Екатерина Великая - Анри Труайя

Если императрице становится скучно, она приказывает поднять на мачте своего корабля сигнал, по которому к ней съезжаются обычные ее забавники: остроумный граф Сегюр, элегантный принц де Линь, развязный Кобенцль, Фитц-Герберт с его холодным юмором, принц Нассауский, Мамонов, Лев Нарышкин… Во время разговоров о том о сем не забывают и политику. Между двумя забавными репликами тот или иной посол вставляет хитрые вопросы, чтобы выведать намерения Екатерины. А она, со своей стороны, может привести своего соседа по столу в смятение остро высказанным замечанием. Так, например, она вдруг напустилась на Сегюра: «Вы что, не хотите, чтобы я прогнала ваших любимых турок? Вот уж нашли с кем связаться! Допустим, у вас в Пьемонте или в Савойе соседи убивают или берут в плен тысячи ваших соотечественников, что бы вы сказали, если бы мне в голову пришла идея взять их под защиту?»

С первых дней этого «неповторимого» путешествия Сегюр мечтает найти наилучший способ для выполнения своего задания, состоявшего в заключении торгового договора, в то время как Фитц-Герберт старается убедить императрицу в преимуществах, которые она получит от сближения с Англией, а Кобенцль настаивает на необходимости полного совпадения взглядов между Россией и Австрией. К счастью для Сегюра, на его стороне в этом деле симпатии Потемкина. Однако князь Таврический редко поднимается на борт судов. Его работа, а ведь он был режиссером всего этого спектакля, заставляет его большую часть времени находиться впереди флотилии и устанавливать декорации. Однажды, оказавшись на одном корабле с Сегюром, он заставляет его быстро набросать памятную записку о положениях предполагаемого договора. Таким образом, говорит он, появится возможность сегодня же вечером показать его императрице. Сегюр в восторге от представившегося ему случая, но вдруг замечает, что его слуга отлучился и унес с собой ключ от письменного стола. Ну да ничего страшного: он попросил Фитц-Герберта одолжить ему на время шкатулку с письменными принадлежностями. Ни о чем не догадываясь, тот выполняет просьбу, и вот – пером английского посла и на его же почтовой бумаге Сегюр пишет проект договора, заключению которого его британский коллега противится всеми силами. Вскоре договор будет подписан, а Фитц-Герберт, узнав, при каких странных обстоятельствах он был подготовлен, как истый джентльмен, посмеялся над своей дипломатической неудачей.

Караван судов продолжает медленно и торжественно спускаться вниз по Днепру. Разместившись в ярко украшенных барках, оркестры играют быстрые, веселые мелодии. Корабли часто пристают к берегу, чтобы государыня и ее гости смогли поближе увидеть пеструю толпу обожателей Ее величества. Фасады домов украшены гирляндами и коврами. Все вокруг ликуют, смеются и приветствуют императрицу. Вид такой, что в России живут только счастливые люди. Всех людей с неблаговидной наружностью загнали в глубь территории, а хижины-развалюхи загорожены легкими деревянными свежепокрашенными постройками. Это те самые «потемкинские деревни», о которых принц де Линь спрашивал, есть ли у них крыши, двери, окна и есть ли в них жители. Во всяком случае, можно было видеть и что-то настоящее – величественный пейзаж, голубое небо, солнце, степь, усыпанную цветами. Иногда группы конных казаков вдруг откуда-то появлялись и начинали бешеную скачку и конные игры, причем с такой лихостью и ловкостью, что путешественники раскрывали рты от изумления. Но позвольте, уж не тех ли же самых воинов, только в другом наряде, мы снова видим на следующей остановке? Да, участники массовки передвигаются вместе с кораблями.

Целые деревни вдруг появляются из небытия. Ночью группы рабочих прокладывают дороги, которые послужат только один раз, создают сады, по которым только один-единственный раз скользнет чей-то взгляд.

«После проезда императрицы всех этих несчастных снова разгоняли по их хибарам, – пишет Ланжерон, – и многие умерли из-за таких переездов».

Потемкин показывает себя настоящим кудесником, королем оптического обмана. Однако не все в его деятельности только иллюзия. Он на самом деле сформировал казацкое войско, организовал сельское хозяйство, основал города, привлек кочевое население, иностранных переселенцев, построил корабли, открыл порты. Но это кажется ему недостаточным. Чтобы быть достойным императрицы, он добавляет вымысел к реальности. Вводит в картину настоящего краски возможного будущего. Екатерина прекрасно понимает, что в этом оптимистическом спектакле есть много искусственного. Но она умеет отличить подлинное от простых знаков внимания. Привыкшая к триумфальным аркам и артиллерийским залпам, она считает почти что естественным, что правду приукрашивают. В отличие от нее графу Сегюру и принцу де Линю кажется, что они живут в стране миражей, что вокруг них все ненастоящее – и предметы, и чувства. И, несмотря на это, все их чарует. Казалось, что они перенеслись в другую эпоху и плывут на корабле флота Клеопатры. Похожая на современную царицу египетскую, «Екатерина, в отличие от нее, – пишет принц де Линь, – не глотает жемчужины, а во множестве раздает их». Вместе с де Линем, Сегюром, Кобенцлем, Фитц-Гербертом, Нассау она везет в путешествие всю посольскую и салонную Европу, заковав ее в гирлянды цветов. Организатор этого спектакля Потемкин с каждым днем все больше верит в свой успех. Служа Екатерине, он служит и собственной славе. Он завоевал признательность царицы. Она горда и своим мужем, и своей страной. Не веря, разумеется, полностью в разыгранный перед ними спектакль, сопровождающие ее послы все же признают подавляющее величие России и докладывают об этом своим встревоженным правительствам.

«Огромные стада гуляли по лугам, – пишет Сегюр, – группы крестьян оживляли своим видом берега рек; неисчислимый рой лодок с молодыми парнями и девушками, певшими деревенские песни своей страны, то и дело окружал нас; казалось, ничто не было забыто… Отбросив, однако, все показное, что было им сделано, необходимо отметить и то, что существовало на самом деле.

Когда он (Потемкин) принял власть над своей огромной губернией, там насчитывалось всего лишь двести четыре тысячи жителей, а в его правление всего лишь за несколько лет население увеличилось до восьмисот тысяч».

В Каневе флотилия останавливается: здесь должна свершиться необычная встреча. Станиславу Августу Понятовскому, королю Польши и безутешному любовнику Екатерины, было милостиво позволено увидеть ее вновь после двадцати восьми лет разлуки. Вступив на галеру императрицы, он всячески старается показать, что прибыл не как государь, а как друг, и объявил собравшимся сановникам: «Господа, король Польши поручил мне представить вам князя Понятовского». Он надеется, что нежные воспоминания юности будут витать над его встречей с глазу на глаз с царицей. Однако такая встреча не состоялась. Екатерина приняла его в присутствии фаворита Мамонова. Перед Понятовским вместо стройной великой княгини, которую он когда-то знал, предстала полная матрона в теле, с двойным подбородком, мощным бюстом и властным взглядом. Тем не менее он очень взволнован. Даже погрузнев с годами, она остается для него единственной женщиной, которую он любил. Он старается объяснить ей, что посол России в Польше, князь Репнин, стал настоящим хозяином королевства, что родина его страдает от иностранной тирании и что только она, императрица, может смягчить судьбу бедных поляков. Екатерина слушает его с любезным безразличием, под мстительным взглядом Мамонова. Когда Понятовский покидает ее, лицо его бледно, он в отчаянии. То, что было между ними в прошлом, умерло навсегда. У женщины, которую он увидел, возможно, и есть сердце, но память ее молчит. Екатерина же с удовольствием воспользовалась представившимся случаем принять своего бывшего любовника и уколоть тем самым самолюбие любовника нынешнего. Мамонов делает вид, что он раздосадован и даже взбешен. Он осмеливается робко упрекать Ее величество, а та принимает его упреки с радостью: ей нравится, что она еще может возбудить ревность в молодом мужчине. Близким спутникам она говорит о том, какую жалость вызывает у нее хмурый вид «Саши». Сегюр и де Линь потрясены изобретательностью и хитростью царицы. Однако никто не может набраться смелости, чтобы ее разубедить. И вот весь спектакль заканчивается для нее утонченным наслаждением сердечной победы. На обеде, данном в ее честь Понятовским, она обращается к королю польскому с протокольной холодностью, с любопытством наблюдая за поведением фаворита. Вставая из-за стола, Понятовский ищет шляпу. Екатерина протягивает ее. Он тихо говорит ей с грустью: «Ах! Мадам, когда-то вы мне дали шляпу гораздо красивее этой!» Он умоляет разрешить остаться еще на один день на борту ее галеры. Она отказывает. Зачем ворошить потухший костер? Он выглядит настолько потрясенным таким резким отказом, что принц де Линь говорит ему на ухо: «Ну, не принимайте такой огорченный вид: вы доставляете радость придворным, которые окружают и ненавидят Вас!» Расстроенный, Понятовский уходит, по-видимому, сожалея, что разрушил этой ненужной встречей столь сладкие воспоминания молодости.