Удельный князь - Яр Серебров

то ратаи не такими топорами махали, а рогатиной особой. Неждан! — обратился я к своему вою. — Дуй на «Пират» и Ратшу веди, да чтобы при броне был.

Князь подобрался, от дурмана не осталось и следа.

— Врана пошто на щит и стяг взял? Ужель сокол Рюрика не мил?

— А то и не сокол вовсе. Рюрик, пращур наш, из династии Скъёльдунгов, князей датских, что род ведут от сына Одина, Сигрлами и вран знак их, вековечный. Рюрик ведал про то, а Владимир дабы грекам не перечить взялся знак соколом именовать, ибо митрополит поведал ему, что птица сия служит предвестником несчастий, символизирует сатану и грех.

— А разве не так?

В ответ я пожал плечами и отпил глоток терпкого вина:

— У страха глаза велики. Нам ли несчастий боятся и слушать предрассудки византийских чернецов?

Князь прищурился, взгляд его блеснул сталью:

— Опасную игру ты затеял, сродственник. Про бой у острожка наслышан, да, в своём праве был. Однако же, утром донесли про то, как ты Белёв на копьё взял. Ведовством чёрным! — повысил голос князь.

— На холопов своих орать будешь! — не остался я в строне и взял тон повыше. — Прежде чем чернь слушать, спросил хотя бы. Ужель не слыхивал про зелье огненное? Порохом оно зовётся и варят его из индийской соли, угля и серы. Оно почитай сотню лет известно монголам, да и фряги с франками вовсю им пользуются. Зельем сим и подорвал стену. Тебе ли не знать, что стены Белёва куда круче, чем у прочих градов. Так на кой попусту дружину класть, обжигался ужо.

— Да не про стены речь. Ты што с боярином сотворил? На копьё его детинец взял, твоё право. Но судить и повесить! Да прирезал бы где, и все дела. Ужель не понимаешь, ты боярство родовитое супротив себя настроил. А они наша надёжа, руки наши.

— Ваши.

Князь уставился на меня непонимающе.

— Ваша говорю надёжа и руки, не мои. Мне бояре без надобности.

— Как так без надобности? А кто же холопами будет володеть, кто дружины в бой поведёт?

— Дружины в бой воеводы и головы сотенные ведут. Бояре, может и были ранее ратниками добрыми, ныне зажрались и токмо о мошне думают. А холопы мне без надобности, не будет у меня холопов вовсе.

— Мстислав! — вскричал князь. — Не разумеешь, что глаголишь! Не можешь ты бояр судить! Ты князь изгой ныне, а права такого и у великого нет. Поперёк Правды Ярослава идёшь!

— Пошто взбеленился то, Василий? Будто твоего боярина казнил. И не боярина я казнил вовсе, а холопа и татя, коего от пояса отрешил.

— Как так отрешил? — Василий Пантелеймонович растерялся, вся его напористость куда-то сдулась. — Кто же тебе таковое право дал.

— А кто им вотчины давал? Кто их из обычных воев в боярство жаловал? Не мы ли? Как дали, так и заберём.

— Не можно такого. Не можно.

— Да брось, — я махнул рукой. — Пращуры наши всегда, коли треба, по-свойски вопросы с ними решали. А за то, что сделал, мне ответ держать перед дядей, не тебе. Лучше сказывай, как тама наши дела. А то, знаешь ли, слухи идут, будто ты бежать собрался.

Князь залпом выпил стакан, плечи его опустились, рукою обхватил лицо замахав головою.

— Ужель не знаешь ничего?

— Откуда мне знать, азм с князьями да боярами давно не общаюсь. Всё больше в острожке сижу. Ко всему сказывал ешо в прошлый раз, что памяти от поруба лишился.

Он откинулся к стене и, закатив глаза, начал рассказ:

— После смерти отца моего, дядья Андрей Мстиславич и Тит Мстиславич поехали в Сарай, а тама лжой и наветом вымучили у Узбека ярлык на Козельское княжество, что отец мне оставил. Понимаешь, МНЕ! Разве хотел я взять стольный град? Нет. Разве право на стол княжеский оспаривал? Нет. Аки пса хотели выкинуть, а в корм дать малый град Мощин. И како такую поруху стерпеть можно?

— Постой, князь, а разве Узбек царь ярлыки на уделы даёт? Разве, не старшего князя сие право?

— Подлость в том, что Козельск они в список градов вписали по подлогу, будто и не было удела вовсе, будто бы отец не оставил град сей с окрестностями мне в корм и володение.

— Ужели подлогом удела лишили?! Сие есмъ злодейство великое.

— Об чём и толкую. Ужо от дядей такого свинства не ожидал. А дальше что было, и сам ведаешь. Козельск отбил, а после пошёл на Карачев и в честном бое дядю Андрея Мстиславича живота лишил.

— А чего же ты в Карачеве не остался?

— Остался, да токмо Тит побежал с ярлыком к баскаку, а тот пригрозил, что приведет две тысячи кованой рати да коломенский полк Калиты. А супротив такой силы…

Василий ссутулился ещё больше опрокинул залпом ещё фужер:

— Беда не приходит одна, князь. Когда дядин детинец брали, вои мои по дурости стрелою побили Елену, жинку его.

— Бывает.

Он поднял ко мне вымученное лицо:

— Ужель не ведаешь, что она дщерь Гедиминова, а муж сей такого не спустит с рук. Меж двух огней попал азм, окромя бегства с родной земли и не осталося ничего.

Я не стал отвечать князю и крепко задумался. Расклад для меня нарисовался не лучший, и по всей видимости, вопрос с покупкой вотчины накрылся медным тазом. Хотя серебра хватало прикупить какой-нибудь завалящий городишко и в другом княжестве, но именно Залидов был кровь из носу нужен. Прежде всего в его окрестностях расположено Воротынское месторождение бурого угля, а ещё это идеальная точка, чтобы отбить свой удел, потому как град Залидов стоял правом берегу Угры и охватывался землями Новосильского княжества с юга и севера. Я-то дурака не валял и тщательно собирал информацию про свой удел, не жалел гривн. На удивление, он оказался не завалящим огрызком земли вокруг Воротынска, а вполне приличным по площади, княжеством.

Начинаясь от впадения Жиздры в Оку, его южная граница удела шла от Перемышля до Волконы, огибая Любутский эксклав, что дядя за три копейки продал Брянскому князю. На западе же, ограничивался рекой Суходрев. Северная граница волостей пролегала по реке Протва от Лужи до самого Оболенска. По площади, добрая четверть Новосильского княжества, не считая нескольких удаленных волостей в окружении Смоленского и Московского княжеств. Очень