ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ - Николай Черкашин

Около 23 часов нам стали звонить из Москвы, Обнинска, Северодвинска и других городов, связанных со строительством и созданием этой подводной лодки. Все просили информации о случившемся и давали рекомендации по своей части. Вспомнив о подобной ситуации с К-19, мы с комдивом пошли в госпиталь: надо был поить облученных апельсиновым соком и спиртом. На флоте бытовало мнение, что алкоголь повышает сопротивляемость организма к радиации. На следующий день к нам, в забытый богом край, прилетел вертолет с военным и гражданским медперсоналом. С ними же прибыл главный радиолог министерства здравоохранения СССР А. Гуськова. Посетив больных, которые еще не пришли в себя, она пожурила нас за самодеятельность со спиртом. Гуськова безотлучно находилась при больных до самого момента их отправки в первый Военно-Морской госпиталь Ленинграда.

Был установлен воздушный мост из вертолетов (аэродрома в Гремихе нет), и в дивизию оперативно доставляли нужных специалистов, материалы, оборудование и медикаменты. 27 мая прибыли академики А.А. Александров и А.И. Лейпунский (он был разработчиком отечественной ЖМТ-установки), заместитель министра судостроительной промышленности Л.Н. Резунов и другие важные персоны.

Командование ВМФ решило отправить весь экипаж в 1-й госпиталь ВМФ в Ленинград. Пробыли больные там до конца июля. В течение первого месяца умерло восемь человек. А остальные были освидетельствованы, признаны годными к службе на атомных лодках и отправлены в отпуск».

Но вернемся за хлебосольный стол старого адмирала:

- Как-то в ноябре 1999 года я, будучи в Питере, зашел в клуб моряков-подводников, что на Васильевском острове, и получил там ксерокопии писем старшины 2 статьи Мазуренко Вячеслава Николаевича, который служил на К-27 турбогенераторщиком. Вот, что он писал:

«Вот уже более 30 лет как произошла авария ядерного реактора на К-27, которая повлекла гибель нескольких моих сослуживцев по атомоходу. 28 мая на личном самолете командующего Северным флотом адмирала Лобова нас первых десять человек отправили в Ленинград. Через пару недель пятеро из прибывших умерли. За эти 30 лет жизнь разбросала моих друзей в различные уголки нашей бывшей Великой страны. Я стараюсь поддерживать связь, ни на Украине, ни в России никто не получил материальной компенсации за потерю ни за потерю кормильца, ни за потерю здоровья».

Увы, но это так…

- Николай Григорьевич, как сложилась судьба самой «Золотой рыбки»?

- Почти пятнадцать лет К-27 простояла в Гремихе. На ней проводили различные технические эксперименты, даже вышли на мощность правым бортом. Потом перебазировали в Северодвинск, чтобы подготовить к затоплению.

В конце 1981 года, будучи начальником Технического управления Северного флота, я зашел на стоящую в заводском доке субмарину. Встретил меня капитан 2 ранга Алексей Иванов. Да-да, тот самый инженер-механик, взявший на себя смелость записать в журнале: “БЧ-5 к выходу в море не готова». Во время аварии Иванов получил более 300 рентген, однако, отлежавшись в госпитале, попросил оставить его на «своей» лодке. Он ведь в состав первого экипажа К-27 вошел еще в 1958-м. Лейтенантом, командиром турбинной группы принимал подлодку из новостроя, и более 20 лет преданно ей служил.

Конечно же, для Иванова не было секретом, что авария навсегда угробила уникальный атомоход. И что выйти в море ему больше не суждено, понимал тоже. Единственное, что светило его кораблю в будущем - это «саркофаг» для реактора да могила на глубине 4000 метров (такова была рекомендация МАГАТЭ в качестве минимальной глубины захоронения твердых радиоактивных отходов). Однако привязанность моряка к своему кораблю - самая трогательная, самая непостижимая вещь в суровых, порой жестоких буднях военного флота…

Мы прошлись с Ивановым от центрального отсека до кормового. В основном меня интересовал реакторный - там готовили «слоеный пирог» из твердеющей смеси, битума и других защитных долговечных материалов. И я, и Иванов знали, что подводную лодку готовят к захоронению, но об этом, не сговариваясь, молчали.

Поразило идеальное содержание отсеков. Чистота там царила такая, что за поручни можно было держаться в белых перчатках. И это - при сокращенном в три раза экипаже. С какой же любовью содержал корабль его последний командир и бессменный старожил Иванов!…

“Я свернул флаг и заплакал…”

Распрощавшись с Мормулем, я отправился в Питер искать теперь уже почти легендарного для меня Иванова.

Последний командир К-27 капитан 1 ранга в отставке Алексей Анатольевич Иванов живет на Васильевском острове; еду к нему на улицу Кораблестроителей. Встретил меня высокий сухощавый очень спокойный и очень грустный человек. Расспрашиваю Алексея Анатольевича, что и как было дальше:

- Стали мы готовить К-27 к ее последнему погружению. Сняли турбины, еще кое-какие агрегаты… Восстановили плавучесть, навели в отсеках такую чистоту, какая и на боевых кораблях не снилась. Все-таки в последний путь голубушку провожали…

- Почему ее решили затопить? Ведь столько старых атомарин в отстое ныне…

- Дело было не в возрасте. Дело в том, что после аварии, после мощного перегрева расплавленный уран вместе с металлом-теплоносителем вымыло в первый контур. При скоплении в системе урана более килограмма могла возникнуть критическая масса со всеми вытекающими из нее в виде цепной реакции последствиями…

- А с реакторами как поступили? Почему их не вырезали?

- Активные зоны в них были новые, невыработанные… И не поддавались выгрузке. Поэтому весь первый контур залили фурфуролом, он кристаллизируется и становится как гранит. Весь реакторный отсек залили битумом. Подгоняли на причал асфальтовозы и через съемный лист в отсек… Говорили, что на сто лет такой защиты хватит.

- Ну, вот уже 18 лет прошло, а что будет через оставшиеся 82 года?

- Поднимать ее, конечно, надо. Вот на «Курске» новые судоподъемные технологии освоят и хорошо бы К-27-ой заняться. Она лежит на недопустимо малой глубине. Все в Арктике почище будет.

- Почему же ее затопили всего на 33 метрах?

- Точку затопления определяли в Москве. Со мной, сами понимаете, не советовались.

В сентябре 1982 года лодку отбуксировали в Карское море. Недалеко от северо-восточного берега Новой Земли было намечено место ее затопления. Открыли кингстоны, заполнили главную осушительную магистраль. Я поднялся на мостик, снял флаг и положил его за пазуху. Сходил с корабля последним. Вся моя жизнь практически была отдана этой подводной лодке… С буксира торопили криками и жестами, я прыгнул в шлюпку. Стальное тело лодки, каждый сантиметр которого был мне знаком, спокойно колыхалось совсем рядом. Я поцеловал корабельный металл и, не выдержав, заплакал…