Лед под кожей - Вилма Кадлечкова

Верховный жрец Парлӱксӧэль вчера не обманул ее предчувствий. Все было так, как она предвидела и ожидала – его надменный тон, лицемерная набожность, угрозы в открытой и скрытой форме. Хоть он и говорил ей, что дает время на размышления, на самом деле, конечно, ни о чем ее не спрашивал. Он даже не предполагал, что она вдруг захочет – или осмелится – отказаться. «Церковь Аккӱтликса полагается на твое вмешательство, слуга. Ценная реликвия из ӧссенского храма уже в пути на Землю – о ужас! Она не должна попасть в руки варваров из Запретных миров – да поможет нам в этом Бог!» Как же Камёлё все это ненавидела.

Четыре года она думала, что спаслась отъездом с Ӧссе; но теперь поняла, что ничего не вышло. Ей не удалось сбежать достаточно далеко. Ӧссе оставалась в каждой клетке ее тела, в каждой монаде мыслей. Связи с Землей были свободными и ни от чего ее не защищали. Даже спустя годы она не привыкла. Не смогла избавиться от чувства угрозы. Не шла ни к какой блестящей цели, как все вокруг, и не желала ни за что бороться – из идеализма ли, из страха или корыстолюбия.

Ей хотелось избежать всего этого.

Хотелось убраться.

Если бы она жила на Фомальхиве, быть может, ей было бы плевать и на то, что станет с Лусом.

Сейчас ей стоило поразмышлять о том, как лучшим образом выполнить приказы Парлӱксӧэля, но вместо этого она мечтала о Хиваив. На Хиваив глееварины – не просто орудия. Им не дышит неустанно в затылок Церковь с ее непоколебимой властью. Смог бы фомальхиванин перенести ее с помощью ментальной проекции в свой мир, если она раздобудет ему аргенит? Или хотя бы предоставить ей визуальные координаты? А поделиться информацией?

У Камёлё не было плана, даже близко. Пока это была лишь неопределенная мысль, мимолетная надежда… видение, которое, быть может, получит более конкретные очертания, когда она с фомальхиванином поговорит. Именно потому она должна пойти в то место, куда он явится. Надеяться, что в то же время сможет избежать встречи с Лусом… что ловушка, если это ловушка, не захлопнется с ней внутри… а если захлопнется и она окажется там вместе с другими, то Камёлё, возможно, удастся оказать фомальхиванину какую-нибудь услугу.

Она бросится к нему на помощь. Заинтересует его каким-нибудь удачным глееваринским трюком. А он будет готов ее выслушать.

Глава двадцать третья

Оттиски и узор

Лукас со вздохом окинул взглядом приемную доктора Петерсона. Эту комнату, включая скамейку в углу, на которой полгода назад сидел, он помнил совершенно живо. Формально он давно не был пациентом Петерсона; пришлось написать расписку, что он отказывается от дальнейшего лечения, потому что иначе старый врач мог заработать после его смерти большие проблемы; но номер телефона Лукас заботливо хранил в нетлоге. Все еще существовала возможность, что он приползет к Петерсону на коленях – потом, уже в самом конце, – и будет просить, чтобы он подключил его к виртуалу. Его совершенно не радовало, что он ведет Аш~шада именно сюда, потому что в здешней протонации было все, что тому нужно, и, как оказалось, физическая близость облегчает исследование; но он надеялся, что на просмотр информации полугодичной давности у фомальхиванина времени не будет. А во всех остальных отношениях Петерсон подходил лучше всего. Невролог с частной практикой и исключительной профессиональной репутацией. Лучшее оборудование. Лукас знал его отлично. Знал он и здание, в котором клиника находится.

Аш~шад молча скользнул на стул напротив окна и закрыл глаза. Если бы Лукас не знал, что он там, то, может, и не заметил бы. Более того – посмотрев туда через несколько секунд, он вдруг не мог утверждать на сто процентов, сидит там фомальхиванин или уже нет. Страшное чувство! Но он не стал тратить время на удивление, отметился у своей любимой медсестры и зашел в кабинет. Не то чтобы он не был рад ее видеть; однако в интересах дела он сразу попросил оставить их с доктором наедине.

– Вы были здесь полгода назад, я помню, – сказал Петерсон после приветствий. – Теперь я постоянно вижу вас по стереовизору – особенно на прошлой неделе! – Он замялся. – Этот фомальхиванин… такое событие, скажу я вам! Я никогда не верил в парапсихологические явления, но эта демонстрация была удивительна. Все это время я ломаю голову, какой механизм в человеческом мозге делает возможным подобное. Не могу сказать, что вижу какое-либо вразумительное объяснение. Вот это была бы тема для исследования!

– Фомальхиванин здесь, он пришел со мной, – сказал Лукас. – Я записался лично, чтобы лишний раз не привлекать внимания, но на самом деле мы здесь из-за него.

Он объяснил доктору ситуацию с Хэлесси.

Глаза Петерсона засияли.

– Снимок его мозга! – повторил он с воодушевлением. – Стоит признать, что нечто подобное я бы с удовольствием увидел! – Он резко поднялся из-за стола.

Лукас встал у него на пути.

– Знаете, лучше пусть все пройдет без лишней суеты, – сказал он. – От медсестры можно не скрывать, но не говорите ничего своим коллегам.

– Пусть это будет частью врачебной тайны, – неуклюже заверил его Петерсон и замялся.

Он бросил взгляд на дверь, но, очевидно, ему казалось неуместным без дальнейших разговоров отпихнуть Лукаса, побежать к двери и наброситься на фомальхиванина в приемной.

– А как ваша болезнь? Как протекает? – спросил он.

Лукас улыбнулся. Он был недостаточно злорадным, чтобы за вежливый вопрос мстить градом подробностей.

– Настолько незаметно, что об этом почти никто не знает, – заверил он. – Если фомальхиванин и узнал о болезни, то, очевидно, принял к сведению, что я не хочу об этом говорить. Я был бы рад, если бы так все и осталось.

Петерсон отлично понял намек.

– Уважаю ваш выбор. Вам нужны новые инъекции?

– У меня осталось шесть.

Лукасу пришло в голову, что раз уж он все равно здесь, то может тоже сделать снимок мозга, чтобы увидеть, протекает ли его болезнь согласно прогнозам. Или как минимум он мог показать Петерсону свою табличку. Но когда он увидел, как взгляд доктора снова метнулся к двери, совесть не позволила ему и дальше мучить его препятствиями. Да и зачем? О чем вообще спрашивать? Он ведь и так отчетливо чувствовал, как его тело рвут на части болезнь и усталость. Ему не нужно было официальное подтверждение в виде документа и печати в истории болезни – а доказательством разрушения ему уже послужила лестница в Блу-Спрингс.

Если говорить о душевном