Ассасин - Симона Вилар

А тут еще, ко всем бедам, у проведавшей обо всем Беренгарии случился выкидыш! Эта новость окончательно подкосила Ричарда. Ну почему его скромница жена таилась до последнего, что она в тягости? Если бы он знал, что королева ждет наследника… Но что бы он сделал тогда? Разве отказался бы от своего плана мирным путем завершить дело, какое все чаще начинало казаться ему невыполнимым? Это его верные паладины рвались в бой, а он уже понимал, что им предстоит углубиться во вражескую, превращенную в пустыню территорию, где рядом не будет флота, подвозившего провизию и медикаменты, где они окажутся один на один с опытным врагом Саладином, который сделает все, чтобы Иерусалим остался под знаменем Пророка и христианские паломники никогда не смогли преклонить колени у своих наивеличайших святынь.

Ричард был реалистом и, столкнувшись с тактикой ведения войны Саладина, стал понимать, что поход на Иерусалим грозит им страшными бедами. К тому же прибывшие им на помощь крестоносцы из Европы, воодушевленные успехами армии Ричарда в Святой земле, так и остались в Акре, богатом городе, полном восточной роскоши и удовольствий, и вовсе не спешили влиться в ряды тех, кто был готов рисковать собой ради освобождения Гроба Господня. И это тогда, когда Саладин созывал под свои знамена эмиров со всех подвластных ему земель!

Еще до вышеупомянутого совета Ричард послал за свежим подкреплением в Сен-Жан-д’Акр короля Гвидо де Лузиньяна. Но у мягкого по натуре и не пользующегося доброй славой Гвидо ничего не вышло: он не смог уговорить новых крестоносцев выступить против Саладина. Зато с этим куда более успешно справился его брат, коннетабль Амори. Вот он-то и сформировал новые отряды и, оставив младшего брата править в Акре, провел новобранцев маршем к Яффе, причем по пути к ним примкнул ранее не собиравшийся сражаться барон Балиан Ибелин, успевший укрепить завоеванные вдоль побережья крепости, оставив там воинские гарнизоны. Ричард был рад его приходу и надеялся на поддержку. Но вот присоединившегося к ним Бове… Когда пару месяцев назад этот склочный епископ уезжал из Яффы, Ричард едва ли не возблагодарил Господа. Но теперь его недруг епископ вернулся и заявил, что сделает все от него зависящее, дабы надменный король Англии не поступал с крестоносцами, как со своими подвластными вилланами, о чем он и сообщил на совете уже на следующий день.

Ричард внутренне кипел, но заставил себя сдержаться, ожидая, какое решение примут другие вожди. Он дал себе слово, что будет терпелив ради Господа и ради их святого дела, и сказал на совете, что готов снять с себя полномочия, если благородное собрание решит, что король Англии не достоин возглавлять поход. Ему стало даже любопытно, на кого укажут предводители, кто в их глазах способен взвалить на себя столь непосильную ношу. Или его славные военачальники не понимают, что большая часть войск под рукой английского короля? Да и кто возьмет на себя все расходы и сможет заставить повиноваться столь разномастную армию?

Власть манит всех. И собравшиеся на очередном совете вожди долго спорили, сначала все еще поглядывая на непривычно тихого Ричарда, а потом будто забыв о его присутствии. Они не согласились отдать первенство воинственному епископу Бове, чье появление в стане крестоносцев раздражало не только английского короля, но и Гуго Бургундского. Медведь сразу почувствовал, что этот Филипп де Дре, епископ Бове и кузен короля Франции, сам жаждет возглавить силы французских войск, потеснив от управления даже его, герцога Бургундского. Бове же громогласно объявил, что готов возглавить все войско, если его признают достойным. Но не признали. Отклонили собравшиеся и кандидатуру надменного Леопольда Бабенберга: австриец был отчаянным воином, однако все его полководческие начинания обычно оканчивались крахом. Кто-то из вождей указал на магистра ордена госпитальеров Гарнье де Неблуса – местного уроженца и мудрого, опытного командира. Одна ко присутствующие на собрании главы тамплиеров сразу помрачнели – рыцари Храма вряд ли бы признали верховным командующим магистра соперничающего с ними ордена. К чести госпитальера Гарнье, надо отметить, он сразу отказался от предложения, ибо понимал, какой разлад это произведет в рядах орденов. Однако тот же Гарнье предложил, чтобы во главе войска стал другой пулен, прославленный герой защиты Иерусалима Балиан Ибелин. Пожалуй, даже Ричард был готов поддержать эту кандидатуру, но большинство воспротивилось: Балиан, сколь его ни уважали, все же был больше известен не своими победами, а продуманными отступлениями – он успел вовремя уйти из обреченного на поражение боя при Хаттине, его героическая оборона Иеру салима окончилась сдачей Святого Града, но никак не удачными боями с Саладином. Скорее уж пусть будет Амори де Лузиньян, опытный воин и коннетабль королевства Иерусалимского, говорили некоторые из присутствующих, в основном местные пулены. Но поставить главой войска Амори означало возвысить Лузиньянов, а король Гвидо по-прежнему не пользовался среди крестоносцев популярностью, и его королевский статус держался только на уважении к Ричарду, все еще поддерживающему своего земляка из Пуату. Выходит, опять Ричард?

– Мы не можем этого допустить! – дергая кадыком на длинной шее, кричал епископ Бове. – И если вы не хотите подчиняться Лузиньяну, что вполне справедливо, то кто нам мешает вызвать сюда и назначить главой воинства того, кто более иных заинтересован в возвращении Иерусалимского королевства под власть Христа? Я говорю о маркизе Конраде Монферратском!

Многие с воодушевлением поддержали его, однако тут неожиданно вступил в спор до этого отмалчивавшийся Ричард.

– Мои люди не пойдут за Конрадом, и я не дам денег на его кампанию! – негромко, но с нажимом произнес он, и все повернулись к нему, будто только теперь вспомнили о присутствии короля.

Да, обсуждая кандидатуру главы похода, они понимали как само собой разумеющееся, что король Англии согласится оплачивать все расходы кампании, но просто опешили, услышав его отказ. Епископ Бове первый заявил Ричарду, что тот из одного лишь упрямства готов сорвать освобождение Иерусалима из рук неверных.

– Я не признаю Конрада, – вскинул руку Ричард, стараясь перекричать собравшихся, – потому что он за нашими спинами вступил в переговоры с Саладином.

Тотчас настала тишина. Стало даже слышно, как пораженный епископ Бове громко икнул, но потом опомнился и завопил, что все это чудовищная клевета.

– Я могу это доказать! – глядя исподлобья на командиров, произнес король. – Несколько дней назад я послал графа Онфруа де Торона в Иерусалим. Вы ведь знаете, что молодой Онфруа прекрасно говорит на языке сарацин, вот я и отправил его к неверным, чтобы он договорился о возвращении нашей родственницы Джоанны де Ринель. Вы ведь понимаете, что сию даму надо вернуть, объяснив ее появление там как недоразумение? И вот, будучи в Святом Граде, Онфруа встретил там верного Конраду барона Рено Сидонского. Онфруа прислал мне голубя с сообщением, что Рено Сидонский даже не скрывал от него, что прибыл по приказу правителя Тира. Выходит, наследник Иерусалимского королевства ведет за нашими спинами переговоры с султаном. Как это назвать, если не предательством?