к своему секретарю, чтобы он вызвал к нему начальника Первого главка Сахаровского. Через пять минут тот был уже у председателя.

– Леонид Ильич хочет, чтобы мы держали руку на пульсе событий в Чили, – сообщил Андропов главному разведчику. – Я предложил в этом деле опираться на наших коллег с Кубы и из ГДР.

– Вполне разумное решение, – согласился с шефом Сахаровский. – И те и другие наши давние партнеры.

– Ну, положим, кубинцы не очень давние, – поправил своего подчиненного Андропов.

Председатель говорил правду. В те несколько последних лет кубинцы старались вести независимую от Москвы политику и даже совершали недружественные Кремлю акции. Так, в январе 1968 года на Кубе прошел суд над тридцатью пятью членами просоветской «микрофракции», которых приговорили к длительным срокам тюремного заключения за «подпольную пропаганду, направленную против линии партии». Сразу после этого с Кубы был выслан главный советник КГБ при кубинском МВД Рудольф Шляпников. Короче, ситуация для Москвы складывалась крайне неблагоприятная. В итоге в Кремле решили надавить на Кастро экономически: сократить поставки нефти в эту страну. В итоге на Кубе стали останавливаться сахарные заводы и фабрики. Кроме этого, пресекся и денежный поток, который шел из Москвы в Гавану. После этого Кастро пошел на примирение. И первое, что сделал: безоговорочно поддержал ввод советских войск в Чехословакию в августе 68-го. За что Москва возобновила экспорт нефти и выделила Кубе значительные средства на поднятие экономики (к концу 1969 года Куба должна была Советскому Союзу 4 миллиарда долларов).

Вместе с экономическими связями крепли и связи двух разведок. Именно в 1970 году кубинская госбезопасность (ДГИ) под давлением Москвы начала избавляться от сотрудников, которых КГБ считал антисоветски настроенными. А рядом с кабинетом начальника ДГИ Мануэлем Пиньеро Лосадо теперь расположилась целая группа сотрудников КГБ во главе с генералом Виктором Семеновым. Именно на них теперь и возлагались обязанности по координации действий ДГИ и КГБ в плане последних событий в Чили.

Что касается восточногерманской разведки («Штази»), то тут Андропов был полностью спокоен. В плане разведывательной деятельности это была самая сильная из восточноевропейских спецслужб и самая преданная Москве. Еще летом 1960 года Москва определила восточным немцам в качестве приоритетных направлений Ближний Восток и Африку, а в середине 60-х к этому списку добавилась и Латинская Америка. Немцы с радостью с определенными им направлениями согласились, поскольку увидели в них прекрасную возможность установить экономические связи и добиться признания ГДР хотя бы государствами третьего мира (многие страны игнорировали ГДР, поддерживая боннскую доктрину Галльштейна, призывавшую к разрыву дипломатических связей с любой страной, официально признавшей ГДР). Восточногерманские политики давно симпатизировали Альенде и были чрезвычайно заинтересованы в его приходе к власти. Кроме этого, Андропов знал, что в окружении Альенде было несколько людей, которые работали на «Штази».

В самом конце аудиенции, когда Сахаровский уже собирался покинуть кабинет Андропова, шеф КГБ внезапно спросил:

– Я слышал, что наш старый знакомый Дин Рид опять отличился?

– Да, выстирал американский флаг у посольства США в Сантьяго, – не в силах скрыть улыбки, ответил Сахаровский.

– Чем закончилось дело, известно?

– Хорошо закончилось, Юрий Владимирович: отпустили парня.

– А как ваши успехи по линии его проверки?

– А в чем дело, Юрий Владимирович? – удивился Сахаровский.

– Сегодня в идеологическом отделе ЦК я слышал разговор, что после этого случая с флагом Дина Рида могут пригласить на гастроли в Советский Союз. Во всяком случае, Министерство культуры об этом ходатайствует. И мы должны дать свои рекомендации парню.

– Значит, дадим, – улыбнулся Сахаровский. – Пусть поет свои песни, тем более что вам лично он тоже нравится.

– Да уж, Александр Михайлович, лучше он, чем Элвис Пресли, – по губам Андропова пробежала легкая усмешка. – Хотя мои сын и дочь почему-то любят последнего.

В те дни Дин находился уже не в Чили – он отправился к себе на родину в США, чтобы встретиться с родителями и друзьями, которых у него там продолжало оставаться много, несмотря на то что многие американцы считали его предателем. Отец Дина в ту пору уже жил один, поскольку они с Рут Анной незадолго до этого развелись. Дин заехал к нему в первые же дни своего приезда в США, и встреча их хоть и не получилась слишком теплой, однако была вполне дружеской. К тому времени Сирил уже окончательно смирился с тем, что его сын стал убежденным «красным», и привычного раздражения не выказывал. Что Дина откровенно радовало. Он даже уловил в репликах отца откровенную иронию, в то время как раньше в них присутствовали либо желчь, либо злость.

– Надеюсь, тебе хорошо платят в твоем Конгрессе мира? – спросил Сирил у сына, когда они расположились на крыльце их ранчо в плетеных креслах и с бутылками пива в руках.

– Это организация называется Всемирный совет мира, – поправил отца Дин.

– Да как бы она ни называлась, суть одна: срубить побольше денег под прикрытием популярных лозунгов, – засмеялся Сирил.