Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

Генерал Коллер еще никогда не видел своего шефа таким оживленным. «Было ощущение, как будто он вновь родился», — написал он впоследствии. Геринг был полон планов и новых идей. В какой-то момент зашла Эмма, чтобы подать им чай или бутерброды с пивом, и передала ему список грузовиков, груженных его ценностями, которые прибыли из Каринхалле. Оказалось, что четыре грузовика, перевозивших самые любимые произведения искусства Геринга, потерялись в Берлине. (По крайней мере, одна из этих машин попала в руки советских солдат и была отправлена в Советский Союз. Среди других картин в ней находилась «Венера» Буше. Это полотно, попав из Советского Союза в Польшу, затем в Финляндию и Швецию, обнаружилось на аукционе в Лондоне в 1973 году.) Издав стон, рейхсмаршал постарался выбросить из головы это тяжелое для него известие и вернулся к планированию дальнейших действий. Что значили несколько потерянных картин в момент, когда наконец в его руках оказалась судьба всего рейха?

А в Берлине тем временем главный злодей мелодрамы вовсю трудился над тем, чтобы разрушить все его намерения. Более того, Мартин Борман решил под самый конец устранить Геринга раз и навсегда. Когда Гитлер велел ему послать телеграмму Герингу, он позаботился отправить два послания. Первое было от имени фюрера и извещало:

«Указ от 29.06.41 аннулирован моим специальным распоряжением. Свобода моих действий не вызывает сомнений. Запрещаю вам предпринимать в этом направлении любые шаги».

Второе Борман отправил по собственной инициативе двум старшим командирам частей СС, стоявших в районе Оберзальцберга, Франку и фон Бредову с приказом немедленно арестовать Геринга по обвинению в государственной измене. На случай их возможных колебаний Борман добавил: «Вы отвечаете за его исполнение собственными жизнями».

То, что Геринг не имел намерения совершать государственную измену или поступать вопреки желаниям Гитлера, доказывает тот факт, что, как только телеграмма фюрера оказалась у него в руках, он сразу прекратил составление планов дальнейших действий и отправил ответную телеграмму Гитлеру с просьбой освободить его от всех занимаемых постов в связи с «тяжелым сердечным заболеванием», а также телеграммы Риббентропу и Геббельсу с Кейтелем, с которыми тоже успел связаться, такого содержания:

«Фюрер информировал меня, что он по-прежнему дееспособен. Аннулирующая телеграмма сегодня в полдень. Хайль Гитлер. Герман Геринг».

Но к этому времени эсэсовцы уже окружили его дом и изолировали его и его семью от других обитателей Берхтесгадена и от остального мира. Когда появившиеся вскоре Франк и фон Бредов объявили, что должны поместить его под арест, он просто отказался поверить в серьезность происходящего.

— Завтра все прояснится, — сказал он Эмме вечером. — Это просто недоразумение. Спи спокойно, как сейчас намерен поступить я. Можешь ли ты представить хоть на мгновение, чтобы Адольф Гитлер меня сегодня арестовал — меня, кто шел за ним и был рядом, несмотря ни на что, на протяжении двадцати трех лет? Ну? Это просто немыслимо!

Но наступившая ночь спокойной у них не получилась. Снаружи, заносимые снегом, стояли на страже эсэсовцы. Геринга отделили от Эммы и его дочери Эдды, и у их дверей тоже встали часовые, предупредив, что застрелят их, если они попытаются связаться друг с другом. Утром, когда Эмма с дочерью еще лежали в постели, забывшись прерывистым сном, Геринг вышел в халате на балкон. В этот момент появились британские бомбардировщики. Их экипажи имели самое «лакомое» задание этой войны: прицельную бомбардировку горной цитадели Гитлера. Но в дом Геринга их бомбы тоже попали.

Семью успели отвести в подвал под домом, куда уже спустились Роберт Кропп, Эльза Зоннеман, Криста Гормане, медсестра Геринга, Силли, горничная и гувернантка. Но когда дом начал вздрагивать и крошиться от взрывов, стало ясно, что, если бомба упадет где-нибудь поблизости, им несдобровать. В момент затишья они поспешили вниз по склону в большое убежище среди холмов, куда уже набилось большинство нацистских функционеров из Берхтесгадена вместе со своими родственниками. Герингов держали отдельно, их окружали эсэсовцы, и им было запрещено разговаривать.

Когда они наконец выбрались наружу, «Орлиное гнездо», гордый символ гитлеровского величия, было уничтожено бомбами союзников. Дом Герингов тоже сильно пострадал, плавательный бассейн был разрушен, крыша местами обвалилась, кабинет Геринга превратился в развалины.

Это зрелище, видимо, наконец избавило его от иллюзий. Он повернулся к командиру эсэсовцев Гансу Франку, стоявшему рядом с ним, и сказал:

— Отправьте сообщение фюреру. Передайте ему, что если он верит, что я его предал, я готов к расстрелу.

В этот момент состоялось лучшее представление Эммы Геринг в ее артистической карьере. Она была готова кричать от страха во время авианалета и испытывала ужас при мысли о том, что может произойти с ее мужем, ее дочерью и с ней самой, но взяла себя в руки и сказала Франку:

— Фюрер в день моей свадьбы обещал мне выполнить мое желание. Я хочу напомнить ему об этом обещании. Если фюрер отдаст приказ о расстреле моего мужа, я хочу, чтобы он распорядился Эдду и меня расстрелять тоже.

Франк хмуро кивнул и обещал, что такое послание будет отправлено. На самом деле он уже находился в полном недоумении от всей этой ситуации. Он только что получил еще одно послание от Бормана, который жаждал расправиться с Герингом, несмотря ни на что.

«Положение Берлина ухудшается, — передал он. — Если Берлин и мы падем, изменники 23 апреля должны быть уничтожены. Выполняйте ваш долг. От этого зависят ваша жизнь и честь».

Но Франк, должно быть, рассуждал, что если Берлин действительно падет и Гитлера с Борманом не станет, то какая польза будет в том, чтобы убить еще и Геринга? Он оставался единственным нацистским лидером, кто мог начать переговоры с союзниками.

Как только эсэсовские начальники поняли, что Гитлер и Борман уже находятся на своем пути в небытие, они поставили свои «вальтеры» на предохранители, и Герингам уже не грозила расправа — по крайней мере от рук своих товарищей-нацистов. И на самом деле, когда Геринг заметил, что в разбомбленном Оберзальцберге теперь находиться не слишком комфортно и им было бы лучше отправиться в замок Маутерндорф, Франк сразу согласился и отдал распоряжение о подготовке колонны автомашин, с тем чтобы перевезти через австрийскую границу Геринга, его жену, дочь и слуг, а также сопровождающих эсэсовцев.

Дороги были покрыты льдом и забиты отступающими войсками, и на поездку им потребовалось тридцать шесть часов. Пока они находились в пути, радио Гамбурга передало такое объявление: