Прямые пути - Алексей Дуров

— Скорняцкой пахнет. Наверное, здесь охотники.

Охотой в Степи обычно промышляют самые бедные, у кого совсем маленькие стада. Степняки от нужды приходят в отчаяние, как и люди других народов, так что стоит ли с ними встречаться — могут принять по всем правилам гостеприимства, а могут ограбить и убить.

Объехав сопку, посмотрели издалека: один единственный войлочный шатер, не новый, но с виду добротный. И кони около него привязаны хорошие, стало быть — не бедные здесь охотники, можно их не бояться.

Первыми встретили собаки — крупные, пегие, охотничьей породы. Не лаяли, а с любопытством принюхивались, вертя хвостами. А потом и люди высыпали. Мужчина высокий и плечистый, женщина ему под стать, трое детей лет восьми-десяти — близнецы или погодки. На круглых обветренных лицах степняков — доброжелательное любопытство. Очень гостям обрадовались — завели в шатер, усадили на лучших местах, выставили на низкий столик солонину, зернистый белый сыр, холодную зайчатину, налили белого серебра — это особый степняцкий напиток из перекисшего кобыльего молока. Детям было скучно сидеть со взрослыми, и их отпустили играть наружу. Представились, степняка звали Тагин, его жену, естественно, Тагин-са, то есть «сила и жизнь Тагина». Оказалось, что хозяева — кочевые бортники, в теплое время разъезжают по степи с ульями, выбирая места, где много цветов. Последние лет двести у степняков это не менее почетное занятие, чем пасти лошадей или овец. А сейчас пчелы еще спят в ульях, и бортники занялись охотой, чтобы не скучать.

Да, небедные: в шатре вышитые коврики и подушки, столик работы мастера-столяра, на войлочной стене развешены клинки хорошей стали: «сосновая игла» и «крыло сокола». И домашняя одежда степняков — из тонкой ткани.

Не успели допить первые чашки, когда Тагин-са, гордо улыбаясь, внесла на деревянном блюде огромную вареную рыбину, распространявшую запах ароматных трав. У Реса аж слюнки потекли. Знают степняки, чем угощать побережников — жарить рыбу на углях, как надо, не приспособились, так придумали варить ее с травками, чтобы было, чем гостей порадовать.

Гостеприимство, пожалуй, сильнее всего объединяет людей степи и побережья, какой-нибудь равнинник не поймет, почему его, совершенно чужого человека, пригласили в дом и кормят самым лучшим, даже — специально для него приготовленным. Испугается и убежит. Или попытается заплатить хозяевам, тем самым их обидев. А вот Рес знает, что в оплату достаточно рассказать несколько занятных историй, и не видит в этом ничего особенного. Рассказал про южные моря — островные обычаи, коралловые рифы, морскую живность. Леск про несколько смешных случаев добавила. Не принято у степняков обсуждать важные вещи за едой.

Рес отогрелся, расслабился. Потягивал белое серебро и лениво раздумывал про обычаи разных народов. Да вот, хотя бы, в еде — тем же лунникам и лесовикам белое серебро кажется отвратительным потому, что из кобыльего молока. Тысячелетия рядом со степняками живут, и до сих пор не оценили. Лесовики на озерников косятся, что те белок едят. И слышат в ответ: «А сами-то речных крыс жрете!» Так и переругиваются соседи. Но сходятся в отвращении к любимой пище дельтовиков — крабам, ракам, креветкам. Дельтовики же готовы простить белок и водяных крыс, но не медвежатину — виданное ли дело, есть мясо хищника! У каждого народа найдется любимое блюдо, для других отвратительное. У предгорников улитки, у трехречников лягушки, у песковиков саранча и долгоносики. Равнинники очень гордятся, что их кухня никого не отпугивает, и совершенно зря — у кого-то коровы священные животные, потому запрещено есть говядину. Для других отвратительна свинина. Южным горцам верования позволяют есть что угодно, при условии, что оно взрослое, а детеныши, личинки, яйца, икра — под запретом. Был как-то случай: угостили горского посланника жареной свиньей мелкой породы, и пришлось долго доказывать, что это не поросенок. Если верить моряцким байкам, дикари-людоеды с дальнего юга, узнав, что кто-то где-то ест грибы, теряют сознание от ужаса.

Рес хотел сам пересказать эти байки, уже и рот открыл — как раз Тагин-са закончила рассказывать, как кто-то выставил на ночь сапоги из шатра, а в них заползли греться змеи. И вдруг Рес увидел самого себя со стороны — вот он сидит, уверенный такой, спокойный, щурится по-кошачьи, будто опять что-то задумал. Хочется к нему прижаться, обнять…

Рес перепугано вскинулся, облил себя белым серебром. Принялся отряхиваться, отчаянно стараясь придумать, как бы объяснить свой рывок. А Тагин уже обеспокоенно спрашивал:

— Что случилось?

— Да так… Вспомнил кое-что, — врал на ходу Рес. Не говорить же правду — она ж такая, что не поверят даже с твердыми доказательствами. А если поверят, то могут перепугаться, что в их душу какой-то чужак пролезет без спросу, еще и сам того не желая.

Леск смотрела нахмурившись и опять — колдовским взглядом. А кажется, будто ждет от Реса объяснений. Степнякам уж точно так покажется, а значит надо все-таки что-то сказать, иначе странными будут выглядеть отношения Реса и Леск. Да и степняков можно нечаянно обидеть недоверием.

— Мы в одном кабаке ночевали… — начал Рес. — На границе с Лунным княжеством…

— Забыли там что-то? — подсказала Тагин-са.

— Да, заплатить забыли! — ляпнул Рес.

— А-а! — протянул Тагин, смеясь одними глазами. Мол: не хочешь говорить, не надо, нам чужие тайны не нужны, своих хватает.

Тагин-са тут же рассказала забавную историю про охотника, как он забыл дома ловушки, а возвращаться нельзя — удачи не будет по расхожему суеверию. Охотник принялся кричать с двух перестрелов, а жена не расслышала, и принесла сапоги вместо ловушек.

Леск поглядывала на Реса вопросительно — значит, ничего страшного колдовским зрением не увидела. Уже хорошо.

Рес все не мог очухаться. После Императора, Тарджи, Панха и Квираса тоже долго отходил, но с ними он сливался полностью, аж себя забывал, а в душу Леск так, мельком заглянул. Однако увидел достаточно. Больше всего — как жена относится к нему самому, то ли потому, что как раз тогда она на него смотрела, то ли действительно так для Леск важен. Узнал, между прочим, что сначала ей не понравился. Нет, парень он видный, крепкий, ловкий, пахнет хорошо, но — мало этого, по крайней мере, для Леск. Ведь первый раз обратила на него внимание, когда ударил человека по голове рукоятью — разнимал драчунов на стоянке беженцев. Какая-то кумушка тогда неодобрительно пробормотала: «Таких на суше не хоронят», — что бы это ни значило. Присоединившись к беженцам, Леск мысленно разделила их на «испуганных» и «глупых» — которым не хватает ума, чтобы осознать происходящее и перепугаться. Рес испуганным не выглядел, значит — глупый. Вообще, казался «простым человеком» — насмотрелась Леск на таких, согласных убить за ведро рыбы, но не умереть за него. Помог с рассыпанными свитками, но ясно, зачем — соблазнить хотел. Еще и раззявой оказался — на нож наступил, из-за чего отбились от своих.