Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

Он узнал их всех, хотя не был уверен, почему. Никто из них будто не отреагировал на его неожиданное появление в противоположной стороне комнаты. Он снова посмотрел на них всех, попытался моргнуть, но безуспешно.

Парящая четырехрукая фигура обернулась и взглянула на него. Ее тройные линзы завращались быстрее, затем щелкнули и замерли.

— Теперь объект нас видит, — голос был тем же механическим пощелкиванием, что он слышал ранее. Тогда все люди повернулись и уставились на него. Тонколицый человек нахмурился и поманил его пальцем.

— Ближе.

Он направился к фигурам, пролетев над объектом, погребенным под змеиным гнездом трубок. Пролетая мимо, он успел заметить отражение на стеклянной поверхности одного из наполненных жидкостью сосудов: отполированный череп без нижней челюсти и с наполненной скоплением линз левой глазницей. Он продолжил лететь вперед, и вдруг у него закружилась голова. Сервочереп — он узнал его, и ощутил, как сквозь его суженное сознание прокатилась волна шока.

Наконец, тонкое лицо оказалось вровень с его глазами.

— Скажи, ты можешь говорить?

«Нет», — конечно, он не мог говорить. Слово с бессловесным гневом эхом разлетелось внутри него. Он не мог…

От фигуры на столе послышался булькающий звук.

— Н… нет.

— Хорошо, — произнес тонколицый человек, затем его губы сложились в узкую улыбку, которая вовсе не походила на улыбку.

Тогда-то он догадался, и понял, почему смотрел на мир посредством сервочерепа, понял, почему никто не посмотрел на него, когда он впервые увидел помещение. Он был фигурой на столе. Израненная плоть принадлежала ему. Рот, говоривший сквозь прорезь в металлической маске, был его. И у него не было глаз.

— Кто ты? — спросил он.

— Это не важно, — осторожно сказал тонколицый человек. — Но ты, тем не менее, эпицентр всего, что здесь происходит, — он бросил взгляд на парившего техножреца. — Понимаю, твое восприятие пока ограничено, но мы поможем тебе его вернуть, — человек аккуратно кивнул. — Мы поможем тебе вспомнить.

— Вспомнить?

— Да, и позволь мне начать с того, что я кое-что тебе дам. Нам потребуется от тебя больше, гораздо больше, но тебе придется привести нас туда, а для этого нам нужно, чтобы ты с чего-то начал. Твоего имени, — тонколицый человек замолчал. — Тебя зовут Астреос.

«Астреос, — имя прокатилось сквозь него, подобно отголоску крика, донесшегося сквозь густой туман. — Да… Да. Это было… Это моя имя».

— Почему я здесь? — спросил Астреос.

Тонколицый человек скрестил руки и уперся длинным пальцем в подбородок.

— Это очень хороший вопрос, — сказал он.

IX

Грозовое спокойствие

Флот ждал в тревожном бездействии. Два десятка кораблей дрейфовали во тьме с безмолвствующими двигателями. Далекий звездный свет омывал их корпуса, придавая их очертаниям серебристый оттенок. Время шло, и обитавшие на судах миллионы ждали. На мостиках военных кораблей, в тесных и душных подпалубах, в лишенных света днищах, они ждали. Большинство, сами не зная почему, чувствовали одно и то же — напряжение между каждым ударом сердца, подобно натянутой коже барабана, ждущей первого удара.

В наполненных паром ущельях между экранирующими стеками «Сикоракса», мех-мусорщики, завернувшись в медные крылья, ухали в тишине. Кираборы собирались в своих кузницах-храмах, пощелкивая друг с другом на полумеханическом языке. В библиотеке со сводчатым потолком на борту крейсера «Метатрон» Гильгамос разглядывал звезды за обзорными экранами. Возле него стояло три воина Рубрики, неподвижных, будто статуи, с тусклым огнем в глазах.

Хемеллион сидел в своих покоях, скрестив ноги, и смотрел на то, как затухает фитиль свечи. Он думал о людях, которых знал, о солнце, пробивающемся сквозь туман холодного утра. Он думал о сыне, отосланном из столицы, чтобы больше узнать о мире, которым он однажды будет править. На мгновение Хемеллион задался вопросом, где сейчас мог быть его сын, а затем вспомнил, что знает ответ. По его щекам беззвучно покатились слезы, и он смотрел на свечное пламя и ждал.

Сильванус не мог уснуть. Наркотики перестали действовать, и больше не помогут, неважно, сколько он их примет. Он сидел на твердом полу своего окулярия, глядя на круг зеркального стекла в руках. Он не хотел смотреть на отражение, не хотел ответа, который получит. Но даже руки, сжимавшие зеркало, уже дали ему ответ — они изменялись. Кости стали длиннее, кожа — тоньше, ногти — более прочными и острыми. Он поднял зеркало и посмотрел на лицо. Плоть мешками свисала под глазами, зрачок в левом глазу расплылся и поглотил радужку. Черты его лица исчезали, смазываясь в гладкую ровную кожу. Он медленно опустил зеркало.

«Сколько еще? — спрашивал он у себя. — Сколько еще я смогу узнавать себя?»

Кармента парила между бодрствованием и сновидениями «Сикоракса». Снова и снова она слышала разговоры кираборов, стоявших подле ее трона. Они говорили о ней, их наполовину машинные голоса пощелкивали и урчали, словно смазанные шестеренки. Кираборы полагали, будто она их не понимает. Они говорили, что долго она не протянет, что корабль скоро заберет ее, что все знамения свидетельствовали о том, что ее конец уже близок.

«Но я госпожа, — медленные, холодные объятия смыкались вокруг нее. — Я — «Дитя Титана». Я — «Сикоракс». Я — богиня пустоты. Как я могу умереть?»

Ответа не было, только шепоты кираборов, угасавшие в тревожную тишину.

И так время тугою струной тянулось сквозь флот, а уста, равно высокие и низкие, шептались: Что теперь? Когда окончится ожидание? Куда поведет их ответ?

Цепной клинок взревел в руках Кадина. От зубьев, вгрызшихся в палубу под его ногами, посыпались искры. Секунду спустя он выключил мотор клинка, и прислушался к тому, как зубья постепенно замедляются. В коридоре вновь воцарилось безмолвие.

Кадин наблюдал за неподвижностью коридора. Растрескавшиеся светосферы отбрасывали неровные озерца света на металлическую решетку пола. Дверь у него за спиной, в которую несколько дней назад вошел Ариман, оставалась запертой. Иногда Кадин слышал звуки, стучащие по металлу песчинки, возгласы, похожие на птичьи крики, даже смех. Сквозь уплотнения двери просачивалась изморозь и спиралью расползалась по стенам. Дверь нагревалась до темно-красного цвета, а затем остывала с дребезжанием сжимающегося металла. Но даже эти моменты не могли разрушить чувство, как будто весь корабль и флот погрузились в бессонную ночь.

Кадин оглянулся и посмотрел в черноту дальнего конца коридора. Он всматривался до тех пор, пока тьма не растаяла, и ему не удалось разглядеть точку далекой переборки в серых монохромных цветах. Кадин отвел взгляд. Он бы закрыл глаза, но веки больше не закрывались, и он мог видеть невзирая даже на то, насколько глубокой была тьма. Кадин вырос во тьме, научился сражаться во тьме, убил своего первого человека во тьме. Столь много воспоминаний исчезло, но он до сих пор помнил тепло крови, растекавшейся по сжимавшей нож руке. Тьма была ему матерью и отцом, тьма была страхом и неутомимым сердцем охоты.

«Что у меня осталось?»

Он снова включил остановившийся цепной клинок. Оружие задребезжало, оживая, и звук покатился по длинному коридору. Кадин добавил оборотов, и почувствовал, как меч затрясся в его металлической хватке. Он выключил мотор, вновь прислушавшись, как угасает звук.

«Несколько воспоминаний о ребенке во тьме, напуганном и голодном — вот что осталось».

Он снова включил цепной клинок, и стал слушать, как тишина растворяется в песне металлических зубьев.

Марот опустился на колени. Демон над ним шевельнулся, и его серебряные цепи залязгали. Он поднял слепые глаза шлема. Демон посмотрел в ответ, его собственные глаза походили на озера зеркально-черной воды. Тело его носителя изменилось вновь. Марот мог различить красные мышцы под туго натянутой кожей. Под висками выросли рога, вытянувшись вверх, словно голые кривые ветви. Губы оттянулись от зубов, так что существо ухмылялось клеткой прозрачных игл. Он слышал, как оно влажно втягивает в себя воздух, несмотря на то, что его грудь оставалась неподвижной.

«Все здесь не такое, каким кажется, — подумал Марот. — Тишина не тишина, а затишье — готовый разверзнуться шторм. Я не сломленный колдун, а Ариман мне не хозяин».

— Владыка, — произнес Марот, его голос был сильным и звонким в голубом свете горящих ламп.

— Сейчас, — сказал демон, его голос потрескивал, словно ширящийся лесом огонь. — Пусть все начнется сейчас.

— Да, владыка, — сказал Марот.

Игнис наблюдал за тем, как прибывают командиры. Для встречи он выбрал одну из главных ангарных палуб, частично из-за того, что только досюда хотел допускать их на свой корабль, а частично потому, что был совершенно серьезно настроен просто открыть противовзрывные двери в пустоту, если все пойдет так плохо, как могло бы. Огромное помещение утопало в ночи, нарушаемой лишь летными огнями, что направляли боевые корабли к отведенным им на палубе местам. Жертвенник стоял прямо у него за спиной. Автоматон что-то зажужжал ему.